Чёрная смерть

Чёрная смерть пришла нежданно, Накрыла земли, всех разя. Жгла изнутри бесперестанно, Геенной огненной грозя. Молились, стоя на коленях, За души умерших своих. А Осмунд, хоть и был со всеми, Всё больше думал о живых. Любить монаху — грех смертельный, Но отрекаться не желал. Для душ искали все спасенье, А он любимую спасал. Котомку спорядил в дорогу, На плечи плащ накинул свой. Служить остался дальше Богу, Хоть к Ней он рвался всей душой. Молил дать знак, молил направить, И конный в тишине галоп Ответом стал: чужих доставить До злачных и опасных троп. С болотом рядом, у развилки, Под белокаменным крестом — Он так спешил, он рвался пылко С любимой встретиться тайком. Но нет её, лишь кровь на камне, Кобыла ниже по холму. Не уберег, на смерть отправил — Расплата за грехи ему. Завязан бой, Её убийцы Теснят к пещерам. Хруст и звон. Во сне такое не приснится, Осмунд разбит и поражен. Врага на силу сокрушили, Не без потерь — цена войны. Понуро ход возобновили, Ведь долг зовёт — они должны. Не до скорбей, хоть все в печали, В сердцах зияет пустота. Не то в краю чужом искали Во славу Господа Христа. Оплот последний — поселенье, Где правит балом некромант. Вокруг чума, огонь, мученье, А здесь же мир, добро и лад. В груди скребет червем опаска: Кто друг — не друг, кто враг — не враг. Здесь каждый сыт, одет, обласкан, И делят все один очаг. Вот среди них засел предатель: Безбожник, падший человек. Но не боец и не искатель Тот, кто лишь доживает век. Пропал огонь, запал душевный, Пропала вера — только боль. И выкрик застревает гневный В груди наедине с собой. Глотая слёзы, он без силы Ложится на дощатый пол. Ведь у любимой нет могилы, И Осмунд несказанно зол. Нехристианские терзанья Ложатся на сердце его. Он отбивает покаянья, Не замечая ничего. Но тень скользит меж лавок ветхих, У тени женское лицо. «Пойдём», — зовёт. За руку крепко Берёт и тянет на крыльцо. «Её нашли в лесу живою», — Бросает быстро на ходу. — «Мечтала свидеться с тобою. Иди туда, я подожду». Надежды робкие объятья Сжимают грудь тугим кольцом, Но саван нынче вместо платья, В крови разбитое лицо. А тень уж снова за спиною, И руки на плечи кладёт, И молчаливою стеною Стоит и терпеливо ждёт. «Ты не успел. Мне жаль. Уйдём», — Уводит из дому его. И слёзы падают дождём, Осмунд не чувствует того. «Я так любил… Но ведь грешно. В её Я смерти виноват!» «Любовь есть грех? Да нет, смешно. Из-за любви не сходят в Ад. Дождись ночи, увидишь сам, Как дар у сих земель велик. И здесь есть место чудесам Без этих ваших всех "Владык"». Так в полночь, в свете звёзд одних Идут по тайному пути… Любимая среди живых?! Как так могло произойти?! Ликует ведьма: «Смерти нет, В краю, где правит всем не Бог». Осмунд же катится в кювет, Бежит, не ощущая ног. Рвёт страх его на сто кусков: Нет, мёртвым ожить не дано! Мертвец от пары звучных слов, Не пробудится всё равно! Болото хлюпает вокруг, Тростник тропу скрывает зло. На холм ступив случайно вдруг Он видит, до чего дошло: Кресты. В крови. На них тела. От них, увы, осталось чуть. Их тоже вера привела, Сюда заказан вере путь. Мертвы. Распяты. Без голов, От смрада мертвецов тошнит. Молитвы нет: не хватит слов. Молитва здесь не защитит. Не некромант их главный страх — Погрязли Все в грехах и тьме, У Всех здесь кровь есть на руках — Отпор отчаянный чуме. Осмунд даёт себя поймать. Бежать бессмысленно — куда? Коль захотят его распять, Распнут без всякого суда. Его отряд отловлен весь, И в клети каждый словно зверь. Конец пути проходит здесь, Но ведьма отпирает дверь. «Иди, любимая вон там», — Бросает ласково почти. — «Будь с ней и приобщайся к нам. Без Бога счастье обрети». Терзает страх, ознобом бьёт: Как может только это быть? Любимая и правда ждёт? И правда может снова жить? Она жива, сидит в углу, О стену головой стучит. Вскочила, бросилась к столу, И то ли воет, то ль мычит. «Аврил, я