Крысиный яд

Семён: Маха! Семён: Маха, где ты? Иди сюда, моя хорошая!       Откуда-то снизу донеслось. Маха: Мур-р-р.       А в ноги сзади ткнулось что-то мягкое и тёплое. Семён: Так вот ты где!       Кошка потёрлась о мою ногу и ещё раз муркнула, как бы говоря: «Ну конечно я здесь, глупый Человек». Я осторожно взял её и посадил к себе на колени. Маха сразу же начала «топотать», выпуская когти, и делать головой бодающие движения: «Гладь и чеши!». Я послушно запустил пальцы ей в шёрстку за ухом. Семён: Маха, у нас сегодня очень важный день. Ты это хоть понимаешь, пушистая твоя башка?       Маха заурчала от удовольствия и зажмурила глаза — знак высшего доверия. «Понятно всё с тобой, гедонистка ты несчастная. Ты доверяешь своему Человеку, а значит, ему и решать. И знать ничего ты больше не хочешь. Хорошая позиция, ничего не скажешь».       А я до дрожи во всём теле боюсь потерять тебя, маленький пушистый комочек, единственное живое существо на свете, которое меня любит. Свою, наверное, единственную находку в долгой череде потерь.       Память услужливо достала с дальней полки хрустальный шар с нужным воспоминанием.       Было то самое мерзкое время года, когда поздняя осень мешает снег в коктейле из дождя и грусти, а жёсткий ветер с залива заставляет деревья терять последние листья. Котёнок сидел прямо посередине тротуара, даже не пытаясь спрятаться от дождя и ветра в каком-нибудь укрытии.       Совсем ещё маленький, комочек мокрой шерсти спутанной клочками. Он смотрел на нас и хрипло мяукал…       На нас? Да, конечно, со мной была девушка, мы шли ко мне домой. Её звали… Смешно, я даже не могу вспомнить теперь её имя. В памяти всплывают зелёные глаза, застенчивая улыбка и собранные в «лошадиный хвост» каштановые волосы. Впрочем, не важно, она всё равно пропала через три дня после того случая. «Итак, котёнок».       Жалость к беззащитному, приговорённому на смерть существу, сжимала горло в комок, но разум выстреливал бронебойные аргументы. «Куда мне его брать? Это же ответственность — чужая, пусть даже вот такая маленькая, короткая жизнь. А я даже свои-то проблемы решить не могу».       Пройти мимо, ещё пару дней помнить о своём поступке, как о чём-то стыдном, позорном, а потом прочно забыть. Всех не спасёшь. «Прости, малыш, у каждого своя Дорога».       Но в этот день, как потом выяснилось, моя судьба обернулась той полузабытой девушкой и преподнесла мне маленький подарок, видимо, решив слегка обнадёжить, прежде, чем ударить побольнее в очередной раз. Девушка: Сёма, давай возьмём маленького? Котёнок: Мя-а-у.       Мы успели отойти на несколько шагов, и котёнок приплёлся за нами, сел у ног. Семён: … «Чёрт, как же я забыл её имя? Пусть будет Лариса. Да, я почти уверен, её так и звали.» Семён: Ларис, ну куда? Я о себе-то позаботиться не могу. И потом, посмотри. Он весь какой-то драный, ещё, небось, лишай или чего похуже от него подцепим. Блохи опять же. Девушка: А мы его ветеринару покажем, может, ничего страшного и нет.       Я решил схитрить, скорее чтобы обмануть свою совесть. Мол, видишь, я даю малышу шанс. Семён: Хорошо, давай так. Если он пойдёт за нами и доберётся до подъезда, тогда возьмём. «Ну и сволочь же я. Кого я обманываю? Тут же минут двадцать ходу, а бедолага не осилит и ста метров.» Девушка: Хорошо! Договорились!       Лариса радостно улыбнулась, отчего мне стало вдвойне стыдно и противно за свой обман.       