Когда гаснет свет

Очнись. Пожалуйста, очнись... Саймон поёжился, когда адреналин, переполнявший его тело, начал спадать. Свет в кладовке был тусклым, бросая на стены высокие, изогнутые, непристойные тени. Он раскачивался взад-вперёд, скрючившись над телом. Руки были перепачканы кровью; она почти высохла, и ладони казались клейкими, а кожа словно натянулась слишком туго. Он почти весь пропитался ею, красная, тягучая жидкость сочилась из ещё не остывшего тела, разливаясь по бетонному полу, источая металлический запах, медленно застывая. Он не мог отвести глаз от жуткой, дьявольской картины, которая каким-то чудовищным и гротескным образом была прекрасна. Очнись, пожалуйста... Ему надо было отказаться. Ему следовало знать, что есть предел. Ему не следовало даже спрашивать. Саймон обхватил себя окровавленными руками, продолжая смотреть на неподвижную фигуру перед собой. Медленно-медленно, он менил позу, опустившись на колени перед распростёртым телом, и дрожащими руками накрыл лицо Нейтана. Его глаза всё ещё были открыты, зрачки расширены так, что почти поглотили зелёную радужку, рот приоткрыт на вдохе. Всё началось почти невинно, когда однажды Нейтан пришёл на отработку с огромным синяком на шее. Келли спросила его, что это, и Нейтан бесстыдно и гордо объявил, что задушил себя, пока дрочил прошлой ночью. Все смотрели на него с отвращением и поспешили выйти из раздевалки. Саймон задержался. - Чего хотел, Барри? - Ты умер, пока ты...? Нейтан развернулся, и лицо его излучало самодовольную уверенность: - Не то, чтобы это было в первый раз. Три дня спустя Нейтан позвонил Саймону и спросил, не может ли тот прийти и помочь ему кое с чем. Саймон пришёл быстро, озабоченный, что что-то случилось, и обнаружил полуголого Нейтана с рукой в трусах. - Мне нужна твоя помощь. Оно больше не действует. Я не могу... – Нейтан указал на нижнюю половину тела. – Ну и я подумал... – Нейтан замешкался, и Саймон с удивлением осознал, что Нейтан действительно нервничает. – Что, может быть, ты сможешь придушить меня. - Ты хочешь, чтобы я душил тебя, пока ты дрочишь? Ты серьёзно? - Да ладно тебе, чувак! Я бы тебе не отказал. Они ещё поспорили: на тему ориентации, на тему того, что Нейтан идиот, пока Саймон, наконец, не согласился. У него вспотели ладони и живот прихватывало, и Нейтан поддразнил его: - Можно подумать, ты никого раньше не убивал. Он глубоко вдохнул, и они начали. Нейтан обхватил свой член, Саймон, всё ещё неуверенно, обхватил его за горло. Поза была неудобной, Саймон скрючился рядом с Нейтаном, согнувшись над ним, изогнувшись, обхватив шею руками, и не отводя глаз от дальней стены. Чем дальше, тем больше Нейтан настаивал, тем задушеннее становился его голос - сдавленнее. Постепенно, Саймон стал всё чаще смотреть на лицо Нейтана, на его застывшие глаза, на выражение абсолютного счастья. Нейтан теперь с трудом втягивал в себя воздух, отчаянно боролся за него, в то время как его рука быстро двигалась. Саймон разжал большие пальцы, и Нейтан выгнулся ему навстречу, пользуясь передышкой, жадно вдыхая воздух, пока Саймон не нахмурился и не сжал руки сильнее, чем прежде. Нейтан обмяк. Пульс под руками Саймона сбился. Прервался. Замер. Саймон отнял руки от его горла и отпрянул, тяжело дыша от потрясения и не сводя глаз с тела Нейтана. С трудом сглотнул. Он не знал, сколько придётся ждать, пока Нейтан очнётся. Он вытер руки о джинсы, моргнул, и в шоке уставился на выпуклость у себя в паху. Так это и началось. Их медленный, разрушительный танец, затягивающий их всё глубже. Саймон приходил в восторг от ощущения силы. От выражения лица Нейтана. Нейтан дрочил как никогда в жизни. Они подталкивали друг друга всё дальше, к полному беспределу. То, что началось как асфиксация постепенно перешло в удушение. Потом они начали использовать ножи – втыкать и перерезать горло (всегда очень аккуратно, чтобы случайно не отрезать голову). Это стало чем-то совсем не сексуальным, хотя они оба и заводились от этого. Это перестало быть удовольствием Нейтана и равнодушием Саймона. Это всегда начиналось постепенно: прикосновения, флирт, поцелуи; пока всё не заканчивалось в постели, на полу или в душе, с лежащим Нейтаном и оседлавшим его Саймоном, осуществляющим то, что взбрело ему в голову в этот день. Это было очень интимно, и ненормально и принадлежало только им. Они экспериментировали. Все же занимаются этим в отношениях, да? Они пробовали пистолеты, но это было грязно и громко, слишком легко было привлечь внимание. Ещё это было слишком обезличенным. Однажды Саймон сломал Нейтану шею, но он не повернул её до конца, оставив Нейтана ловить ртом воздух добрых пять минут, пока он наконец не умер. Саймону это не понравилось – ему не нравилось причинять Нейтану боль, как бы странно это ни звучало. Он занимался этим не ради боли, даже не ради насилия. Ради близости. Он не был психопатом. Он всегда был в восторге, когда слышал хлопок, или щелчок, или всхлип, и затем, минутой позже, дрожащий вдох, когда тело Нейтана толчком возвращалось к жизни. Они улыбались друг другу, обнимались и целовались, медленно и лениво, а потом Саймон готовил Нейтану «воскресительную» еду – обычно что-нибудь богатое углеводами и белками – а потом они занимались «обычным» сексом и, как правило, после этого засыпали. Они были уверены, что Келли знает. Она выразительно посматривала на них, но никогда ничего не говорила. Никто ничего не говорил. Нейтан всегда придумывал что-нибудь новенькое. Всегда именно он вносил предложения, как он это называл. Саймон не был уверен, почему он никогда не озвучивает ни одной своей мысли. Возможно, он боялся реакции Нейтана. Теперь он знал, что ему следовало бояться своего собственного разума. Саймон обежал взглядом тело Нейтана, его разорванную и окровавленную рубашку. Месиво. Дойдя взглядом до ног Нейтана, он поднял глаза. Одежда Нейтана вымокла от крови. Он говорил: давай, давай. Он не просил Саймона остановиться. Среди красного были проблески белого, и Саймон не мог разобрать что это: плоть, или кость. Он снова остановился взглядом на лице Нейтана. На его застывших глазах. На выражении счастья. Каким-то образом, Нейтан делал смерть прекрасной – словно это великолепный пир. Пожалуйста, очнись... Саймон потянулся к Нейтану – руки тряслись – и прижался губами ко лбу, чувствуя вкус пота и крови. Он зашёл слишком далеко. Он так настаивал... Он закрыл глаза и постарался отмести прочь сомнения, гнев и скорбь. Снова открыл. Ещё раз обвёл взглядом лицо Нейтана и потянулся закрыть ему глаза. Хлоп Щёлк Вдох.