И все те ошибки, что мы совершили

Она не может сделать это снова. Куинн просто не может вновь пройти через это. Сейчас, когда она только начала строить свою жизнь заново. Фабрей работает в крупной компании, наконец наладила отношения с отцом, и Куинн только начинает понимать кто она и чего хочет. Ей, в конце концов, всего двадцать три. Она не может этого сделать — не могла в первый раз, не может и сейчас. Это было так хорошо — Пак прижимался к ней так мягко, будто боялся, что она может исчезнуть. Он касался её тела губами, будто пытался навсегда сохранить этот момент в своей памяти. Прослеживал узоры кончиками пальцев, будто любое неосторожное прикосновение могло её сломать. Эта их ночь ни капельки не была похожа на ту — самую первую. Куинн не была пьяна, хотя иногда ей нравилось притворяться, что была. И в этот раз она знала, что происходит и должно произойти, и какие были риски (её разбитое сердце), и в этот раз это не было обычным перепихом. Но когда ты проходишь через столько, сколько прошли они, все не так просто, как кажется. Трудно, непонятно и слишком много «но». Они связаны, и каждый раз, когда Куинн пытается двигаться дальше — Пак идет за ней, а когда пытается двигаться он — она остается свободной. Но Куинн больше не может быть такой девушкой. И она не будет. *** Ощущение тяжести в груди появляется с каждым вздохом, будто кто-то свыше насмехается над ней, зная, что Куинн собирается сделать. Она думает позвонить Рейчел или Мерседес, и на секунду даже думает о Сантане, но в конце концов решает обойтись без свидетелей. У неё чувство, будто все вокруг пялятся на неё. Они осуждают её, читая, как открытую книгу, но проблема здесь в том, что никто не знает, что происходило в первой главе. Они все видят лишь то, что хотят видеть — красивую девушку, что была достаточно глупа и наивна, чтобы совершить ошибку. Будто они все считают себя лучше. Куинн теребит цепочку — холодный металл крестика, будто обжигает кожу. Она делает вид, что читает журнал, но не видит ничего. Не из-за слез, а из-за воспоминаний. Куинн трогает свой живот — он все еще плоский. Никаких доказательств того, что что-то не так. Но Фабрей еще никогда не чувствовала себя более одинокой. *** Пак звонит ей, потому что они теперь друзья, потому что они взрослые люди и потому что они научились отпускать (преимущественно друг друга). Она почти рассказывает ему. Куинн почти рассказывает, но у него такой счастливый голос, он с таким воодушевлением рассказывает о своей работе в армии, и что Пакерман, наконец, закончил свою первую песню с Финном, и то, что он счастлив, что они оба, наконец, нашли своё место в жизни. Фабрей спрашивает его, потому что прекрасно знает на собственном опыте: чем тебе хуже — тем лучше ты это скрываешь. — Ты счастлив? — Да, конечно. Что насчет тебя, Кью? — Да. (За исключением, что я отдала ребенка, которого ты хотел и убила того, о котором ты не знал). Куинн задается вопросом, будет ли она когда-нибудь счастлива. *** Пак узнает спустя несколько месяцев, потому что в итоге они все равно оказываются вместе, и её темные тайны выходят наружу. Она прижимается спиной к стене в квартире Тины и закрывает глаза, проклиная четвертый бокал. Они встречаются всем хором раз в два года, но Куинн больше не та девушка, что раньше. (Она — холодная, бессердечная убийца). Её кожа липкая от жары, и ткань сарафана противно липнет к спине, и все, что Куинн сейчас хочется — это прийти домой, залезть в постель и забыть обо всем. Пак находит её. Он всегда её находит. Пакерман смеется и говорит, что ей нужно на воздух. (Куинн знает об этом. Куинн не может дышать с тех пор, как вышла из больницы). — От тебя пахнет алкоголем, — говорит он, отпуская её руку. Они стоят на балконе Тины, и на улице слишком прохладно для летней ночи. Пак предлагает ей куртку, но она отталкивает его руки. Куинн сглатывает, заправив липкие пряди за ухо: — Я была беременна. — Я знаю, я был там, помнишь? — Пак не понимает, наверное, думает, что она слишком пьяна. Он улыбается, и раньше от его улыбки Куинн чувствовала бабочек в животе и слабость в коленях, а сейчас она чувствует лишь боль и сожаление. Она должна была оставить его в покое — без неё Паку было бы лучше. — Нет, — шепчет она отчаянно, слегка качая головой. Пусть он будет её ненавидеть. — Нет, я была беременна недавно… А потом я пошла в больницу, и его больше нет. Его