Два вальса, соч. 69

      И вдруг ты понимаешь, что стоишь под дождём и вся твоя жизнь изломана.       Невероятно.       Боль давила, давила несправедливость. «Почему?», — спрашивала в пустоту Тина. «За что же, за что, Мерси Льюис? Что я сделала не так? За что такое жестокое наказание. Почему, почему так бесчеловечно?»…       Она сжимала бокал в руке, сдавливая его холодными пальцами, и беззвучно рыдала, некрасиво кривя лицо в гримасе боли и отчаяния. Беззвучно, потому что боялась разбудить сестру, спящую в соседней комнате. Беззвучно, потому что голосом здесь было все равно не помочь.       Квинни. Кажется, она приехала вчера вечером, а может быть сегодня утром? Тина так была сосредоточена на том, чтобы не выдать ни одну свою эмоцию, ни один фрагмент мучающих ее мыслей, что совершенно отключилась от происходящего вокруг.       Нет. Сейчас она не могла признаться никому, кроме себя. Не могла, просто не могла признаться перед кем-то ещё, что совершила такую чудовищную ошибку. Что снова поддалась надежде и, как оказалась, не заметила, не поняла очевидного.       Боль приходила накатами, и оттого было особенно тяжело: только становилось легче, только становилось все равно, как беглая мысль поражала в грудь и цунами снова обрушивалось на голову. Поэтому она заставляла себя плакать. Опрокидывая в себя очередную порцию огневиски, Тина плакала ещё и ещё. Она хотела выдавить со слезами сейчас так много, как только может, чтобы избавить свое сердце от тяжелого груза разочарования.       Она не хотела больше никому доверяться. Она не хотела больше влюбляться. Она не хотела больше, чтобы её сердце, её душу кто-либо когда-либо трогал. Никогда. Сейчас казалось: никогда. Ни одна душа не имела больше права. Ведь так проще: не испытывать больше радости, чтобы больше так не страдать, не корчиться от боли в сумерках кухни со стаканом алкоголя в руке — потому что иначе не справишься, потому что иначе просто страшно: не знаешь, что там, за краем этой бездны, если не держишься за стекло стакана.       Часы на кухне показали два, и Тина почувствовала, как с последним глотком огневиски, наконец, стало легче. Душа онемела и перестала выть волком на луну.       — Пора и честь знать. — Медленно поднимаясь со стула, опираясь рукой о стену, сказала шепотом себе Тина. — Ты выкарабкаешься, Голдштейн. Ты же Голдштейн — а значит, у тебя получится. Получится же? Получится.       Короткий монолог с собой вселял больше уверенности. Будто в комнате, помимо Тины, был ещё кто-то, кто хорошо понимал её ситуацию. Потому что сейчас она скорее наступила бы себе на горло, чем смогла рассказать хоть кому-то. «Время лечит, »  — знала Тина. — «Время исправит, нужно только потерпеть. Сжать зубы, зажмуриться, напрячь кулаки и… подождать».       С алкогольным туманом в голове она быстро забылась, стоило добраться до кровати с четкой мыслью о том, что с нового дня она будет просто обязана занять свой вечерний досуг, чтобы оставить как можно меньше времени на ненужные женские переживания.       Самоубеждение — сильная вещь. И Тина училась ею пользоваться. У неё, кажется, даже получалось.       Сегодня она сдавала важный экзамен: ей предстояло лицом к лицу столкнуться со своим страхом. С проблемой, которую она топила в огневиски все свои выходные — ничего не скажешь, достойный конец недели и полноценный отдых — и сейчас должна была проверить на прочность стену собственной выносливости.       Она ожидала увидеть в глазах Тесея страх или раскаяние. Что-нибудь, что выдаст в нём сожаление по поводу её разбитого (ведь разбито же?) сердца. Но каково было её удивление, когда Скамандер, может быть, чуть осторожнее обычного, но с прежней теплой улыбкой поинтересовался, как её дела.       «Спроси свою жену, » — отвечала она мысленно, выпуская шипы. Но тут же корила себя за излишнюю колкость. Потому, обернувшись вместо иголок лишь прочным панцирем, она легко парировала и отшучивалась от любого брошенного Скамандером вопроса. Ей не хотелось давать ему понять, что её ранил их последний разговор. Ей не хотелось, чтобы он видел это в её глазах. Не хотела оказаться для него слабой, не хотела, чтобы он подумал о том, что есть на самом деле. Ни к чему это было ему знать.       