В высокой траве прятались кольца огромной змеи. Толстой — двумя ладонями не обхватишь. Тусклые пятна ее чешуи, едва заметные сквозь пеструю путаницу стеблей, были почти неотличимы от россыпи серых камней. Только на приподнятой треугольной голове поблескивали бусинки глаз.
Змея медленно и неотвратимо ползла к Зелгадису, который сидел, прижатый спиной к древесному стволу. Как ни крути — он не успел бы сейчас ни быстро встать на ноги, ни выхватить из ножен меч… Да он и не собирался, впрочем.
Он протянул руку.
Вскоре голова змеи уже свисала с его противоположного плеча, а ее тело, огибавшее шею химеры, слегка напоминало каменное коромысло.
Чешую рептилии, как и кожу самого Зелгадиса, украшала россыпь выпуклых камешков помельче и потверже, а еще она до сих пор хранила остатки былого узора: сетки сложных, красивых не то полосок, не то пятен.
На хмуром лице Зелгадиса показалась редкая гостья — улыбка.
— Кассандра, — прошептал он, почесывая змею под нижней челюстью. Будь Кассандра млекопитающим — блаженно зажмурилась бы, но у змеи получилось только зашипеть.
— Конечно, — кивнул он в ответ. И, послушав ее шипение еще немного, добавил: — Нет, не идем. Не сейчас. Ты снова забыла, что остальным, в отличие от нас, нужно иногда нормально отдыхать?
Змея что-то шикнула в ответ. И «отвернулась», переключив внимание на более интересное для змеи зрелище — белоснежного барашка, щипавшего траву всего в паре шагов от нее.
Его короткая шерстка, казалось, светилась от яркого солнца. Розоватые носик и ушки, большие темные глаза, на шее — розовая лента с небесно-голубой стеклянной подвеской… Неземной чистоты создание, да и только. Святая невинность. Звали этого барашка Эндимион.
Его мягкие белые кудряшки так и манили каждого встречного прикоснуться к ним, ощутить под пальцами ватно-облачную пушистость… но чужих деймонов трогать нельзя.
Разве только… если их люди находятся в
очень близких отношениях.
Поэтому Зелгадис старательно делал вид, что ему все равно, и к пушистому Эндимиону даже не приближался. Во избежание.
Не то чтобы он что-то чувствовал к самой Амелии… но деймон у нее был
очень пушистый.
Принцесса с деймоном-барашком вообще не могла не удивлять. И как так только вышло? Обычно ведь у благородных звери экзотичные, внушительные, хищные чаще всего. А вот — нате вам, барашек.
Хотя если вспомнить отца Амелии — и его здоровенного деймона, серую кобылу-тяжеловоза, — то удивляться, наверное, было особо нечему.
Интересно было бы посмотреть, — подумалось вдруг Зелгадису, —
как эта лошадь по королевскому дворцу разгуливает…
Кассандра вдруг решительно потянулась влево, чтобы, как ожерелье, кольцом обвиться вокруг шеи хозяина. Зелгадис чуть наклонился вперёд, поддержал ее руками, подождал, пока она удобно уляжется, и снова откинулся назад.
Огромный каменный удав — что может быть страшнее? Самый правильный деймон для того, кто выглядит как настоящий монстр. Даже хуже многих монстров, как недавно выяснилось.
И как странно теперь вспоминать весёлую, блестящую песочно-кофейную змейку, которой когда-то была Кассандра — и которую не боялась в их деревне ни одна живая душа. Деймона, которым по праву гордился счастливый юный дурак. Он сам, в смысле.
«Змея — это мудрость и гибкость…»
«Удав — это воплощенная сила. Прекрасный, терпеливый охотник. Похоже, что у тебя большие задатки, Зелгадис…»
Это все так. Несомненно. Но… Какое кому до этого дело? Кто будет искать —
и захочет видеть — светлые черты в огромном каменном чудище, которое с лёгкостью, всего парой движений способно убить любого другого деймона?
Никто, конечно же.
Проклятый Резо.
