***
Сизый дым заполняет лёгкие, выжигая внутри ненужные чувства. Юнги перекатывает сигарету во рту и вытирает грязные руки о такой же грязный синий комбинезон. Перерыв подходит к концу, и ему надо возвращаться к станку. Кости ломит и выворачивает, но он встаёт с насиженной бетонной плиты и, шоркая потрёпанными ботинками, плетётся к входу. В рабочем цеху его встречают такие же измученные лица как у него самого. Воздух невероятно тяжёл и сер, как и всё в этом мире. Юнги проходит на своё место и включает станок. Позади него уже привычно становится надзиратель и испепеляет его спину своим взглядом. Юнги не обращает на него внимания, выполняя свою работу, как робот. Из громкоговорителя над самой головой гремит: «За наше лучшее будущее! Пандемоний сегодня, Пандемоний завтра, Пандемоний всегда!» Глухой смешок слетает с потресканных губ. Лучшее будущее, как же. Юнги всё своё детство работает на этом чёртовом заводе, и будет работать пока не загнётся у этого станка. Только будущее всё не настаёт. Оно, как оказалось, очень долго собирается. А может, оно и наступило, принеся за собой революцию, которая повлекла гражданскую войну, с поражением бунтовавших. Правительство, дабы избежать повторения инцидента, изменило законы, уничтожило конституцию. Воцарилась диктатура, которая повлекла за собой множество смертей несогласный, для усмирения народа. Юнги помнит, как в один зимний день, на порог из маленького дома заявились люди в форме и забрали отца и папу. Мальчика тогда не тронули, ведь ему было только три и он был альфой, а родившись альфой, ребёнок сам обрекал себя на жизнь рабочего. Родителей с тех пор он не видел, от них осталась лишь старая фотография, которою потом, в пятнадцать, Юнги сжёг, принося своё прошлое в жертву лучшему будущему. Вот тогда Юнги поклялся отомстить. Но с возрастом, юные годы уступили место холодному безразличию смешанным с осознанием безысходности. Юнги с детства привык, что в этом мире, где сама природа подписывает тебе смертный приговор, выживает не сильнейший, а самый хитрый и изворотливый. Первый раз он украл в пять. Это был какой-то толстый мужчина, с лысым затылком и моноклем на глазу. Кажется, он был заведующим небольшого магазина на окраине города. Он курил возле мусорных баков, разговаривая с кем-то по телефону, а маленький альфа сидел у стены, в тени одного из баков и внимательно следил за ним. И вот, когда мужчина в очередной раз проходил мимо него, из его кармана вывалился кошелёк, набитый деньгами. Юнги тогда подумал, что это игры обезумевшего сознания, но чёрная кожа блестела на свету, а выглядывающие уголки купюр вызывали покалывания в кончиках пальцев. Мальчик подполз к нему, быстро сунул за пазуху грязной и порванной футболки и пустился натёк, боясь услышать шаги за спиной. Но он слышал лишь собственные громкое шлёпанье и тяжёлое дыхание. Потом, когда Юнги вырос, он много раз вспоминал этот поступок и думал, что же он должен был чувствовать в тот момент. Угрызения совести? Ощущение безнаказанности? Он не знает, но точно помнит, что в тот момент, пятилетний Юнги чувствовал, что уснёт сытый. Над головой снова раздаётся раздражающий механический голос, который сообщает, что смена закончена и до комендантского часа полтора часа. Юнги выключает машину и салютует надзирателю. Тот смотрит на него уничтожающим взглядом и скрипит зубами, на что Юнги только скалится и идёт на выход. Привык. Он не боится наказаний за непослушание и дерзость, не боится не проснутся утром. Он не боится ни-че-го. Вся его спина исполосованна уродливыми шрамами, но ему плевать. Он не чувствует боли, когда плеть разрывает кожу и свистит над ухом. Он будто лишился этого чувства. На улице заметно похолодало, но Юнги даже не пытается закутался в куртку, всё равно не греет. Он идёт медленно, считая шаги и стараясь не оглядываться по сторонам. Его тошнит от этой однотонности и безнадёжности. Каждый день Юнги просыпается в пять, умывается и, не позавтракав, идёт на работу. Поесть за весь день удаётся один раз, если повезёт и зарплату дадут перед концом смены, то дважды. Юнги невероятно тощ и сил едва хватает переставлять ноги, что для альфы не есть хорошо, но он всё равно заставляет себя идти работать, чтобы не умереть со скуки. После двенадцати часов работы с небольшим перерывом в двадцать минут, Юнги возвращается