***
Неделя сменялась неделей, месяц шёл за месяцем, а до главного для всей страны события оставалось всего ничего. Фигуристы усердно готовились, старались, выслушивая комментарии их нового тренера, что так пришёлся им по вкусу. Даниил был не просто тренером, но и хорошим другом, который всегда поддержит и поможет в трудную минуту. В этом убедился и сам Миша. Все же частые взгляды тренера были замечены им и он хотел поинтересоваться в своих способностях у него. Стоит ли ему улучшить свои старания? Даниил с восхищением хвалил фигуриста, что воодушевило чемпиона. Даже сам этого не зная, он старался воспроизвести впечатление тренера на себя одного, чтобы только его обсуждали с похвалой и удивлением. И у него это получалось. Тренер всю тренировку смотрел, как занимается Миша и улыбался, забывая, что ему стоит оценивать и других учащихся олимпиады. Он с неохотой отрывал взгляд от волшебно-сложных трюков и наблюдал за другими, менее интересными фигуристами. В них голубоглазый не видел того огня и стремления, как у Миши. Ему не приносило удовольствия от просмотра за девушками, которые выполняли вращения, чуть не падая на лёд после них. Хотелось смотреть только на того брюнета. В голове возникла идея и тренер, посмотрев на время и понимая, что тренировка закончилась, отпустил всех. Все начали расходиться, в том числе и Миша, но тренер успел его остановить. На стадионе никого не осталось, кроме двух парней — фигуриста и тренера. — Зачем вы меня задержали? — спросил брюнет, подъезжая на коньках к голубоглазому. — Я хочу покататься с тобой. В паре, — вновь эта тёплая улыбочка Даниила, от которой на щеках всегда появляется жара и краснота. — Со мной? В паре? Даниил Михайлович, вам стоило тогда задержать Лизу, а не меня. Или Марину, — чуть усмехнулся фигурист. — Нет. Именно ты мне нужен. Подожди минуту, — говорит тренер и уходит на трибуны, где начинает переобуваться в заранее подготовленные коньки. Миша теряется, не понимая, что происходит. Он никогда не катался с кем-то в паре. Ладно бы в паре с девушкой, а тут в паре с парнем. Да еще и с тренером… Мысли были прерваны, как только парня берут за руку, а перед лицом появляются знакомые голубые глаза. Он не успевает опомниться, как его приобнимают за талию, а правая рука оказывается в руке тренера. — Что вы делаете? — глаза бегают по лицу Даниила, внутри разгорается волнение. Ему стало неловко. — Не волнуйся, доверься мне, — улыбается тот и кладёт вторую руку Михаила себе на плечо. Они начали кружить по льду, словно танцуют друг с другом всю жизнь, но забыли про это, как страшный сон. Весь процесс был на Данииле, он руководил всем танцем, направлял, подсказывал. Миша легко поддавался, будто пластилин в руках умелого мастера, но он боялся раскрыться перед своим тренером. Русый это очень хорошо видит, ведь он смотрит лишь на фигуриста и никуда больше. Он направляет лицо паренька на себя легким движением двух пальцев под подбородком и держит до тех пор, пока Михаил не перестаёт опускать голову. Они смотрели только друг другу в глаза, не отрываясь ни на секунду и кружили по стадиону. На фоне играла медленная, новогодняя и романтичная мелодия, наигрывая атмосферу под кружащуюся парочку на льду. Обоим было так хорошо и спокойно, что вокруг них даже остановилось время. Посторонние проблемы и заботы остались на заднем плане, их окружала лишь музыка, танец и лёд.***
Тот вечер оставил отпечаток в памяти Миши. Он с приятной щекоткой в животе вспоминал его глаза, мягкие руки и…ледовый танец. Ему было так хорошо тогда с ним, хорошо от танца. Они были где-то в другом мире. Это нечто большее, чем удовольствие от трюков. Мысли не оставляли его и возникали в тот момент, когда делал какой-то трюк. Из-за них он начал падать, от чего удивлял коллег. Но не самого тренера. Каждый день становился труднее, будто добавляли свинца в чашу.***