Малыш, кажется, понял, о чём мы. Он плёлся за нами на своих кривых лапках, плакался хриплым голоском на кошачью судьбу, но не отставал. Наконец, когда до подъезда было уже совсем близко, котёнок потерял последние силы. Он сел прямо посередине лужи и отвернулся от нас. Отвернулся потому, что потерял всякую надежду. Он же не знал, не понимал, что до тёплого жилища и свежего молока ему оставалось всего ничего. «Ну уж нет, не распоследняя же я сволочь». Семён: Ладно. Вы победили. Я пошёл за полотенцем, а ты лови такси. Везём этого засранца в ветлечебницу, а там посмотрим, что с ним делать.       Девушка ахнула, чмокнула меня в щеку и присела над котёнком, не решаясь, впрочем, взять его в руки. А я поплёлся в квартиру, проклиная свою мягкотелость и уже слегка жалея о хорошем поступке.       В дверях подъезда я столкнулся с соседом с первого этажа, Иванычем. По имени его никто и не звал. Иваныч и Иваныч. Был он невысокого роста, всегда с папиросиной во рту, весь какой-то корявый, с глазами, смотрящими на мир подозрительно, с прищуром. Не знаю уж, с какого перепугу, но он почему-то возомнил себя управдомом. Может оттого, что у него были ключи от подвала? Не знаю. Всё, что он делал, это травил мышей, да периодически собирал деньги на отраву и мышеловки. Иваныч: Во! А это что ещё за уродец? Да он лишайный что ли? Такую заразу надо топить, тем более, всё равно не жилец. Сейчас, у меня тут ведро в подсобке… Бабка: Ай и сходи, сходи, миленький. Только лишая нам тут и не хватало.       Подхватила бабка из пятьдесят пятой, сидевшая на скамейке под козырьком подъезда. «Да я вас самих утоплю сейчас».       Я круто развернулся. Поднял котёнка из лужи и устроил его под курткой у себя на груди, оставив ему снаружи только нос. Впрочем, и нос котёнок сразу спрятал в тепло. По груди и дальше по животу у меня потекло. «Только этого не хватало, обделался он что ли?»       Я провёл пальцами под курткой, понюхал. «Да нет, просто холодная осенняя вода из лужи. Спасибо и на этом».       К моему удивлению, ветеринар не нашла у малыша никаких страшных болезней, кроме рахита, плохого обмена веществ и сильного истощения. Ничего заразного или смертельного. А ещё определила пол «ребёнка» — девочка.       В аптеке, в этом же здании, мы получили капли от рахита, Китикет и все, необходимые для комфортной кошачьей жизни, принадлежности. Лора за свои деньги взяла игрушку — плюшевую мышку на ниточке. Помню, я обрадовался. «Может быть, общая забота нас сблизит, и мы какое-то время будем вместе?»       Ещё одна маленькая надежда, которая оборвалась, как и та нитка у мышки, на третий день. Глупое сердце. Она ушла, как и другие, которые были и до, и после неё.       А вот Маха осталась. Маха — так мы назвали нашего найдёныша. Впрочем, обо всём по порядку.       Ну что же, уютный кошачий домик был установлен в тихом углу комнаты. Я где-то читал, что из своего убежища кошка должна иметь хороший обзор, контролировать всё происходящее на своей территории. Из этого и исходил. Две новенькие миски наполнены соответственно богатым минералами кормом для котёнка и водой. Кошачий туалет тоже нашёл своё место в ванной комнате. Маха обстоятельно осмотрела, обнюхала свои владения и явно одобрила.       Однако в первую же ночь маленькая начала плакать и проситься ко мне в постель. Запрыгнуть на кровать сама, она была не в состоянии то ли по причине маленького роста, то ли от недостатка сил. «Ну прямо, как маленький ребёнок». Подумал я. Хотя, откуда мне знать? Я же никогда не имел детей. Пришлось брать её к себе. «Ладно уж. Вот, спи рядом.»       