Глаза цвета неба

Он привычно стоял спиной. Смотреть в глаза другим ему нравилось, бесспорно. Это доставляло определенное удовольствие. Видеть чужой страх, понимать, что именно ты — то самое воплощение смерти для конкретной жертвы — это стоило многого. Но в жизни было немало моментов, в которые Шики предпочитал отворачивать свое лицо. Сейчас как раз наступил очередной момент истины, от которого он всю свою жизнь после смерти отца усиленно старался избежать. Губы еле заметно дернулись в полуулыбке, а рука сжала рукоять катаны. Вытащив ее из-за пояса, он ткнул ею в пол. Раздался тот же сухой и короткий стук, как в тот день, когда он ушел из дома, оставив Рина в коридоре наедине со своими печалями и ожиданием. Позже ему снились эти огромные, чистые, переполненные небом глаза, с застывшим в них отчаянием и любовью. Слезы брата он запомнил на всю жизнь. Не потому что хотел этого. Память отвратительная штука и она умеет наказывать за совершенные ошибки. Он не простил себе ничего. Не простил то, что бросил брата, не простил то, что он плакал. Эти слезы навсегда отпечатались в одном из самых дальних уголков сознания, впоследствии ставшего таким пыльным, что желание стряхивать с него эту пыль напрочь исчезло. Этот день он слишком хорошо помнил еще и потому, что после смерти отца прошел всего лишь год. Матери Шики лишился еще раньше. Рин стал для него той отдушиной и той свечкой среди леденящего мрака, возле которой он всегда мог отогреть свою и до этого не слишком пламенную, а теперь начавшую застывать душу. Красные глаза напряженно и равнодушно разглядывали ржавый шпингалет окна с вылетевшими стеклами. Сейчас ему как раз вспомнился тот самый день, когда они уставились друг на друга через двери квартиры, в которой они жили с отцом. Теперь их решительно потеснил этот, как тогда его моментально окрестил про себя Шики — оборвыш. Что он тогда ощущал? Недоверие, злость и... отчуждение, на какое только был способен. Благо, в квартире было не две комнаты, а больше. Шики не готов был делить свою территорию с пришельцами. Окинув это худосочное нечто в серой, прохудившейся хламиде, отдаленно напоминающую детскую одежду, мальчишка перевел глаза на отца, который со странным теплом смотрел на это белобрысое недоразумение. - Рин, это твой старший брат, Шики. Поздоровайся. Фраза отца очень сильно ударила по Шики. Впервые в жизни ему хотелось заорать как полоумному. Но не в его правилах вести себя, как тряпка. Однако недовольство требовало выхода и максимум, на что он решился — быстро покинуть коридор, запереться в своих четырех стенах, оставив отца с... этим. У него внутри все сопротивлялось при мысли о том, что это его хоть и сводный, но родной брат. Уже позже, когда прошло достаточно много времени, стена между ними рухнула. Старший брат стал для младшего родным братом в полном смысле этого слова. Отец мог не волноваться о том, что Рина обидят или ему нужно опасаться оставить младшего наедине со старшим. Шики взял над ним шефство, в том числе заботясь о нем и в отсутствие отца. Губы Шики дрогнули. Память подкинула ему эпизод с подставкой под телефон. Она стояла в углу, занимая немного места, и в целом не мешая никому. Но телефон располагался на стеклянной пластине, лежащей на металлической треноге, инкрустированной коварно выпирающим кружевом. И вот однажды Рин случайно зацепил ее, когда шел в зал. Раздался ужасающий грохот. Телефон упал на пол и в откатившейся трубке послышался зуммер, как будто начавший отсчитывать минуты до прихода отца. Рин в ужасе присел над осколками, моментально побледнев как стены, покрытые известью. Разумеется, Шики услышал этот звон. Не то, чтобы это была дорогущая вещь, но Рину за нее влетит, как пить дать. Схватив веник и совок, он побежал в комнату. Оттащив мальчишку от осколков, Шики прижал к себе дрожащего брата и тихо проговорил: - Я скажу, что это я разбил. Вытри слезы. Никто тебя не накажет. Шики помнил его раскрасневшийся нос и переполненные слезами огромные глаза. Поцеловав их, он прошептал Рину: - Все будет хорошо. Я люблю тебя, братишка. Успокаивайся. - А ты?.. Как же ты?.. - Не волнуйся и не переживай за меня. Я выдержу. Разумеется, позже он получил нагоняй по всей программе по поводу неосторожности и порчи имущества. Отец никого из них не трогал пальцем, но если наказывал, то наказывал. … Закрыв глаза, впервые за долгое время Шики ощутил один за другим слабые уколы совести, горечи, стыда, потери и одиночества. Когда в тот день за ним закрылась дверь, он ощущал только одно — страшную пустоту. И... боль. Уже тогда он начал понимать, что боль делает его уязвимым и гораздо проще жить, если не ощущать ее. Уже тогда он начал промышлять зачистками улиц, зарабатывая этим. Поначалу заработок был небольшим, но время шло и куш рос. Эта работа была бы идеальной, если бы не одно но — младший брат, ожидающий дома. Тоскующий и любящий. Закрытая дверь решила все в тот момент. Вместе с ней закрылась другая дверь - в прошлое, оставив там все светлое, теплое и размягчающее душу. Прислушавшись к звукам внутри, Шики выпрямился и зашагал прочь. Нет, он не бросил брата, исправно оплачивая его проживание и подбрасывая ему на пропитание. Проще не видеть, не будучи слепым — Шики избрал для себя дорогу, в которой им не суждено идти рука об руку.