Итоговая тренировка перед олимпиадой. Все напряжены и готовятся в полную силу. Все, кроме Миши. В голове творилась каша, на душе образовался тяжёлый камень. Из-за этого его женственность в трюках пропала и осталась лишь отточенная на автомате пластика. Его это волновало, надо было что-то делать. Из-за неудач и частых падений на глазах наворачивались слезы, которые он успешно держал. Почти успешно. Итоговая тренировка подошла к концу и все разошлись с трясущимися от волнения ногами. Вновь на стадионе остались только двое. Миша продолжал оттачивать и вырабатывать потерянную женственность, но все бестолку. После очередного падения он встаёт, потирая ушибленную спину и пускает слезы. Он боится подвести всех. Подвести себя и свою репутацию. Подвести страну. Ему страшно, в горле застрял ком. Он закрывает лицо ладонями, начиная горько плакать. Он впервые в себе не уверен. Через минуту чувствует руку на затылке, поглаживающую его. Миша вздрагивает и не сдерживая слез, смотрит в сторону. Тренер. — Тебе так плохо? — спрашивает голубоглазый, развернув мальчишку к себе, но руку с головы не убирает. — Даниил Михайлович, — всхлипывает брюнет, — я не смогу. Я подведу вас и страну. — Нет, Миша! Что ты такое говоришь? Ты сможешь! — уверяет тренер. — Я не понимаю, что со мной происходит. Никогда такого не было, — Миша всхлипывает через каждое слово, утирая побежавшие по щекам слезы, — мне так больно и плохо. Что это? Даниил смотрит в глаза мальчишки сквозь слезы. Они такие блестящие и яркие на свету этого ледового стадиона. Как звезды в темной ночи. — Где болит? — чуть тише спрашивает он, протягивая руку к парню и кладя на его грудь ладонь, — Здесь? Миша вновь заливается слезами, не понимая, почему его тренер попал в самую больную точку. Прикосновение будто вызвало сквозную волну. — Да, вот здесь, — задыхается от истерики Миша, не выговаривая слова, — скажите, как мне избавиться от неё? Даня мягко улыбается, поглаживая то самое слабое место, от чего Мише становится больнее. — Ты влюблён, малыш, — отвечает Даниил, кладя другую руку на плечо меньшего, — очень влюблён, — рука на груди перенеслась на левую сторону и подловила сильную вибрацию. Любому другому стало бы больно от таких сильнейших ударов, — тебе больно, потому что запутался в своих чувствах. Твоё сердце растаяло и освободилось от льда. Ты живой, Мишенька, и это нормально. — Как это могло произойти? Мне нельзя влюбляться. Я все потеряю! Мое сердце принадлежит льду! — Миша злой и не понимает, почему сердится. Сложно принять правду. — Послушай меня, — тренер обходит паренька, встав вплотную сзади него, — это же очень хорошо, малыш, что ты влюблён. Влюблён в живого человека, а не в замершую воду. Любовь прекрасна, особенно, если это взаимно. А это взаимно… Миша запрокидывает голову назад с неожиданным вздохом, когда его уха опалило горячее дыхание. Тело перестало слушаться хозяина, как только его оплели чужие и тёплые руки. — Красивый… Жаркий поцелуй жжёт кожу шеи, парень не в силах удерживать голову и не видит ничего, пару слезинок скатилось вниз. — Непобедимый… Шёпот пробивается в самый мозг, отключая постепенно все тело его обладателя. Поцелуи обжигают чувствительную кожу и спускаются все ниже. Страшно. Глаза выдают темноту. Слезы бегут по проделанным дорожкам. — Прошу, не надо, — Миша дрожит, жмурит глаза и стисывает зубы, — не могу. — Самый лучший… Чужая рука, как змея, ползёт по всей длине тела, вызывая дрожь. Губы прикусывают участки кожи. Миша не понимает и не хочет понимать. Точнее, не получается. — Я люблю тебя… Голову чуть разворачивают и сухие губы накрывают те самые горящие огнём губы. Боль будто начала утихать, сердце бьется с огромной силой, но уже без той мучительной боли. Миша словно ослеп, ему вновь стало легко и хорошо, как в том танце. Пальцы рефлексно сжимают чужую руку на удерживающей его талии и ту обхватывают с большой любовью и нежностью. Время вновь остановилось. Были только они и холодный лёд, который сейчас не так важен, как их чувства.***
Трибуны наполнены аплодисментами. Играет гимн победившей страны. Флаги парят в воздухе. На самой верхней ступени стоит он и широко улыбается, слушая, как кричат его имя и подпевают всеми известный гимн страны. Вручение золотой медали, кубка и совместные фотографии. Он с призом уходит в раздевалку, но не доходит, так как его ловят и прижимают к темному углу коридора, затыкая горячим поцелуем. Руки обнимают худое тело, сминают губы и отрываются, шепча на ухо: «а говорил, что подведёшь.». А ведь правда. Не подвёл.