Но Маха тут же перебралась мне на грудь, носом почти упёрлась в подбородок и довольно заурчала, засыпая. В моей душе такой же маленький, одинокий котёнок в ответ умиротворённо вздохнул и немного поворочался, устраиваясь поудобнее. Впервые за долгое время, мне стало не так одиноко. Я, наконец, заснул, наказав себе перед этим не менять позы и даже не шевелиться, чтобы не беспокоить малютку.       Так и закончился первый день это странной дружбы двух покалеченных, но недобитых существ.       Махой котёнка нарекла та девушка, а я ещё долго звал пушистый комочек «Пылесосом». Причина была проста — малышка слизывала с пола абсолютно все крошки съедобные и несъедобные, даже когда была сыта.       Однако время шло, шёрстка у маленькой отросла, стала густой и блестящей. То ли капли помогли, то ли просто нормальное питание, но от рахита тоже не осталось и следа. Маха превратилась в молодую кошечку, симпатичную, умненькую и, на удивление, не конфликтную. Ни одной лужицы на ламинате, не считая первых дней, ни одной разодранной мебельной обивки. Когти точились исключительно на специально купленной для этих целей «дралке» и больше нигде.       Вообще-то, я не совсем уж новичок в обращении с кошками. В детстве у меня был котёнок Тишка. Он никогда не уставал от игр, а дрался всегда самозабвенно, по-настоящему. Результат — мои постоянно вдрызг расцарапанные руки. У него была одна страсть — ходить по перилам балкона. Я каждый раз замирал в ужасе, не зная, что делать — как снять его так, чтобы не спугнуть и не дать сорваться.       Но неизбежное случилось. Он погиб, прыгнув в бесконечность за пролетавшей мимо птичкой. Тогда, первый раз в жизни, я столкнулся со смертью. Она прошла совсем рядом, только слегка задела своим белым саваном, забрав моего неутомимого напарника по играм и шалостям. Но я до сих пор помню тот свой первый страх перед ней, то чувство, тянущее душу по капле и заставляющее плакать от осознания неизбежности конца.       Поэтому, любовь Махи сидеть на подоконнике и наблюдать за происходящим на улице, я вовсе не приветствовал, но и запретить не мог. Всё, что я мог тут сделать — всегда держать окна закрытыми. Однако Маха, хоть и проявляла интерес к событиям за окном, но не пыталась сотворить что-то безумное. Возможно, потому, что девочки по своей природе осторожнее мальчиков? Не знаю.       Маха всегда провожала меня, когда я уходил на работу. А вечером неизменно встречала. Забиралась на колени, топталась лапами, мурчала — «Чеши меня здесь и здесь!» И я прекрасно понимал, что она хочет. Конечно же, очень приятно, когда тебя чешут за ухом. Но главное ведь не это! Главное — внимание. Главное — выслушать и быть выслушанным. Пусть и говорим мы на разных языках. Жаль, люди не понимают таких простых вещей. Ну и ладно, проживём и без них. «Правда, Маха?»       Так и протекала наша размеренная жизнь.       Беда пришла, как всегда, оттуда, откуда не ждали.       Однажды вечером, когда я, как обычно, сидел за компьютером, Маха принесла и положила к моим ногам задушенную мышку. Всем своим видом моя девочка показывала: «Вот, смотри, Человек, я тоже приношу пользу нашему дому — добываю еду».       Я, конечно же, расхвалил и нагладил храбрую охотницу, а потом, украдкой, спустил мышь в унитаз. Да и забыл о случившемся.       Но, через пару дней, Маха не встретила меня у дверей. Миска с едой тоже оказалась нетронутой. Я нашёл свою верную подругу, лежащей в комнате на полу. Она с трудом поднялась, муркнула, потёрлась о мою ногу, а потом снова легла. Я присел рядом с кошкой. Семён: Что случилось, милая? Ты заболела? Маха: Мур-р-р «С виду вроде всё в порядке. Хотя, как тут понять?» Семён: Ну, лежи-лежи.       Я присел за компьютер и на какое-то время забыл о кошке.       