Второй четверг месяца

Эмили сдувает с лица прядь и трет уставшие воспаленные глаза. Голова тяжелая после двух с половиной часов сна, но больше он не идёт — просто ни в одном глазу. Эмили садится, спуская босые ступни на деревянный пол, и зябко ёжится, поджимая пальцы ног из-за гуляющих сквозняков. Как же глупо, в самом деле. Сдача проекта через две недели — Эмили вперяется взглядом в только-только задающийся за окном рассвет — но нервы уже сдают. Эмили не отрицает очевидного, время, когда она обманывала себя в таких вещах, давно прошло. Колени подрагивают — и Эмили не имеет ни малейшего понятия — от холода это или нервное. И, наверное, даже не хочет знать. Солнце едва-едва выглядывает из-за горизонта, когда она, сунув ноги в мохнатые тапочки с мордашками корги — очередная придурь в лучшей манере Джордана Джея — плетется в ванную. Спустя целую вечность отмокания под душем и маску для лица с охлаждающим эффектом Эмили, наконец, выбирается оттуда. Её комната в кампусе, доступная всем ветрам — арктическим и не очень — встречает её льдами Антарктиды и разрывающимся от уведомлений телефоном. Эмили не строит иллюзий, хотя с подачи определенного человека и ведет аккаунт в инстаграме со своим творчеством, вряд ли это её работы получили всеобщее признание и разрывают её телефон на части. Это Джордан — Эмили тепло от мысли о том, что он не забывает о ней — и он спамит ей в личку бесконечным количеством сообщений. Эмили могла бы сказать: «черт возьми, я могу узнать о твоей жизни из любой соцсети, в которой ты есть, прекрати», но то, что есть между ними сейчас — доверие, поддержка, участие, явно не вписывающиеся в случайное знакомство знаменитости и девчонки, которая его подвезла — не то, что она хочет разрушить грубыми словами. Попытки отрицать, преуменьшать значение — это попытки Эмили защититься, но, правда, в том, что защищаться не от чего. Не теперь — спустя километры чата в мессенджерах, многочасовых разговоров и всевозможных способах не терять связь. Поэтому Эмили закутывается в одеяло, пряча в него половину лица вместе с наползающей на губы улыбкой, и принимается отвечать на три десятка сообщений кумира миллионов, среди которых жалобы на плотный и вообще ужасный график, знаменитостей и с десяток фотографий — сплошь селфи и интересные стрит-арты. Последние, надо признаться, злят девушку куда больше бесконечных снимков мордашки Джея — как будто мало того, что он смотрит на неё с каждой листовки и баннера, которые просто в е з д е — это чистой воды вызов и провокация. Она игнорирует их с показным равнодушием — рассматривает в мельчайших деталях, размышляет над концепцией и техникой исполнения, потому что Джордан умеет находить действительно стоящие и незнакомые Эмили вещи. И она готова признать, что упрямится. Девушка привозит с собой добрую половину работ, которые хранит в большой коробке под кроватью. В ней макеты и разработки того, что способно ожить только на улицах города — и хотя буквально каждая из работ в стиле стрит-арта, оказавшаяся в портфолио, получила признание и одобрение со стороны комиссии, это нисколько не прибавляет ей уверенности. Эмили признает, что упрямится. (Но делает это только про себя). Сказать об этом Джордану — кричащие билборды, первые строчки чартов и «трендов» во всех соцсетях — что ей банально страшно, до гулко стучащего сердца и потеющих ладоней, не хватает духу. Джордану Джею, который идет наперекор матери и всему миру, выбирая песни не из списка нравящихся девочкам-подросткам, а потом и вовсе берущему уроки по написанию и сведению музыки. Эмили не может сказать ему — человеку, рискнувшему многим ради самовыражения и желания донести что-то важное до других — что она струсила. Поэтому она делает вид, что для подобного поведения — отмалчивания, игнора и перевода тем — у неё есть веские причины, но всё сложно, и сложно настолько, что не следует объяснять. Эмили думает, что это чертовски глупо, проводя время до начала занятий за очередной работой в своем излюбленном стиле. До сдачи проекта ещё две недели, и если потребуется, преподаватель даст ещё время — и поэтому она не проводит за ним ни единой лишней минуты. В её голове уже есть картинка, не проекта, из-за которого плохо спит, а очередного стрит-арта: темный силуэт на сером фоне, золотые брызги вокруг и алый — стекающий с ладоней незнакомца. Она точно знает, куда бы вписалось то, что так ярко видит в собственной голове — знает, но продолжает творить только на бумаге. Эмили сдувает с лица прядь. Очередная работа отправляется в коробку под кровать, очередное сообщение о начавшемся массовом налете стрит-артеров на нью-йорские улицы остается без ответа, очередное утро Эмили начинается с горчащего эспрессо и самообмана. Следующие четыре дня Джордан ничего не пишет.