***
Лина, развалившись под сенью дерева, смотрела на искристую пляску листьев в пронизанной солнцем высокой кроне. Лучи разлетались, рассыпались в этой зелени короной и шатром из солнечных нитей, мягкими каплями света осыпали Лину, и траву вокруг нее, и ствол дерева, и отброшенную в сторону толстую кожаную перчатку…
На перчатке — черной, широкой, словно и вовсе не на Линину маленькую ручку — была аппликация. Языки пламени из ярко-рыжей кожи, в нижнем углу широкой манжеты. Примерно там же болталась и кокетливая кисточка.
К перчатке для соколиной охоты, как всем известно, обычно прилагается сокол — или, в этом конкретном случае, пустельга. Обыкновенная пустельга. От которой в соколиной охоте никакого толка, кстати говоря, и нет.
Ясон, самопровозглашенный символ Лининых свободы и независимости, неспешно перебирал лапками, гуляя рядом с Лининой головой. Спина и крылья у него были рыжие в крапинку — почти медные, куда ярче, чем у большинства его диких сородичей, — голова и хвост голубовато-серые, а кончики крыльев и хвоста — черные.
Иногда Лина спрашивала себя, почему ее деймон не мог остановиться на более удобной форме. Вроде кота там или тигра. Или другой какой-нибудь птицы, покрасивее и с когтями покороче. Но нет ведь — надо было выбрать именно такую, чтобы и восхищения своей внешностью не вызывала, и особые предосторожности в общении требовались…
Помнится, когда она в свои двенадцать лет спорила с Ясоном по этому поводу — кем ему быть, — он был непреклонен. Насчёт птицы они согласились быстро, а вот дальше уже началась самая настоящая война.
Он вопил, что она хочет сделать из него не то глупого павлина, не то декоративную канарейку; она — категорически возражала против предлагаемой им черно-белой и серой в крапинку скукотищи…
В итоге Лина и сама не понимала, как они сошлись на этой простой хищной птичке, пустельге. Но особенно об этом выборе никогда и не жалела. Так, скорее по привычке жаловалась.
Свобода в Ясоне была, яркость — была. Изящество, легкость и опасность — тоже. А что ещё от своего деймона, от своей души пожелать-то можно, в конце концов?
Постепенно девушке надоело лежать неподвижно. Она потянулась, не поднимаясь, руками: назад, за голову — а потом вверх, к небу и прозрачным листьям. Сочно хрустнула парочка суставов.
Затем Лина поворочала головой… и увидела, как неподалеку от нее сонно шевельнулась огромная охапка сена.
А, нет, простите — это была собака. Дейзи.
Деймон Гаури, нечто давно позабытой хозяином породы и просто
непозволительных размеров. Ростом Лине по пояс и — серьёзно, они с Гаури как-то измеряли из любопытства! — ровно в два раза Лины тяжелее. У Дейзи были длинная золотистая шерсть, добрейшая морда, небеса в глазах… и ужасно тяжелая лапа, когда дело доходило до битв. Врагов, чужих деймонов, она расшвыривала играючи. Совсем как ее хозяин расшвыривал своих.
И Лина им с Гаури… завидовала.
Совсем немножко, по-белому. С самой первой встречи, когда этот доморощенный «рыцарь» со своей здоровенной псиной вдруг появился из ниоткуда и решил ее «спасти».
«Спасателям» хватило пары демонстративных взмахов меча и низкого угрожающего рыка, чтобы бандиты сбежали без оглядки… а ведь саму Лину,
знаменитую Лину Инверс, которая только ночью разнесла этот их чертов бандитский лагерь в пух и прах, грабители в упор отказывались воспринимать всерьёз!
И почему мир так несправедлив?.. Кому-то внимание и уважение достаются просто так, а кому-то — особенно милым девушкам, которым не повезло ни с ростом, ни с размером деймона, — их нужно зарабатывать потом и кровью.
Это было довольно обидно, надо признать. Но всерьёз Лина на Гаури не злилась. Не могла. Они с Дейзи были… слишком милыми, чтобы на них злиться. Простодушными, как дети.
Деймон-собака — это честность и верность, — подумала вдруг (но далеко не впервые) волшебница, лениво перебирая рукой стебельки невысокой травы. —
Верность… чему? Или... к о м у?