Очнулся, когда Маха начала «перхать», как будто пытаясь срыгнуть комочек шерсти. Я вздохнул и привычно пошёл на кухню за салфетками и тряпкой. А когда вернулся… «Что там, у неё возле мордочки? Господи, да это же кровь! Кровь вперемешку с какой-то жижей».       Маха приподняла голову, муркнула и обвела комнату мутным, безразличным взглядом. Я увидел, что кончики вытянутых лап у кошки мелко дрожат. «Это судороги?»       На несколько секунд меня парализовал страх и чувство непоправимости случившегося. Семён: «Нет, не-ет! Только не это!»       Оцепенение сменилось неприятием, отказом принять действительность. Боль заставила действовать. «Бороться, бороться до последнего!»       Я зацепил с вешалки пальто и шапку, сунул голые ноги в ботинки. Кинулся в комнату, бесконечно бережно поднял Маху и завернул её в плед. «Держись, девочка, только держись!»       Кинулся вон из квартиры.       Я не помню дорогу до клиники. Не помню, как ловил такси, как ехал. В памяти осталось, как бежал по мокрому снегу с Махой на руках и мысль, застрявшую тогда в голове, простую и короткую, как мантра. «Только бы было открыто, только бы было открыто».       Клиника работала.       Я сижу в приёмной. В ботинках на босу ногу тает снег. А Маха моя за стенкой, под капельницей. Все нужные анализы взяты. Мы беседуем с врачом, молодой симпатичной девушкой и ждём результатов. То, что она хорошенькая, я заметил позже, а тогда меня душили сомнения. «Да она совсем зелёная, неопытная. А нам нужен лучший врач, лучший!»       Доктор сверилась с карточкой. Доктор: Семён Сычёв. Рада познакомиться. А меня зовут Мария Петровна. Можно просто Мария. Я буду лечить вашу питомицу.       Она опять заглянула в анкету. Доктор: Маху. Доктор: Симптомы с большой вероятностью указывают на сильное отравление. Скажите, Семён, не могла ли ваша кошка недавно съесть что-то странное? Семён: Да нет. Откуда? Мы из дома-то не выходим. А в миске у неё всегда свежая вода и питьё. Доктор: А может ваша охотница приносила мышку? Семён: Да! Верно! Была мышка, была!       Я посмотрел на доктора и снова опустился на стул. Семён: Извините. Доктор: Ничего.       Мария встала и стремительно вышла в смотровую. Через приоткрытую дверь я услышал. Доктор: Юля, филлохинон, шесть миллиграмм внутривенно! Голос: Опять крысиный яд, Мария Петровна? Доктор: Очень вероятно. Не будем рисковать, начинаем лечение прямо сейчас. Голос: Поняла. «Крысиный яд. Сосед. Убью суку, придушу голыми руками». Семён: Выходит, мою девочку отравили? Доктор: Ну, не совсем так. Современные яды настолько сильные, что достаточно укусить отравленное животное — мышь или крысу, чтобы получить тяжёлое отравление. Если бы ваша кошка съела яд в чистом виде, то шансы на выздоровление были бы невелики. Ну, а так, вероятность положительного исхода в районе… «Не хочу! Я не хочу слушать про все эти ваши проценты и вероятности! Мне просто надо, чтобы Маха жила. Чтобы жила…» Доктор: Конечно, сильно влияет, как быстро пациент получит лечение. Тут важен каждый час.       Слова резанули по живому. Я вспомнил, сколько времени потерял. Сидел в идиотском дваче, а Маха умирала в это время у моих ног! Доктор: Семён. Мы сделали всё, что смогли. Ввели антидот, сделали переливание крови, продолжаем давать лекарство внутривенно. Состояние тяжёлое, но стабильное. Теперь только ждать. Доктор: Уже поздно. Вам тут нечего делать. Идите домой. Поверьте, о вашей любимице позаботятся. Семён: Да, конечно. Извините.       Я вывалился на улицу. «Куда идти?»       