Вещи

— Вэй У Сянь! — кричит Цзян Чэн в спину. Вэй Ин еле успевает развернуться и поймать брошенную ему флейту. Пальцы привычно скользят по гладкой чёрной поверхности, проверяя на наличие мелких повреждений. Усмехнувшись, У Сянь кричит вслед уходящему Цзян Чэну: — Поэтому у тебя никогда не будет девушки! — Да как ты смеешь?! — отвечает Вань Инь ему гневно, не ожидавший, что У Сянь после их разговора начнёт вновь острить. Вэй Ин, видя, как шиди тянется к Цзы Дяню, добавляет в спешке: — Кто ж так с дамами обращается? С ними надо нежно, ласково. Подойти, поклониться, взять их тонкие пальчики и поприветствовать подобающе. С каждым его словом чёрную флейту окутывала плотная дымка, поначалу бесформенная, но с каждым мигом обретающая ладную фигуру. — Давно не виделись, Чень Цин, — произносит Вэй Ин, аккуратно касаясь ладонями её, тонких, почти белых. — Правда давно, Хозяин, — звучит стоящая перед ним дева, сотканная из всевозможных тонов чёрного. Тёмный шёлк волос волнами ниспадает по спине, подобно плащу. Одежды темнее ночи, что благородному мужу носить впору, смотрятся на ней возмутительно правильно. — Ваши руки всё так же лучшие, — произносит Чень Цин, мягко переплетая свои, тонкие и белые, с пальцами Хозяина. — Неужели за тобой не ухаживали должным образом? — удивлённо спрашивает У Сянь, вглядываясь в точёное личико, на котором лукаво глаза сверкают киноварью и уголки пухлых губ приподнимаются в чуть заметной усмешке. — Ухаживали. Но только вы, хозяин, можете доставить истинное удовольствие. Я питаю большие надежды, что вы сыграете на этой флейте. — Неблагодарная нахалка! — шипит появившаяся в окружении вспышек маленьких молний высокая дама в фиолетовых одеяниях. В отличии от Демонической флейты, Цзы Дянь была в женских одеждах, что совершенно не мешало ей сражаться. Облачённая в цвета дома Цзян, она сочетала в себе зрелую красоту и невероятную опасность для тех, кто посмеет подойти ближе положенного. — Хозяин заботился о тебе, даже возложил на деревянную подставку! Хотя такую, как ты, стоило бросить в самый пыльный угол и забыть до скончания времён! — Всё так, как вы и сказали, — чуть приподнимает тонкие брови Чень Цин, от чего на переносице пролегает тонкая складка. — Но этого не произошло. Как печально, не правда ли, Матушка? — Вэй Ин, — тихо произносит Лань Чжань, подходя ближе. — Не на людях. У Сянь сам знает, что говорить, стоя на улице с воплощённой Чень Цин, значит ошеломить всю округу непристойными намёками. Вэй Ин видит, как закипает от злости Цзян Чэн, но удержаться от разговора с боевой подругой — выше его сил. — К слову, — продолжает Чень Цин, касаясь пальцами нефритовой подвески на шее. — Быть может, вы снимите это с меня? Признаться честно, даже неудобно как-то. — Тебе не нравится нефрит? — удивился Вэй Ин, внутренне подобравшись. Он, как никто, знал, что значит эта еле заметная глазу улыбка. — Нравится. Но думаю, вам стоит надеть её на нечто более дорогое. Например, на флейту вашего партнёра, — ласково, почти нараспев говорит Чень Цин, лукаво взирая из-под ресниц на Лань Чжаня. Вэй Ин чуть не задыхается от такого выпада, но через миг смеётся в голос, не смущаясь никого: ни красного от гнева Цзян Чэна, ни готовую разразиться бурей Цзя Дянь, ни недоумённо взирающего Лань Ван Цзи. Только Чень Цин могла так искусно посоветовать, как разнообразить жизнь по ту сторону внутренних покоев. — Как же я соскучился по разговорам с тобой, Моя Госпожа. Совсем отвык от твоего сладкого голоса. Надеюсь, мы ещё не раз с тобой сыграем. — Конечно, Хозяин, — поёт Чень Цин, чьё лицо меняется, расплываясь в слепящей, по-детски чистой улыбке. В такие моменты она становилась простой флейтой, на которой игрались колыбельные и успокаивающие мелодии. Мало кто знал, что это и была настоящая Чень Цин.