домой, запирается в квартире и накрывается одеялом, в котором моль проела дырки, с головой. Он пытается убежать от этого мира и побыть наедине с собой, чтобы утром снова стать безэмоциональной куклой, выполняющей свою работу. Но иногда, когда терпеть становится невмоготу, Юнги сбегает от самого себя. Порой ему становится настолько противно от самого себя, что он ничего не делает, даже не пытается изменить что-то в своей жизни, что Юнги сбегает ближе к звёздам, ближе к родителям. Первый раз он пришёл на эту крышу в тринадцать, когда впервые подрался. Это был сын начальника охраны завода. Юнги тогда уже год работал на заводе и не раз становился объектом издевательств «золотого» сыночка. Он и правда был золотым ведь отец задаривал его золотыми машинами, солдатиками, мечами и прочими мальчишескими игрушками. Вот только Юнги знал, что это «золото» и не золото вовсе. Это была обычная медь, которую отец покрывал позолочённой краской и дарил сыну. Юнги один раз застал мужчину за этим и был жестоко выпорот для профилактики. В тот день «золотой» сыночек был слишком остр и язвителен. Это он начал драку, а не Юнги, как донесла свита сыночка. Юнги спокойно работал за станком, стараясь не обращать внимание на оскорбления и шутки. Тогда мальчик разозлился и кинул в Юнги одну из своих «золотых» машинок. Ту самую, которую Юнги покрывал краской вчера. Машинка угодила в правую лопатку и темнота на мгновение застелила глаза. Дальше всё произошло так молниеносно, что Юнги не помнит деталей. Он резко развернулся, подхватил машинку и подскочил к шокированному мальчику. Первый удар пришёлся в скулу и сшиб мальчика с ног. Юнги тут же забрался на него и принял наносить удар за ударом, превращая миловидное личико мальчика в кровавое мессиво. Машинка, которой он наносил удары, окрасилась красным, создавая завораживающий контраст. Опомнившийся охранник подскочил к обезумевшему Юнги и стал оттаскивать его от бессознательного мальчика. Подоспевший отец ошарашенными глазами смотрел на избитого сына и растрёпанного Юнги с машинкой в руках. Юнги видел, как его эмоции сменяются друг за другом, видел как он замахивается кулаком и чувствовал как из рассечёной губы течёт горячая кровь. Тогда Юнги впервые за долгое время почувствовал боль. Он очнулся в какой-то подворотне. Всё тело болело и ныло. Юнги попытался подняться, но почувствовал, как выскальзывает из сознания и снова плюхнулся на спину. Он полежал так несколько минут, пока окончательно не пришёл в себя. Всё это время он смотрел вверх, пытаясь разглядеть там хоть что-нибудь. Папа как-то рассказывал, что сверху за нами наблюдают наши умершие родственники. Наблюдают и помогаю там, оберегая от опасностей. Только вот сейчас Юнги не хочется в это верить. Сейчас он лежит на холодном асфальте в какой-то подворотне и пытается разглядеть кого-нибудь в ночном небе. Резкий порыв ветра заставляет конечности содрогнуться и подняться с холодной земли. Юнги опирается спиной о кирпичную стену и ждёт, когда голова перестанет кружиться. Комендантский час давно наступил и теперь, если Юнги надо постараться не напороться на патрульных. Он медленно ступает вдоль стены, прощупывая себе дорогу носком. Ноги сами несут его в сторону от дома и Юнги понимает это, когда останавливается напротив заброшенного полуразрушенного здания. Он воровато оглядывается и ныряет под бетонные своды. По открытой площадке гуляет ветер, шурша строительным мусором. Юнги выходит из тени и садится на самом краю, закуривая сигарету и свешивая вниз ноги. Юнги забирается сюда не первый раз и понял, что, по сути, ты можешь делать всё, что хочешь. Главное, чтобы об этом не прознали власти. За всё это время Юнги ни разу не попался. Поэтому когда он слышит шаги за своей спиной, внутри всё мгновенно холодеет и Юнги готовится быть убитым на месте за нарушение закона. Но шаги просто приближаются и Юнги надоедает ждать. Он медленно поворачивается назад и сигарета выпадает из приоткрывшихся губ. Перед собой он видит ангела, что ступает по этой грешной земле и улыбается. Он медленно приближается и садится рядом с Юнги на край крыши, не переставая улыбаться. Юнги не может оторвать от него взгляда, поэтому просто пялится не в силах вымолвить и слова. Он принюхивается и чувствует сладковатый запах, который до селе не чувствовал ни разу. То, что парень перед ним — это улыбающаяся омега — дикость. Юнги не помнит когда последний раз улыбался сам, даже маленькой скупой улыбкой, а тут парень улыбается ярче солнца, которое редко показывается здесь. Они сидят несколько минут в тишине пока этот загадочный незнакомец не начинает говорить: — Я думал, что ты сегодня не придёшь. У Юнги все мысли разом перемешиваются, и он отворачивается, не находясь что ответить.