Жизнь, о которой он говорил

Андо стоял на балконе концертного зала, выходящем на улицу, попивая кофе из большого бумажного стакана. Его глаза лениво опустились вниз, в сторону тротуара, где толклись двое подростков с фотоаппаратом. Он только и успел, что вытянуть средний палец в характерном жесте, прежде чем мелькнула вспышка. Настроение было прекрасное. И хотя Дай чувствовал легкое волнение перед концертом в незнакомом зале, с незнакомой публикой, в чужой стране, он ощущал себя сегодня совершенно довольным и расслабленным. На балкон вышел Каору, поругался из-за того, что ему пришлось искать Дая по всему комплексу, и позвал его настраивать гитары. - Что, уже? – произнес гитарист с надеждой на то, что это была шутка. - Уже. Иди, Андо-кун, не отлынивай. Дай вздохнул безнадежно, оттолкнулся от перил и пошел в зал. Ниикура усмехнулся ему вслед. Слишком много времени потратил Каору на то, чтобы отыскать его. Когда Дай вошел в зал, Тошия настраивал бас, и ему ничего не осталось, кроме как уткнуться в телефон и ждать своей очереди. После баса начали настраивать ударные, а Каору до сих пор не вернулся. Казалось, что Ниикура просто сплавил Андо с балкона, чтобы побыть в одиночестве, хотя, конечно, это было маловероятно. Дай обвел зал взглядом. Кё сидел на стуле за ящиками неподвижно и смотрел в пол, словно боясь привлечь к себе внимание лишним движением. Да, в последнее время все вели себя как-то так. Пытались найти укромное место, слиться с тенью и стать невидимками. Отдохнуть, побыть в тишине, расслабиться, подумать… Дай вздохнул, пошевелил челюстью и уткнулся в сложенные на перила руки, выгнув спину. Беспокойство подступало неприятным трепетанием в груди, которое никак не удавалось подавить. Из-за концерта ли? Кто-то положил руку на плечо, и Андо вздрогнул, уставившись на Каору. - Ты как, нормально? – Ниикура поинтересовался, почему Дай стоит скрючившись и всё ли в порядке, на что гитарист растерянно улыбнулся и заверил, что ничего страшного не случилось. - Тогда ладно, – кивнул Као, опираясь на перила рядом. – Что-то как-то спокойно сегодня. - В смысле?... – не понял Дай. - Ну, никто никуда не торопится, никто не кричит. Да и погода эта… Ко сну клонит. - Хорошо, что выступаем только завтра, – Андо снова посмотрел на Кё, который до сих пор сидел в той же позе. - Почему? - Иначе зал уснул бы вместе с нами, – усмехнулся Дай. – Что сегодня с Кё? - А что с ним? – Као обвел взглядом зал в поисках вокалиста. – Ничего необычного. - Мм… - Дай хотел еще что-то сказать, но передумал. – Вот как… Каору, решив, что поговорить вроде бы больше не о чем, оттолкнулся от перил, поправил рубашку и побрел куда-то к сцене. Дай проводил его ленивым взглядом, и снова уставился на вокалиста. «Мне одному кажется, или с ним действительно не всё в порядке?» - Андо почесал голову, мотнул волосами и решил проведать Кё. Спустившись в зал, он еще немного побродил между ящиками, засунув руки в карманы, и лишь потом подошел к нему. Он, в общем-то, и не торопился, всё равно Кё никуда не денется. - Тоору, – позвал Дай, и вокалист, с невероятным усилием оторвав стеклянный взгляд от стены, повернулся и молча уставился на Андо. – Чего сидишь? - А что мне еще делать? – вяло произнес Кё и затянулся сигаретой. Как будто у него и вправду не было дел. А дела меж тем были, и оба это знали. - Я просто хотел узнать, всё ли у тебя в порядке, – пожал плечами Дай, опершись на край железного заграждения, - Выглядишь неважно. - Всё в порядке, – помолчав, ответил Ниимура. - А теперь честно, – Андо склонился поближе, заглядывая в лицо Тоору. - Это не важно, – отмахнулся тот, – Правда. Дай, я не хочу говорить об этом. - Ну, как знаешь, – гитарист почесал затылок. – Не хандри. Ладно? - Хорошо, – усмехнулся Кё уголком рта, и снова поднес сигарету к губам. «Ну, я так и знал. Значит, Тоору нашел себе проблему…» - подумал Дай, отходя от вокалиста в сторону сцены, как вдруг его размышления прервал Шинья, который позвал его настраивать гитары. Наконец-то. Сегодня всё делалось в каком-то левом порядке. Несмотря на умиротворенную атмосферу, которую подметил Каору, все были немного рассеяны. Аппаратуру перемкнуло, потому-то Андо и ждал на балконе, когда всё будет готово. Но, всё же, лидер сан позвал Дая поздно, Тошия решил в его отсутствие настроить басы, а потом невзначай влез Шинья. В итоге Дай настраивался самым последним. Когда все инструменты были готовы, музыканты остались предоставленными сами себе на пару часов, до того как пора будет ложиться спать. Дело было