здесь, я здесь! А ты? Ты понимаешь мир вокруг? Ты видишь, слышишь? Все мечты Реальны наши стали вдруг! Аврил?» — Но словно в никуда. Она всё мечется в бреду. Схватила нож. Удар. Удар. О стену. «Можно подойду?» Она дрожит, вбивая нож Все глубже в доски, их кроша. Жива, но не спокойна всё ж Её мятежная душа. Проклятье ведьмы — спорный дар: Пусть дышит, сердце пусть стучит, Но дух не под влияньем чар Стенает, вьется и горит. Не жизнь — обман, расплата — боль. Что супротив природы — грех. Непросто мёртвой стать живой. Наивно верил он в успех. «Аврил, услышь, Господь с тобой! Ты помнишь Бога? Вот он, здесь. Мне быть сейчас его рукой: Я не оставлю всё, как есть. За грех платить согласен я, С тебя ж снимаю все, ступай. Я ведьме не отдам тебя. Прощай, любовь моя, прощай». Баюкал на груди своей Ревущий зверем хрупкий ком. Шептал слова свои он ей, А сам тянулся за клинком. Один удар, сквозь слёз поток, Меж рёбер, сталь вошла легко. Осмунд лишь знал — не одинок, Поддержит Бог, коль нелегко. Он помнил: не окончен бой, Ждёт смерть от рук еретиков. «Мы скоро свидимся с тобой. Чуть подожди, моя любовь». Глотая слёзы, как нектар, Как символ верности Творцу Он встал, в груди горел пожар, Стекая лавой по лицу. На руки, как святыню взял С благоговением Аврил. Ту, чьей душе спасенье дал Кого он всех сильней любил. За шагом шаг, как по стеклу, Как будто ноги в кровь избил. Воздав Создателю хвалу, Меж всеми тело опустил. «Аврил у Бога, как и я. Распни, но я не отрекусь. Бессмертная душа моя Чиста. Тебя я не боюсь!» Смотрела долго в тишине, В глазах его искала страх. «Избей, живым он нужен мне», — Затем воскликнула в сердцах. Удары Осмунд пережил, Телесной боли не страшась, И пусть в крови теперь он был, В душе лишь крепла с Богом связь. Его товарищей ждала Судьба во много раз страшней, Но вера в душах их жила — Достойно уходили с ней. Вот командир, его черед. У ведьмы новая игра. И конюх лошадей ведёт. «Свяжите руки уж. Пора». Растянут между двух столбов, А кони лишь команды ждут. «Отринь Творца и будь таков». «Нет, лучше встретимся в Аду!» Глас командира не дрожит, Хоть лошади уж жилы рвут. «Никто от правды не сбежит. Пусть мне рубаху разорвут!» Под мягкой тканью язв гряда. Чума. Он нёс её с собой. «Убить его!», — дрожит тогда У ведьмы голос волевой. Лошадки в стороны что сил, И крови брызги на траву. То остудило ведьмы пыл. «На том я казни перерву». И медленно, затем быстрей, Она к болотам отошла. А Осмунд бросился за ней, Ему вдруг правда снизошла: Боится ведьма умирать, Не в силах от чумы спасти. Решает он её догнать, К суду колдунью подвести. В деревне уж свои разят, Освободились — и вперёд. Глаза решимостью горят — Никто от мести не уйдёт. А Осмунд в лес, да в тростники. Туман молочный над землёй. «Боишься? Выйди и прими Против меня последний бой!» В ответ лишь смех со всех сторон. «Я ль ведьма? Кто тебе сказал? Клочок земли сей защищён, Болотом, только лишь. Ты знал? Знал, что земля не отдаёт Обратно мертвецов своих? Лишь пробуждает тех, кто пьёт Для сна микстуры. Знал таких? Ах да, одну ты час назад Любезно Богу преподнес! Низверг бедняжки душу в Ад, Тут, видишь ли, какой курьез: Проспаться час, и ясный взор Вернулся б к деве, но увы — Поверил в магию, вот вздор! Пошёл на поводу молвы. Убил. Любимую. И кто ж Из нас сильнее виноват? Коль веришь в Бога, то поймешь, Обоих ждёт с тобой нас Ад». «Ты лжешь!», — кричит он в пустоту, Но знает в глубине души: Права — убил он лично ту, Ради кого отдал бы жизнь. «Поплатишься за свой обман!», — Рычит он, яростно и зло. Вокруг же вновь один туман, Следы уж ведьмы унесло. «Найду». — Играет сталь в глазах. — «Убью мучительно, клянусь». В Осмунде медленно монах Сгорает. — «Знаю, доберусь…» В пылу огня, в накале гнева Охотник с пепла восстает. Он станет новым Гласом Неба, Он отомстит, он всех убьёт! А вот покой ли обретёт — Тот знает, кто его ведёт.