улыбка исчезает, а в глазах проступает понимание. Пак не кричит, не хватает её за плечи и ничего не спрашивает (Почему ты делаешь это, Куинн? Почему ты уничтожаешь вещи, которые любишь больше всего?). Он не делает ничего из того, что Куинн заслуживает. Пак просто разворачивается и уходит. (Пак уходит от неё, как раньше делала она. Снова, и снова, и снова). *** Куинн остается в неведении о его судьбе до телефонного звонка Рейчел — первого после её с Финном свадьбы. Она упоминает, что Хадсон сейчас с Ноа, и что тот полностью разбит, а потом переходит на другие сплетни. Вот и все. Будто это не её вина. Рейчел бы говорила с ней по-другому, если бы знала правду. Ох, если бы Берри знала правду, то ненавидела бы её так же сильно, насколько Куинн ненавидит себя. Куинн просто отвратительна. Её сердце бьется так громко, что она почти не слышит Рейчел, поэтому она просто вешает трубку. Она вешает трубку, ложится в постели и пытается сделать вид, что она не тонет. Позже она не спит три дня и узнает детали. Из армии его выгнали, потому что Пак выместил свою злость на неё на каком-то незнакомом парне. Он разрушил свою жизнь, потому что это то, что Куинн обычно делает (разрушает жизни, заставляя людей жалеть, что они когда-то её повстречали). Куинн хочет забыться (она отвратительна, отвратительна, отвратительна), и когда у неё не получается, она просто плачет. *** Она решает остаться в Лайме на месяц или два, потому что ей нужен перерыв от притворства, что все в порядке. Куинн видит его в супермаркете и почти роняет молоко, что её мать просила купить. Пак выглядит почти, как она (пустая оболочка). Она видит, как он ставит виски и пиво на ленту. Куинн прячется за полку с овсяными хлопьями и закрывает глаза, пока не перестает слышать его голос. Она хватает бутылку виски, забывая про молоко. (Куинн уничтожила его. Разрушила все шансы не стать неудачником Лаймы. Куинн уничтожила его). *** В следующий раз она видит его на дне рождении Курта, и Пак выглядит хорошо — он не смотрит в её сторону ни разу. Издалека он выглядит хорошо. (Но Куинн тоже выглядит хорошо, но внутри она не в порядке). Пак сломан, но, когда он улыбается (его потрясающая, красивая улыбка, которую она не ценила, когда улыбка еще была настоящей), Куинн видит проблески его целого. Она сломала его, и она знает, как никто другой, что когда ты сломлен, маленькие, крохотные кусочки тебя разбросаны повсюду — и ты можешь попытаться исправить это, попробовать склеить себя, но то никогда не получается — паззл не собирается заново. Куинн слышит шепот друзей, что Пака не видели трезвым с тех пор как… С ним случилась она. Она хочет обнять его, исцелить. Куинн хочет, чтобы он вновь сказал, что все будет хорошо, потому что прошло столько дней, и она отказывается верить в обратное. Куинн хочет, чтобы он посмотрел на неё и сказал, что все в порядке, и тогда, возможно, она, наконец, станет свободной (от её ошибок, от её боли, от её вины) и сможет снова дышать. Куинн так отчаянно хочет вновь стать той девушкой, что и раньше: той девушкой, что Пак коснулся той ночью, которую любил так бесстрашно, на которую смотрел так, будто Куинн — лучшее, что с ним случалось. (Но изменить это все не в её силах). *** Это случилось в прошлое Рождество, ровно год назад, после её ночи с Паком. Сейчас Куинн находится в небольшом баре, уставшая от разговоров с матерью, но это приятная усталость, и ей кажется, что она, наконец, приходит в норму. Пак тоже здесь, и в этот раз он не отворачивается, а идет к ней. Куинн отворачивается и лишь размешивает сахар в её кофе снова, и снова, и снова. Он ничего не говорит, просто садится рядом, задевая её рукой. «Мне очень жаль», — хочется сказать, но Куинн молчит. Она открывает рот, но не успевает: — Мне тоже, — говорит Пак, будто точно знает её мысли. Это просто был не её год и не его тоже. И её ошибки были не повторением той самой, в этот раз они пытались убежать вместо того, чтобы пытаться с этим разобраться. Куинн знает, что возможно со временем, она научиться принимать то, что сделала — не быть довольной, конечно нет, просто научиться с этим жить. Куинн просто надеется, что Пак тоже сможет, потому что она никогда не была так счастлива чем, когда была с ним (и Куинн надеется, что не всегда будет его ломать — этого она себе никогда не простит). Пак приподнимает бутылку колы, и она улыбается. Пак улыбается в ответ.