уже к вечеру, который Андо собирался провести где-нибудь в сторонке ото всех. Неподалеку от гостиницы, в которой остановились музыканты и персонал, был большой старый парк с длинным озером и мощеным тротуаром почти у самой воды. Туда гитарист и отправился коротать этот теплый вечер. Побыть в том самом одиночестве, которое все так искали. Делать ничего не хотелось, равно как и думать о чем-то. Усевшись на скамейку, Дай открыл свое пиво и уткнулся в телефон проверить почту. Не найдя ничего интересного, он сунул мобильник в карман и уставился на уточек в пруду. Иногда он вставал, чтобы пройтись по парку, но потом всё равно садился куда-нибудь в другое место. Так, нарезая скучные круги и наслаждаясь свежим воздухом, Андо дождался вечера. Солнце уже почти село, на улицах загорелись фонари. Наконец кто-то спохватился, и мобильник Дая мерзко зажужжал в кармане. Это был Тошия. - Алё, – Дай лениво поднес трубку к уху. - Ты где ходишь? – с ходу наехал басист, похоже, прижимая телефон плечом, так как слышно его было не лучшим образом. - Гуляю. В парке. Я что-то пропустил? - Не. Просто тебя все потеряли. - Мм… - Андо почесал затылок и выдохнул, - Пфф… - В общем ладно, короче возвращайся сюда, – устало протянул Хара. - Хорошо, – согласился было гитарист, но Тошия вдруг передумал. - Хотя нет. Жди меня там, я сейчас приду, – басист наконец- то взял трубку нормально. - Да я тут уже битый час гуляю, надоело. - Я хотел утащить тебя куда-нибудь, может, пиццы поесть. Кё тупит, у Шина спина опять, меня все кинули, – с ноткой досады в голосе пожаловался Хара. - Блин … Я тоже устал… - попытался отмазаться Дай, но, услышав печальный вздох на той стороне, вдруг сжалился, – Ладно. Пицца так пицца. Я жду у ворот, давай только быстро. - Жди, – Хара положил трубку. Долго ждать его действительно не пришлось. Дай решил не стоять у ворот, а пойти навстречу. Перейдя дорогу он вдруг вспомнил, что от гостиницы пройти к парку можно и другим путем, о котором он не подумал, и о том, что будет тупо разминуться с Харой, как вдруг увидел басиста идущим навстречу. - Ну, куда пойдем? – сразу задал вопрос Дай, едва подойдя к Тошии. - Туда, там есть, где посидеть, – Хара кивнул в сторону, и повёл Андо к переходу. Похоже, Тошия был доволен тем, что кто-то согласился выгулять его. Хотя и он тоже выглядел уставшим, его явно что-то грузило. Добравшись до кафе, парни заказали пиццу и пиво и начали болтать обо всём подряд, коротая время ожидания заказа. Вяло обсудили погоду, настроение, рассказали пару приколов, в общем, говорили действительно ни о чем. - Что за день такой… - вздохнул Тошия, отрывая от пиццы кусок, обжигаясь, но всё равно упорно затаскивая его на тарелку, – Настроения никакого. - Устал просто, – предположил Дайске, пожав плечами, и Хара не очень весело усмехнулся. - Ещё и Кё… - А что с Кё? – перебил Дай, хотя Тошия и так собирался ему всё рассказать. - Да ничего, придумал какую-то ерунду, еще и мне рассказал. Я как-то… тоже загрузился, – ответил он неуверенно, и откусил кусок пиццы. - И что на этот раз? – Андо лениво придвинул к себе тарелку. - Да как обычно ничего, просто… В общем, он так серьезно об этом говорил… Как думаешь … - Тошия замолчал, проглотив конец фразы, словно решая, сказать или нет. - Рожай быстрее, – Дай был занят длинным растянувшимся куском сыра, свисавшим между тарелками. - Кто из нас умрет первым? – не торопясь, но на одном дыхании произнес Хара, и уставился на Андо немного снизу вверх, ожидая какой-то реакции. Гитарист растерялся от такого вопроса. Он никогда не думал об этом серьезно. То есть, конечно, он знал, что когда-то… - Когда-нибудь ведь кто-то умрет, – не дождавшись ответа, добавил Тошия, опустив взгляд на свою пиццу и, снова откусив кусок, принялся задумчиво его жевать. - Так, – Дай оправился от первого шока и, наконец, пришел к какому-то выводу, – Вы двое, ты и Кё. Вам пора запретить общаться, честное слово. Вечно как придумаете какую-нибудь… - Ну… - согласился басист. - Тошия-кун, Кё как обычно открывает нам глаза на вещи, которые в принципе и так понятны каждому пню. Но у него просто хандра, он всегда думает о бытие, когда устает, ты же знаешь. Завтра проорется как следует и всё будет в порядке, нечего париться из-за этого. - Но ведь… - Умирают все. Думаешь ты об этом или нет. И от того что ты сейчас меня грузишь, ни я ни ты не проживем ни минутой дольше. Так что расслабься и радуйся жизни, это лучшее, что ты можешь сделать. Оптимизм продлевает жизнь, – сказал Дай, и его позитивное настроение вроде