В пустую квартиру возвращаться не хотелось совершенно. Я бы, наверное, ещё долго мотался по улицам, если бы ледяная вода в ботинках не заставила меня трястись от холода. Не помню, что я делал, когда вернулся домой и как в конце концов, заснул.       На следующее утро, за полчаса до открытия клиники, я уже топтался у них на крыльце.       А вот и Мария спешит на работу в симпатичной приталенной шубке. Увидела меня, улыбнулась. Мария: Хорошие новости, Семён! Пока ещё рано говорить, но, думаю, Маха пошла на поправку!       Я схватил Марию в охапку и закружил по свежему снегу. Семён: Спасибо, доктор, спасибо!       Ещё секунда, и я бы расцеловал зарумянившуюся Машу в обе щёки. Семён: Ой, простите, Мария.       Я аккуратно поставил девушку на ноги и разомкнул объятья. Мария: Ничего, я понимаю. Пойдёмте, посмотрим на нашу больную. Понимаете, самое важное при таком отравлении — не потерять животное в первые часы… Мария: Вот видите, спит ваша девоч… кхм… Маха. Все показатели пришли в норму. К обеду снимем капельницу, а вечером сможете забрать её домой. Семён: Понял. Во сколько быть? Мария: Быть? Ну, приходите после пяти.       В «пять-ноль-одна» я снова был в клинике. Маха дремала, уютно свернувшись в клубочек в небольшой, но персональной клетке. Увидела меня, потянулась, сразу пошла на руки. Муркнула, заглянула в глаза: «Ты где пропадал, мой Человек? Меня тут мучают, ты в курсе?» Мария: Семён, это очень важно. Вот эти капли нужно давать Махе на язык каждый день. Я знаю, что вы не забудете, но обязана объяснить. Ещё месяц её организм будет не в состоянии самостоятельно вырабатывать витамин К-один. Отметьте на календаре дату и прекратите лечение через тридцать дней. Внимательно следите за животным. При малейших подозрениях — сразу к нам. Вот моя визитка, тут все телефоны.       Девушка улыбнулась. Мария: Включая домашний. Звоните, не стесняйтесь. Айболит придёт на помощь!       Мы с доктором распрощались и, возможно мне показалось, или на самом деле, между нами промелькнула искра взаимной симпатии.       И вот, сегодня как раз тот — тридцатый день. И я сижу на кухне с Махой на коленях и неполным пузырьком лекарства в руке и не могу решиться. В голову лезет всё то, что я узнал про отравление крысиным ядом, когда копался в сети в первые дни лечения. Внутренние и внешние кровотечения, анемия, судороги… «Нет, так нельзя. Я просто должен».       Я поднялся, осторожно опустил кошку на пол и задвинул склянку в дальний угол верхнего шкафчика. Семён: Ну что, Маха, пойдём смотреть Дискавери? Сегодня там твоё любимое — тигры! Маха: Мур-р-р.       Мы мирно устроились на диване и уставились в «зомби-ящик».       Уснул. По телику уже какой-то древний сериал, а Маха… «Махи рядом нет!» Семён: «Маха!»       Я бросился на кухню. «Вот она!»        Кошка лежит, вытянувшись в струнку, на диванчике, как и в ТОТ раз, а под ней…       А под ней на полу красная жижа. «Не-ет! Только не это! Господи, пожалуйста, не-ет!»       Включаю свет, тянусь к своей малышке…       Под ногами хрустит разбитое стекло. «Да это банка с клюквой разбилась! Маха, наверное, хвостом смахнула, когда укладывалась. А я и не услышал». Семён: Махочка, ты как?       Поднимаю кошку на руки, подношу прямо к глазам. Укладываю на колени, проверяю дёсны. Всё в порядке, ложная тревога. Маха лениво открывает один глаз, разочарованно мурчит: «Что, меня даже не накажут?» Семён: А знаешь, Маха, я вот думаю, не навестить ли нам завтра Марию? Как раз и повод есть. А там может быть, чем чёрт не шутит, я приглашу её на кофе?       Кошка молчит, пригревшись у меня на коленях, но в её глазах я вижу ответ: «Давно пора, дурачина!»