В конце улицы он замечает патруль и быстро забирается на крышу, прячась в тени балки. Он поворачивается и видит, что парень продолжает сидеть свесив ноги. — Ты бессмертный что-ли? — шипит Юнги, пока стаскивает его с парапета. Парень продолжает улыбаться, держась за руку Юнги. — Не бывает бессмертных людей, — говорит он, склоняя голову набок. Его голос тихий и мелодичный, как переливание колокольчиков на ветру. Юнги стоит напротив него, рассматривая каждую деталь и пытаясь найти что-то мистическое, ведь человек, рождённый в этом мире не может так ярко улыбаться. — Ты кто такой? — Чимин. Чиминовы глазки от такой яркой улыбки превратились в маленькие щёлочки и Юнги захотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. Он был как лучик солнца после затяжной бури, как весенний ветерок, дующий с юга и приносящий жизнь. Но вместе с тем его улыбка светила так ярко, что руки чесались стереть её. Юнги никогда ещё не испытывал такой контраст эмоций. Почувствовав, как Чимин гладит его тыльную сторону ладони, Юнги резко отдёрнул её и спрятал в карман. Чимин вопросительно на него посмотрел и сделал шаг вперёд. — Я представился, теперь твоя очередь, — тихо сказал Чимин и снова улыбнулся. — Я не просил тебя об этом, — грубо ответил Юнги и быстро развернулся к выходу, не желая сорваться на Чимина. — Подожди, — отчаянно взвизгнул Чимин и в один прыжок достиг Юнги, хватая его за рукав куртки. Юнги молча развернулся и выдернул рукав из пухлых пальчиков. — Ты создаёшь впечатление тонущего человека. — А ты — занозы в заднице. — Почему, нуждаясь в помощи, ты отталкиваешь эту помощь? — А чем ты можешь мне помочь? — Возможно, — в его глазах засверкали искорки, а на лице появилась хитрая улыбка, — если ты позволишь мне, я смогу показать тебе кое-что. Чимин снова взял его за руку и перевернул тыльной стороной вверх. — Ты хороший, — он провёл указательным пальцем по линии судьбы, — у тебя пламенное сердце и очарованная душа. Ты тоже хочешь быть свободным — Что за чушь ты несёшь?! — Это не чушь, — обижается Чимин, отдёргивая руку, — ты просто ещё ничего не понял.***
«За наше лучшее будущее! Пандемоний сегодня, Пандемоний завтра, пандемоний всегда!» — Эй ты, шевелись давай! Юнги жмурится от сильного пинка в спину. Перед глазами всё плывет и кружится, а горло дерёт от каждого глотка. Внутри всё пылает, мешая Юнги сосредоточится на работе и не нервировать надзирателя. Он и так опоздал на начало смены за что, по хорошему счёту, должен был быть публично наказан, но в надзирателе проснулась жалость. Юнги вообще не был уверен, что они что-то чувствуют, поэтому для него это было дикостью. После той странной встречи прошёл почти месяц. Юнги тогда покрутил пальцем у виска и быстро слинял с крыши, оставляя того парня там одного. Всю следующую неделю он ждал публичной казни этого самого парня, ведь внешне он не был похож на того, кто может безнаказанно разгуливать по крышам во время комендантского часа, а учитывая то, как они шумели, Чимин мог легко попасться в руки солдат. Но прошла вторая неделя, третья, а никого похожего на Чимина Юнги не видел. Он специально медленно возвращался домой, рассматривая лица прохожих, но во всех видел лишь серость безнадёжной жизни. Одна фраза всё не давала Юнги покоя. Это не чушь, ты просто ещё ничего не понял. Что он должен был понять, Юнги не знал. Он всё больше склонялся к версии, что Чимин душевно больной, но пойти на крышу и попросить омегу объясниться, смелости не хватает. Нет, он не боялся солдат, патрулирующих улицы, он боялся встречи с ним. Вдруг он правда затерялся в петле серой массы, не замечая перемен вокруг? Но сколько Юнги не пытался заметить, рассмотреть эти перемены, ничего не выходило. Всё как всегда. Утро, цех, перерыв, конец смены, комендантский час. Иногда эта рутина разбавлялась публичными порками, но Юнги старался не присутствовать на этом цирке уродов. Это устраивается для устрашения народа, но