Если раньше ответа на этот вопрос она не знала, то теперь — после всех сумасшедших приключений последних недель, а особенно после битвы с Фибрицио и того, что — как рассказала Амелия — Гаури после ее окончания сделал…
В общем, у Лины появилась на этот счёт одна довольно правдоподобная догадка. Очень приятная такая догадка.
А потом она вдруг заметила, что по собачьей спине целеустремленно взбирается, цепляясь коготками за густую шерсть, пятно знакомо разноцветных перьев.
—
Ясон! — тут же крикнула она, вскакивая. Ясон послушно захлопал крыльями, поднимаясь в воздух, начал что-то недовольно клекотать…
— Ты чего, Лина? — раздался неподалеку удивленный голос Гаури. — Чего так пугаешься?
У Лины покраснели уши. Да и щеки, впрочем, тоже.
С другой стороны полянки захихикала Амелия.
***
Вскоре
весь бродячий цирк вся компания снова брела куда-то по лесной дороге.
— Ворона, — глухим, безжизненным голосом вдруг отметила принцесса, случайно подняв глаза на повисшую над дорогой сухую ветку. И, несмотря на теплую погоду, крепко обхватила себя руками за плечи.
Лину передернуло.
— И не напоминай!
Но Амелия продолжила — чуть дрожащим голосом, словно совсем Лину не услышав:
— Я до сих пор не могу забыть тот миг, когда Гаав ударил мечом его деймона — то есть, в смысле, Исиду… Я тогда так испугалась. Ждала, что она развеется дымом, а хозяин упадёт замертво — а Исида оказалась
настоящей птицей, — ужаса в голосе девушки стало в разы больше, чем при описании предполагаемой гибели боевого товарища. — Упала и осталась лежать, разрубленная. А господин Зеллос остался стоять, как будто ничего не случилось —
один, без деймона, — и улыбаться. И виновато так: «вот незадача»…
Лина, давно уже спрятавшая лицо в ладонях, только взвыла в очередной раз.
— Я же просила тебя: НЕ НАПОМИНАЙ! Чертов монстр...
— Исида была
вороном, между прочим, — устало заметил Зелгадис.
— Она — значит,
ворона, — Амелия упрямо насупилась.
— Ворон и ворона — разные виды птиц. Это, — химера показал на восседающую на ветке чёрную кляксу, — ворона. А у Зеллоса был именно ручной ворон. Женского пола.
— Что, так и говорить каждый раз? «Ворон женского пола»? — чуть успокоившись, влезла в обсуждение Лина.
Зелгадис только пожал плечами, сам не зная ответа на этот вопрос.
— Ты придира, конечно, жуткий, — Лина хихикнула. — Может, сейчас еще выяснится, что деймоном Резо была не сова?
— Сова тоже пойдёт, — вздохнул Зелгадис. — Но знаешь, на самом деле это был все же
филин.
Лина звонко рассмеялась.
— Все лучше, чем у Мартины. Кто там у нее — обезьяна-карлик, кажется?
— Карликовая игрунка, — устало поправила Амелия. Зелгадис, не удержавшись, сочувственно с ней переглянулся. — И она была довольно милой. Такая пушистая кроха, меньше ладошки, с тонкими пальчиками и длинным хвостом…
Лина недовольно фыркнула.
— Ну естественно.
Милая. Твоего деймона она ведь ощипать не пыталась…
— Звучит так, словно твой Ясон не старался заклевать ее в ответ. То есть
его, — поправился Зелгадис. — Не помню уже, как зовут. Вообще, у вас с Мартиной у обеих какие-то слишком воинственные для девушек деймоны. Брали бы лучше пример с Сильфиль…
Дразнить Лину — бесценно. Зелгадис спрятал легкую улыбку под спешно натянутой дорожной маской.
— Не пойму, что в такого особенного в деревенской ласточке, — обиженно буркнула рыжая волшебница. — Птица как птица…
— Она милая и безобидная, — развел руками Гаури, снова словно выросший из-под земли. — Ласточка при всем желании не сможет кому-то что-то оттяпать.
— И ты, Брут… — печально вздохнула Лина.
Но потом изумленно замолчала — когда Дейзи, зачем-то сменившая сторону дороги, шагая вперёд, весело хлестнула ее по ноге своим тяжёлым хвостом.