Сжав кулачок, Тина держала себя в руках. Как сильный аврор и сильная женщина, она не могла позволить себе упасть. Она через боль шла дальше. Лишь жалела о том… о том, что так удачно складывавшаяся нить оказалась призрачной паутиной. «Если бы я знала, » — часто думала Тина, — «если бы он хотя бы словом обмолвился, если бы хотя бы упомянул… Все сложилось бы для меня иначе. Я бы никогда не зашла так далеко».       Но поздно было кусать локти. Партия была начата, и сейчас был ход Тины, где на шахматной доске судьба её короля зависела только от неё. От того, сможет ли она справиться.       Она думала, тем днем все кончится. Ослабнет натиск внимания и нежности, которые исходили от Скамандера совершенно внезапно и непонятно Тине. Но она ошиблась: Тесей не менялся. И не изменял себе. Однако, решимость жила в Тине, и ей не хотелось снова реветь.       Меж тем, дело, справедливо окрещенное «делом Сотбис», мелкими шагами продвигалось, и Тина была рада ему так, словно это была корочка хлеба для голодавшего. Работа всегда помогала — Тина хорошо это знала — и она нырнула в неё с головой.       Зацепка после визита в Сотбис уже под своим лицом придала делу новый поворот, однако, как сегодня поняла Тина, увела расследование абсолютно в другую сторону. Гонясь за рыбкой побольше, они поймали на крючок совершенно другую: мелкую. Сотбис действительно баловался сбытом краденого, но объемы операций были настолько несущественны, что они с Тесеем решили передать это в соответствующие органы и вернуться к началу.       Главный хитрец, умыкнувший настоящую карту из-под носа Министерства, все ещё оставался в тени.       — Мистер Скамандер, я записалась в клуб. — С кроткой, но доброжелательной улыбкой Тина продемонстрировала Скамандеру буклет, на котором грациозные волшебник и волшебница сражались на дуэли.       — Дуэльный? — Чуть приподнял брови Тесей, отвлекаясь от своих дел.       — Да. Помните, мы говорили о нем. Думаю о том, чтобы усовершенствовать свои навыки. Никогда не знаешь, какие заклинания тебе понадобятся. Начало, к слову, в половину шестого… Вы не будете возражать, если я не буду задерживаться?..       Тесей чуть нахмурился, ища что-то взглядом на столе. Тина волновалась, вкрадчиво вслушиваясь в его молчание. О чем он сейчас думал?..       — Ничего не обещаю. Ты знаешь, ведь твой график ненормированный, — нарочито серьезно сказал Тесей, но Тина чувствовала в его голосе легкую тень обиды. Мальчишеской… Хорошо скрываемой. И осознанной.       — Да, конечно, — спешно заверила Тина, — если будет что-то срочное, я обязательно задержусь.       На этом разговор окончился, и каждый стал думать о своем. Тина думала о том, что поступает правильно. И её сердцу стало намного легче.       В первый день ей удалось ускользнуть с работы минут за пятнадцать до начала занятий в Клубе. Скамандер, будто бы пойманный врасплох, ничего не сказал ей на прощание, молчаливо кивнув. Тина не любила видеть его таким… в таком настроении. Всякий раз ей хотелось что-то сделать для него, как-то помочь, сгладить его тоску… Но в этот раз она одергивала себя, вновь и вновь говоря себе: «У него есть жена и скоро будет ребёнок, а это значит, что он справится сам. Большой мальчик. И ни к чему его жалеть». Но сердце, упрямое и глупое, тихонечко ныло о своем… Ныло о том, что сегодня они поговорили о той книге, которую Скамандер прочитал по её совету, и о том, как он угощал её волшебными конфетами с начинкой из огневиски, и о том, как они смеялись над всякой ерундой, воображая, будто от конфет можно опьянеть.       В Дуэльном клубе Тину встретило прежнее смущение при визите в новое, незнакомое общество. Стеснительно снимая пальто, она смущенно улыбалась присутствующим. И с радостью отметила, что не стоило волноваться о том, удастся ли ей влиться в новый коллектив абсолютно незнакомых людей: здесь царила абсолютно непринужденная обстановка, созданная учителем так, чтобы все чувствовали себя комфортно. Тине повезло — она успела почти что к началу курса, и потому в новом потоке сразу же познакомилась с приятной волшебницей Мэри, которая волновалась ещё больше Тины, и тем самым помогла ей немного успокоиться.       Вечером, падая на подушку с массой новых впечатлений и желанием и дальше заниматься в Клубе, Тина совсем забыла о Тесее.