Юнги бесполезно пытаться запугать этим. Только Чимину это удалось. Он дал понять, что происходит что-то важное, прямо под носом у Юнги, но тот, в силу своей тупости, не видит этого. Юнги готов волком выть от странного чувства тревоги, которое с каждым часом становится всё сильнее и сильнее. От сильного давления деталь лопается и разлетается на мелкие кусочки, впиваясь в ладонь Юнги. Он выныривает из своих мыслей и ошарашенно осматривается кругом. Он только что испортил деталь и допустил третий брак. Юнги слышит сзади разъярённый голос надзирателя и валится вперёд на колени, чудом не врезаясь лбом в станок. Удары сыпятся один за одним, пока Юнги пытается придти в себя. У тебя пламенное сердце Юнги чувствует, как его рывком поднимают за подмышки и куда-то волокут, не скупясь зацепить им каждый косяк и порог. и очарованная душа. Он понимает, что его приволокли на заводскую площадь и приковали к «позорному столбу». Солдаты быстро сгоняют народ, а его надзиратель ходит кругами позади, свистя плетью в воздухе. Ты тоже хочешь быть свободным Плеть свистит над ухом и обрушивается резкой болью на спину. Впервые боль чувствуется так отчётливо и сильно. Юнги крошит зубы и сжимает ремни на запястьях. Второй удар обжигает другую половину спины и Юнги прокусывает губу до крови. Вокруг слышатся резкие вдохи омежек, плач детей и перешёптывания стражи. Обычно во время наказаний жертва орёт не своим голосом и умоляет прекратить, но Юнги не издаёт ни звука, терпя и противясь ещё больше, чем очень раздражает надзирателя. Он замахивается сильнее и бьёт ещё больнее, но Юнги лишь тяжело выдыхает сквозь стиснутые зубы и сжимает кулаки сильнее. ты просто Сквозь адскую боль Юнги чувствует его присутствие и вскидывает голову, рассматривая толпу. ещё ничего Среди бродяг он замечает его и пытается заглянуть в глаза, скрытые чёлкой. не понял. Чимин встряхивает головой и смахивает чёлку в сторону. Его взгляд не такой как в прошлый раз, он обозлился и сейчас готов извергать молнии. Он неотрывно смотрит на Юнги и тот чувствует холод и ярость, готовые в любой момент выплеснуться наружу. Чимин поджимает губы, когда в скулу Юнги прилетает кулак и тот роняет голову вниз, но тут же вскидывая её и двигая дрожащими губами. Надзиратель что-то яростно выкрикивает и бьёт с такой силой, что Юнги моментально отключается, повисая безвольной куклой на ремнях. * Запах сырости и разложений бьёт в нос, заставляя Юнги вынырнуть из чёрного моря и открыть глаза. Он сразу же натыкается взглядом на заплесневелый потолок и такие же трубы. Рука в ответ на попытки дотянутся до лица отзывается дикой болью и Юнги тихо стонет, прикрывая глаза. — Очухался? Юнги снова открывает глаза и поворачивает их на звук. Он видит маленький костерок и сидящего рядом с ним альфу в грязной куртке с красным крестом на рукаве. Он держит над огнём тонкий сук с нанизанным на него яблоком и смотрит на Юнги тяжёлым взглядом. Или Юнги это только кажется? Яблоко соскальзывает на кончик сучка и Юнги хочет сказать, что оно сейчас упадёт, но он почему-то не говорит этого, а продолжает рассматривать красный крест. Почему раньше он не видел этого знака на прохожих? В памяти резко всплывает образ папы в белом халате с точно таким же крестом на предплечье. Его папа был лекарем и помогал больным, но после войны лекари были запрещены для низшего слоя населения и папе пришлось сжечь белый халат вместе с другими принадлежностям. — Да чтоб тебя, адское отродье! — слышится сбоку. Видимо, яблоко всё же соскользнуло. — Ты долго молчать собираешься? — обращается к нему всё тот же голос и Юнги раздумывает, продолжить молчать или всё-таки поинтересоваться где он. — Г-где я? — наконец спрашивает Юнги и удивляется своему голосу. Сейчас он хрипит больше чем обычно и Юнги опасается, что человек его не поймёт. — У меня в гостях, — его всё же понимают и над лицом нависает чья-то голова с волосами цвета соломы, — поэтому на твоём бы месте, я проявил бы чуточку уважения! — Как я здесь оказался? — игнорируя чужое замечание, задал вопрос Юнги. — О, так тебя Чимин притащил. Нехило тебя отделали конечно, но жить будешь. При одном упоминании имени Юнги вспомнил, как перед своей отключкой видел Чимина и что-то шептал ему, и что, скорее всего, Чимин не понял его. — Как давно он меня притащил? — Часов семь назад. Ты два часа лежал