Последняя поэма

Я ходила по лесным балкам летом к колодцу, искала зверобой, а ранней весной, помню, выкапывала подснежники для мамы, которые потом везла в торохтящем поезде. Строила шалаши из веток у обрыва между полем и балкой, и представляла длинное горизонтально лежащее бревно у забора бабушкиной "хаты" своей ракетой. Я пряталась от женщины, которая приходила меня учить; за старой печкой сидела долго-долго, пока бабушка не извинялась за мое поведение и не провожала предподавателя за ворота. В те дни, когда мне не удавалось спрятаться или меня грызла совесть, я прекращала свои игры и выходила, вот тогда предподаватель готовил меня к школе: учил читать и считать, и чтобы мне не было скучно в перерывах мы пели "комарики-дзюбрики", и забавно вертели ладонями в такт. Однажды мне стало интересно, и я залезла на чердак гаража по забору, наткнулась там на улей, а потом плакала, потому что оказалась беззащитной в окружении пчёл и не могла самостоятельно слезть. Обмазала себе все лицо алой помадой, которую нашла в бабушкиной косметичке, меня отругали, и потом история повторилась снова. Ходила босиком по потресканой сухой земле: такой она была из-за отсутствия дождей, и помогала по огороду, хотя чаще, наверное, просто таскалась туда-сюда и искала себе приключений. Ела шелковицу с деревьев на перегонки с птицами и пчёлами, и ходила потом вся черная от ее сока. Порезалась от шипов розы, которую норовила сорвать, и в тот же день пела песни на весь автобус, когда ехала с дачи обратно в село к бабушке. Прыгала по засохшим лужам, и сухая грязь забавно разлеталась в стороны, а однажды попала на влажную и очень сильно замазалась. Тогда меня взрослые еще долго называли “шахтарка” и напевали песню “Я шахтарочка сама, звуть мене Маруся. В мене чорних брів нема, та я не журюся…”. Вообще, мне часто бабушка пела песни, они у нее были записаны в потертую тетрадь, чтобы вдруг не забыть. Она не раз напевала “над землей летели лебеди…” - песню, в которой одного лебедя подстреливают, а второй падает камнем на землю и разбивается из-за потери любимого. И я, маленькая, каждый раз плакала. Мы вместе плакали: бабушка тоже своего любимого потеряла. Еще она пела песни про черемуху и ромашки, и мы с ней гадали на цветах: любит всё-таки или не любит.