***

Чень Цин наблюдает. Как беззаботно смеётся хозяин, сидя верхом на ослике. Как тепло смотрит на него Спутник в белых одеждах, не отставая ни на шаг. Ей не привычно видеть этого благородного мужа рядом с хозяином. Чень Цин ещё помнит, как он обнажил против того свой острый клинок. Как звучит в руках Спутника гуцинь, гулко, отдаваясь волнами насыщенного звука в самых дальних уголках сущности. Играть в дуэте — странно и необычно, но Чень Цин нравится, как их музыка сплетается воедино, порождая невероятную силу, способную одолеть врага. Она смотрит. Как Хозяин и Спутник в белом милуются аки успевшие обменяться поклонами и носившие алые одежды. По окончанию пути в невероятно белое место Чень Цин заливается безудержным смехом, взирая из-под слипающихся от слёз ресниц на багровеющий от стыда клинок Спутника. — Кажется, благородного Би Ченя, меча выдающегося заклинателя, использовали не по назначению! Впутали в дела двух голубков, а потом ещё на землю бросили! — Да что ты себе позволяешь! — вскипает клинок. На светлой коже выступают желваки, а ладони сжимаются в кулаки. — Чего же ты сердишься? Или я не права? — нараспев произносит Чень Цин. — Укажи хоть на слово неправды в моей речи. Разве тебя не… — она замолчала, чуть наклонив голову в бок. Копна густых чёрных волос качнулась в такт её движению. — Лишили девственности? Мужественное лицо Би Чэня перекосило от злости. Но не в силах был он двинуться с места. Ему ведомы правила ордена, и он не в праве их нарушать. — Какое бесстыдство! — сквозь зубы шипит Би Чэнь, разворачиваясь и пулей вылетая из цзинши. Чень Цин усмехается ему вслед, складывая руки на груди. Какой он забавный. Столько повидал, крови человеческой и демонической пролил, а так невинно реагирует на подначки. — Тебя забавляет его поведение? — низко гудит сбоку гуцинь. Чень Цин косится на Ван Цзи, изучает его спокойное лицо, изящную шею с изображением облака, чёрно-белые одежды. Глядя в омуты тёмных глаз ей невероятно интересно, как будет выглядеть он в приступе гнева. — Конечно! Только так можно узнать, что спрятано под маской благочестия! — напевает флейта, кружась по цзинши. — Можно просто спросить, — отзывается гулко Ван Цзи, прикрывая глаза устало. — Вот как? — вопрошает Чень Цин, останавливаясь у открытого окна. — Если бы я, такая неправильная для этого места, спросила, мне бы ответили честно? Флейта смотрит внимательно, выжидающе. Ей ли не знать таких «честных» — сколько перевидала за время, когда была в руках Хозяина. Смотрели на него презрительно, резали по живой плоти словами жестокими, ставили в положения, где он — хуже повелителя демонов; и сжить такого со свету было в их разумах самым верным решением. Сколько раз она слышала, что «закалена в дьявольских котлах мертвецов»? Глупые люди, не знающие ничего о её Хозяине. Она закалена в слезах злости, одиночества, страха, гнева, безысходности. О, кто бы знал, сколько раз она желала треснуть, лишь бы утереть кровавые дорожки, скользящие по худым щекам Хозяина… Поток гневных мыслей прерывает весёлый смех, доносящийся снаружи. Чень Цин достаточно повернуть голову, чтобы узреть радостного Хозяина, ласково гладящего белых зверушек. Всё негодование исчезает, точно его и не было никогда, растворяясь в широкой улыбке Создателя. Видеть Его, счастливого, здорового, сытого и довольного тем, что сейчас есть — высшее блаженство для флейты. Если Хозяин считает, что быть со Спутником в белом правильно, Чень Цин и слова против не скажет. Для неё, просто флейты прежних чувств, достаточно, что её Создатель заливается смехом, а не слезами.

***

Ван Цзи ничего не отвечает. Он смотрит на Демоническую флейту и понимает, что она так же не чает души в своём хозяине. Она тоже впитала кровь и слёзы своего творца, в бессилии удержать того от грехопадения. Ван Цзи такой же. Сколько раз порывался остановить Хозяина от очередного «Расспроса» или «Призыва», чтобы не тревожить немеющие пальцы, как натыкался на не угасающую решимость достучаться, верно донести то, что не успел. Раз за разом, изо дня в день, из года в год. — Пойду-ка я, — певуче тянет Чень Цин, разбивая вдребезги повисшую в воздухе грусть и с разбегу выпрыгивая в окно. — Хозяин так тискает тех зверьков, что устоять невозможно. Заключу их в свои объятия. Прямо как это облако на твоей шее. Не скучай~