без сознания и не подавал признаков жизни, что я уж было подумал ты откинулся, но потом ты начал бредить и шептать что ты что-то понял. Что ты понял, я так и не понял, конечно, но это было жутко. Комендантский час уже наступил, поэтому я советую тебе остаться до утра. — Мне надо идти, — отчеканил Юнги и попытался подняться, оперевшись на локти, но в глазах мгновенно потемнело и он рухнул вниз. — Тц, я что-то не понятно сказал? Ты остаёшься здесь. Точка. — Где Чимин? — О, я откуда ж знаю. Наверное опять на охоте. Теперь, хватит вопросов, тебе нужен сон, ведь сон — лучшее лекарство, — с этими словами парень накрыл Юнги дырявым пледом и уселся обратно к костру. — Как тебя зовут? — Ага, так я тебе и сказал.***
Чимин пришёл на рассвете с тушкой куропатки на плече. Юнги услышал его шёпот сквозь сон и тут же открыл глаза. Чимин сидел спиной к нему и что-то сосредоточено чертил на пыльном полу. Парень, что вчера ухаживал, если это можно так назвать, за Юнги сейчас сидел по правую руку от Чимина и внимательно слушал его. — Чимин? — прохрипел Юнги, поднимаясь на локтях. В глазах на мгновение потемнело, а голова закружилась, но Юнги, проигнорировав это состояние, сел. — Ты как? — тут же вскочив с места, Чимин подорвался к нему. — Что тут происходит? Кто ты такой? Чимин виновато опускает взгляд и теребит край старой охотничьей куртки. Юнги смотрит на него выжидающим взглядом и отмахивается от попыток вчерашнего альфы уложить его обратно. — Прости, я не могу тебе пока рассказать, это сделает тебе хуже? — тихо, почти шепча, говорит Чимин и быстро моргает глазами. — Сделает хуже? Куда ещё больше? — Юнги почувствовал, взявшуюся ни откуда, злость на Чимина, на этого альфу, на себя, на всех вокруг. Ему вдруг всё стало противно и внутри забурлил вулкан, требующий выхода на поверхность. Альфу мгновенно бросило в жар и он подорвался вперёд, схватив омегу за предплечья, — почему ты пришёл в ту ночь на крышу? Что тебе от меня надо?! — Я… Я… Прости, — Чимин заморгал ещё чаще и прикусил нижнюю губу. — Ты что творишь?! — вдруг услышал Юнги справа и почувствовал, как чужие крепкие руки оттаскивают его от Чимина. — Тэхён, не надо, — еле слышно прошептал Чимин и схватил его за локоть, — он имеет на это право, он ведь ничего не знает. — Это не значит, что он может набрасываться на тебя с кулаками! Ты говорил, что он спокойный и рассудительный, а на деле он такой же как и все. — А как бы ты себя вёл, ничего не зная? Он защищается, это нормально. Значит он готов бороться… — Подождите, — Юнги чувствовал нарастающую боль в висках, но не позволил себе прикрыть глаза и опустить голову на подстилку, — чего я не знаю? Готов бороться с чем? Кто вы, чёрт возьми, такие? Повисает неловкое молчание из-за которого Юнги слышит, как сильно бьётся его сердце. Он внимательно следит за выражениями лиц Чимина и Тэхёна, про себя отмечая, что оба они сильно напряглись. — Юнги, — парень, которого Чимин назвал Тэхёном, повернулся к Юнги и присел перед ним на корточки, — что ты знаешь о «Белом крыле»?***
Юнги старается ступать тихо, чтобы не выдать себя и Чимина с потрохами. Солнце уже закатилось за горизонт, уступая небосвод серебряной луне. Она освещает дорогу мягким белым светом и Юнги старается не упустить из вида спину омеги. Чимин быстро петляет по поворотам, ступая бесшумно, как кошка, преследующая добычу. Юнги едва поспевает за ним, стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей. — Что ты знаешь о «Белом крыле»? — «Белое крыло»? Я помню, отец часто ходил в литературный клуб с таким же названием. — Это был не литературный клуб, Юнги. Это была главная штаб-квартира повстанцев. Юнги резко останавливается и упирается о стену, закрывая лицо руками. Мысли об отце стремительно заполняют голову, вороша старые, почти стёртые, воспоминания. Отца Юнги помнит смутно, он всегда был угрюм и скуп на любое проявление эмоций. Папа всегда обнимал отца, когда тот возвращался, но отец никогда не обнимал его первым. От него всегда веяло тайнами и чем-то опасным. Чимин оборачивается и быстро возвращается к Юнги, становясь прямо напротив него и осторожно, боясь разозлить, кладёт руки на плечи. — Ты в порядке? — В этом мире кто-нибудь вообще может быть в порядке? Чимин снова поджимает губы и убирает руки, отходя на шаг назад. Он поднимает взгляд на Юнги и в его взгляде столько боли и отчаяния, что сам Юнги начинает чувствовать эту боль где-то на подсознательном уровне. — Ты прав, конечно ты прав, но… ты можешь это изменить. — Я не могу. — Ты ошибаешься, — чиминовы уголки губ вздрагивают, а во взгляде пробегают искорки, — ты сильнее, чем ты думаешь. Ты жаждешь перемен, но не знаешь за что взяться. — Это ты ошибаешься, Чимин, — Юнги делает шаг вперёд и подцепляет его ладонь пальцами, — я не такой как вы. Я чувствую, что лёд тронулся, но я не вижу сильных изменений. Я слеп, вам не нужны такие. — Почему ты думаешь, что все изменения должны быть заметными? — смеётся Чимин, — революции за несколько дней не делаются. На это требуются годы, а порой десятилетия. — Почему именно я? — Потому что в тебе течёт кровь твоего отца. Он возлагал на тебя большие надежды. — Ну тогда мне жаль, — грустно улыбается Юнги, отпуская руку Чимина и поворачиваясь спиной, — во мне не течёт бунтарская кровь, как в моём отце, так что… Завербуйте кого-то другого. — И это говорит тот, кто забирается по ночам на крыши и дразнит надзирателей? — с хитрым прищуром спрашивает Чимин, заставляя Юнги остановится и развернутся к нему лицом, — ты просто должен поверить в себя. — Я боюсь подвести тебя, вас всех. — Не подведёшь, я уверен.***
Три месяца спустя. Ночной патруль, состоящий из трёх солдат, медленно проходит по улице и скрывается за поворотом. Юнги воровато оглядывается и выскальзывает из переулка, перебегая улицу и вновь ныряя в узкий проход. Ночное небо пасмурно, блеск луны не доходит до поверхности земли. Юнги внимательно прислушивается к каждому шороху и наконец останавливается перед уже таким привычным серым зданием. Он уверен, что Чимин уже ждёт его там и быстро взлетает по ступеньками, всё равно стараясь не шуметь. Юнги не ошибается — омега сидит, свесив ноги с парапета и сосредоточенно вглядывается в тёмный горизонт. Юнги бесшумно подходит к нему и прижимает его к себе, зарываясь носом в мягких чёрных волосах. Он чувствует как Чимин закидывает ноги на твёрдую поверхность и утыкается в грудь Юнги, шумно выдыхая. Они стоят так несколько минут, пока альфа не замечает, что Чимин дрожжит. — Эй, всё в порядке? — тихо спрашивает Юнги, прижимая омегу к себе сильнее. — В этом мире кто-нибудь вообще может быть в порядке? — бурчит Чимин, перемещая руки на шею альфы и ведя по ней носом. — Ты прав, я что-то перепутал, — тихо смеётся Юнги, снимая Чимина с парапета, — но с тобой правда что-то не так, — добавляет он, подцепляя его подбородок пальцами и заставляя посмотреть себе в глаза, — что тебя тревожит. — Ты. Юнги продолжает изучать глаза напротив, а потом приближается к чужому лицу, нежно касаясь пухлых губ. Он чувствует образовавшийся внизу ком и перемещает руки с лопаток на талию. Чимин отвечает ему неумело и сдержанно, сжимая пальчики в кулак и становясь на носочки. Юнги улыбается и отстраняется, на последок чмокнув Чимина в уголок губ. Чимин тоже отлипает от него и в свете вышедшей луны Юнги замечает, что куртка Чимина не застёгнута. — Заболеть что-ли хочешь? — ворчит он, застёгивая замок, но теплая ладонь Чимина останавливает его. — Я хотел показать тебе кое-что, — еле слышно говорит Чимин и отворачивает ворот куртки. На его груди, на месте сердца, блестит серебряное крылышко. Юнги тянется к нему пальцем и проводит по узорам пёрышек, очерчивая контур. — Красивое. — Юнги, мы готовы, — вдруг стальным голосом говорит Чимин и его взгляд меняется, наполняясь холодом, — мы готовы к борьбе, Юнги. Альфа смотрит на него шокированным взглядом и гулко сглатывает. Он не может поверить, что Чимин, эта хрупкая и нежная омега, стоящий перед ним один и мятежников, шмыгающий по городу и собирающий информацию. Он знает каждый дом и каждую улочку, количество солдат в гарнизоне и количество новобранцев, прибивших сюда совсем недавно. Он шпион, каждый день находясь бок о бок с врагом и утягивающий информацию прямо у него под носом. Чимин, который через несколько часов примет участие в масштабной диверсии. — Я буду в порядке, — шепчет Юнги, прислоняясь своим лбом ко лбу Чимина и прикрывая глаза, — и я буду ждать тебя здесь завтра. — Завтра.***
Этому завтра не суждено настать. Вернувшись домой, Юнги не может избавиться от непонятной тревоги и страха, который холодными пальцами скользит по позвоночнику. Он ложится на кровать прямо в одежде и всю ночь не смыкает глаз. Он слышит бешеный стук пульса в висках и громкое сопение. Ближе к рассвету его начинает бить дрожь от осознания того, что что-то может пойти не так. Внезапно перед глазами застывает образ Чимина, улыбающегося и смеющегося среди моря цветов и зелени. Юнги резко вскакивает с кровати и начинает ходить по спальне, считая шаги и слушая тиканье часов. Ровно в пять утра за окном слышится грохот и Юнги пулей бежит к нему. Из-за других домов самого здания не видно, но виден большой чёрный столб дыма, который медленно поднимается в небо и заслоняет собой поднимающиеся солнце. Юнги стоит несколько мгновений, прижимая руку ко рту, а потом, замечая бегущих в направлении взрыва солдат, срывается с места и выбегает из квартиры, не закрывая за собой дверь. На улице царит настоящая паника и хаос. Юнги сразу же попадает в огромный людской поток, который несёт его к городской площади. В толпе юнги замечает своих «коллег» по цеху, рыночных попрошаек и солдат, сбитых с толка. Не дойдя двух кварталов до площади, Юнги слышит стрельбу и крики. Сердце на секунду останавливается, но потом заходится с такой силой, что почти ломает грудную клетку. Юнги сам не понимает как резко подрывается к площади и расталкивает людей, попадающихся на пути. Из-за поворота Юнги замечает часы ратуши, над которыми развивается чёрный флаг. Он выскакивает на площадь и сразу оказывается сбитым с ног ударной волной от второго взрыва. Одна из колонн ратуши обрушивается с оглушительным грохотом, погребая под собой солдат, прибывших на помощь. Юнги мечется взглядом от одного человека к другому, но не находит его. Он слышит громкий клич со стороны трущоб и оттуда на площадь выплёскивается новый поток мятежников. Юнги поворачивает голову в том направлении от куда сам выбежал несколько секунд назад и видит, что толпа навалилась на солдат, подхваченной ей самой же и теперь давит их. Ему кажется, что Чимин, Тэхён, отец и все мятежники были правы. Что действительно время пришло и они могут дать отпор. Внутри что-то вспыхивает, но тут же гаснет, стоит первой бомбе упасть на землю. Планолёты. Они подняли в небо планолёты. В ушах стоит оглушительный звон, и Юнги почти отключается, но резкая боль в плече заставляет его вынырнуть из темноты и вернутся в самый эпицентр событий. Он смотрит шокированными глазами вокруг и внутри всё болезненно сжимается. Несколько секунд назад ему казалось, что свобода стала на шаг ближе, но внезапная атака солдат отбросила его на сто шагов назад. Он чувствует каждый взрыв и выстрел, что заставляет его подняться с земли и отбежать к стене. Площадь орошается кровью мятежников. Солдат с каждой секундой становится больше, а сопротивляющихся повстанцев всё меньше. В какой-то момент солдаты перестают стрелять, а кидаются на кучку мятежников, которые сбились в одном месте, став спиной друг к другу и из последних сил отстреливаясь. Их выстрелы звучат всё реже, пока совсем не прекращаются. Юнги вглядывается в эту толпу и видит профиль Чимина, выглядывающих из-под чёрного капюшона. Солдаты бросаются на них, кого-то убивая, а кого-то скручивая и уводя в сторону. Юнги как завороженный смотрит, как из рук Чимина выбивают автомат и как тот отбивается. Капюшон слетает с его головы, открывая лицо, искажённое в гримасе ярости. Чимин скалится, кричит и пытается бороться, пока на него не наваливаются пять солдат и не утаскивают в сторону, как и других мятежников. Юнги даже знает зачем. Завтра их ждёт очередное шоу. Всё заканчивается так же внезапно как и началось. Солдаты уводят повстанцев в казармы, а обычных рабочих, которых вынесло на площадь, просто разгоняют по домам, объявляя комендантский час. Заводы всё равно не будут сегодня работать, так как половина города разрушена. Юнги снова оказывается втянут в поток людей, который несёт его до дома. Зайдя в квартиру альфа прижимается спиной к двери и медленно съезжает вниз, зажимая рот рукой. Из его груди рвётся нечеловеческий крик и Юнги выпускает его наружу, падая на пол и запуская пальцы в волосы. Он кричит так долго, сколько позволяют его голосовые связки. Перед глазами предстаёт Чимин, которого прижимают к земле. Юнги не видел в его глазах страха, только злость и ненависть к этим людям. Его маленький Чимин-и такой смелый и сильный, а Юнги просто трус, который не смог ему помочь. Осознание того, что он мог помочь Чимину наваливается новым камнем на плечи и Юнги задыхается от этой тяжести. Он чувствует давление на грудную клетку и раздирает её ногтями, пытаясь хоть немного отвлечь себя от моральной боли. Не помогает.***
Часы на ратуши пробили полдень. Перед ней, на высоком помосте, сделанном специально для этого дня, стоит главнокомандующий этого города. Площадь медленно заполняется рабочими, которых подгоняют солдаты. Юнги хотел бы сквозь землю провалиться, лишь бы не быть здесь и не видеть этого. Его сильно толкают в спину, заставляя встать прямо перед помостом. Он боится поднять глаза и увидеть его. Главнокомандующий делает шаг вперёд и толпа затихает, устремляя взгляд на него. — Случившиеся выходит за все возможные рамки морали. Наше общество — слаженный организм, который не может существовать без одной своей части. Эти люди, — он махнул кому-то рукой и на помост вывели мятежников, — изменники и предатели, которое поставили под угрозу наше с вами благополучие. За это они приговариваются к расстрелу. Юнги поднимает взгляд и пробегается по всем взглядом пока не находит его. Чимин еле стоит, облакачиваясь о плечо товарища, даже не смотря вокруг. Юнги сжимает кулаки и томно выдыхает. Видеть Чимина перед собой больно. Знать, что его убьют прямо на глазах — невыносимо. Чимин вдруг дёргается и вскидывает голову, осматривая туманным взглядом толпу. Юнги знает кого он ищет, поэтому терпеливо ждёт, когда глаза омеги наткнутся на него. У Чимина глаза на мокром месте, как только он видит Юнги. Его разрывает изнутри от досады и боли. Юнги смотрит на него виноватым взглядом, а у Чимина внутри будто внутренности через мясорубку пропускают. Чимину хочется прижаться к Юнги, сказать, что он ни в чём не виноват, но их отделяет ограждение, да и вряд-ли Чимин сможет сдвинуться с места. — За наше лучшее будущее! Пандемоний сегодня… Чимин чувствует, как его оттаскивают назад и отчаянно шевелит губами, пытаясь донести Юнги то, что давно хотел сказать. — Пандемоний завтра… Перед ним становится солдат с автоматом на перевес. Чимина ставят на колени и хватают за загривок, поднимая голову к небу. — Пандемоний всегда! Двадцать один выстрел оглушает площадь. Двадцать одно тело грузно падает на брусчатку. Чимин чувствует боль в области сердца и ныряет в объятия темноты. Она с удовольствием принимает его и нежно убаюкивает, забирая всю боль. — Ты бессмертный что-ли? — шипит Юнги, пока стаскивает его с парапета. Парень продолжает улыбаться, держась за руку Юнги. — Не бывает бессмертных людей, — говорит он, склоняя голову набок. «Борись Юнги. Ради нашего лучшего будущего».***
Тэхён пробирается по узким переулкам, стараясь не зацепиться за грязные стены. Наконец он выходит к нужному зданию и прячет бумажную карту в карман. Он быстро забирается на крышу и останавливается в тени, отбрасываемой балкой. — Я знал, что найду тебя здесь, — хриплым голосом говорит он, подходя ближе и становясь прямо за спиной. Юнги ничего не отвечает, продолжая смотреть в пустоту перед собой. — Чимин говорил, что это твоё любимое место. Именно здесь он тебя и встретил. При упоминании его имени Юнги напрягается и играет желваками на лице. Тэхён обходит его слева и тоже садится, свесив ноги — Чего ты хочешь от меня? — тихо спрашивает Юнги, даже не поворачиваясь к нему лицом. — Я знаю как тебе больно, но ты должен понимать. Чимин знал, на что шёл. — Я был там. Я мог помочь ему. Его убили на моих глазах. — Юнги, ты не виноват. Ты никак не мог ему помочь. Ни одна революция не обходится без жертв. — Она забрала у меня слишком много, — смеётся Юнги, доставая из кармана сигарету, — но я слишком труслив, чтобы принять эту жертву. Их смерти были напрасны. — Ты не прав, — стальным голосом говорит Тэхён, выхватывая сигарету и выкидывая её вниз, — ты можешь сделать так, чтобы они были не напрасными. Юнги смотрит вслед упавшей сигарете и ухмыляется сам себе. Тэхён ещё какое-то время сидит рядом с ним, а потом встаёт и похлопав по плечу говорит: — Ты должен сделать выбор, Юнги. И уходит, оставляя на своём месте серебряное крылышко. Точь в точь как у Чимина. Юнги берёт его в руки и задумчиво крутит перед носом. Потом встаёт и бесшумно покидает крышу, выкидывая сигареты на лестнице. Юнги свой выбор давно сделал. Он клянётся отомстить второй раз в жизни.