бы передалось Харе, хотя, быть может, тот просто решил больше не портить гитаристу настроение. Спустя полчаса, расплатившись по счету, музыканты покинули уютное светлое кафе. Они вышли на улицу, наполненную ненавязчивым шумом машин, остатками теплого воздуха и похолодевшим ветром. После небольшой прогулки по соседним кварталам, Тошия совсем развеялся и успокоился, с его лица теперь не сходила приятная улыбка, он пообещал Даю не думать больше о грустном и поменьше слушать Кё. Атмосфера в гостинице была по-прежнему немного утомленной, к утренней апатии прибавилась усталость, и все ходили, зевая, или же вообще не ходили, бестолково валяясь в номерах на кроватях. Впрочем, это всё погода. По радио, перед которым сидел с тетрадью Кё, обещали на завтра дождь. Вокалист, в общем-то, был рад такому прогнозу. Завтра будет свежо, прохладно, воздух будет разряжен и у него наконец-то появится желание что-то делать. - Ну, еще дождя не хватало, – в номер вошел Каору с полотенцем на плече. - Это не плохо, – заметил Кё, что-то черкая в тетради. - Что делаешь? – Као подошел поближе, свесив длинные волосы на одну сторону и вытирая их махровым черным полотенцем с логотипом группы по краю. - Да ничего. Скучно мне. Вокалист поборол в себе детское желание загородить листок рукой. Он не очень любил показывать недоделанное. Ниикура догадывался об этом, но притворился что ему всё равно, в общем-то, так оно и было. Хотя он всё же воздержался от комментариев по поводу рисунка, сказав что-то вроде: «М-м, не плохо», и Кё мысленно поблагодарил его за тактичность и ненавязчивость. Кё рисовал позвоночник и грудную клетку изнутри, как будто у кого-то только что вытащили сердце и легкие. Получалось действительно неплохо, и Тоору был вполне доволен, хотя он редко показывал кому-то свои рисунки. Скорее потому, что мало кому было это интересно, а о том, что они вообще есть, знали лишь единицы. В номере было уютно, прохладно и светло, радио создавало какую-то особенную атмосферу. Као не стал сушить волосы, кинул еще одно сухое полотенце на подушку, чтобы потом не спать в луже, и улегся на него мокрой головой. Закрыв глаза он слушал музыку, прерываемую не к месту встревающим диджеем, слабые голоса за стенкой и возню с бумагой Кё. Это был очень долгий и трудный день, особенно сложно было преодолевать апатию, и Као наслаждался заслуженным отдыхом, неосознанно едва заметно улыбаясь. Впрочем, отдыхать в спокойной обстановке пришлось не долго, через десять минут в коридоре послышался топот и Тошия с Даем завалились в номер, над чем-то глупо хихикая. - Что за ржач, господа? – поинтересовался Као с тенью досады в голосе. - Да там… Капец, – Дай собрался было что-то объяснить, но не удержался от смеха и лишь махнул рукой. - Не важно, - заверил Тошия, – О, Кё рисует. - Началось, – вздохнул Тоору. Хара повис над ним, опершись на стол так, что Кё пришлось склониться к столу поближе: – Что рисуешь? Скелет? Круто. Может червячков каких-нибудь добавить? А то мрачновато. - Я подумаю, – пообещал Кё. - Человек, да? - Человек. - А… - Тошия, - позвал Као, и жестами объяснил, что лучше не трогать сегодня вокалиста, но Хара его проигнорировал. - А ты будешь гнилое рисовать, или так оставишь? - Не знаю. Что ты пристал? – не выдержал Кё, и вопрос прозвучал отчасти раздраженно. - Слушай, а дай мне порисовать, – Тошия выудил из его руки карандаш и ловко перевернул страницу. Сделав вид, что не обратил внимания на ужасающие своими сюжетами рисунки на следующих трех листах, он наконец нашел чистый, и стал шустро что-то набрасывать. Кё попытался встать и уйти, раз уж ему так активно мешают, но Хара не выпускал его. - Блин, ну Тошия! – Тоору начал психовать, но басист обернул всё в какую-то детскую игру, успевая что-то черкать в тетради и свободной рукой преграждать пути к бегству вокалиста. - Что ты пристал к нему? – усмехнулся Дай, заметив, что Кё уже сдался и предпочел посидеть спокойно. Спустя пару минут Хара довольно вернул вокалисту карандаш и, похлопав его по плечу, отправился рыться в своей сумке. Кё вздохнул, поставил на стол руку, громко стукнув локтем, и уперся лбом в ладонь. Он уставился на каракули басиста, вертя в руке карандаш, а потом, спрятав тетрадь в сумку, подошел к Харе и сел рядом на корточки. - Сам придумал, или гугл подсказал? - Источник строго засекречен, - улыбнулся Тошия, доставая из сумки планшет. - Эм. Ну спасибо, в любом случае, – замявшись, поблагодарил он и встал на ноги. - Обращайся, – Тошия показал ему «козу», улыбаясь, он иногда напоминал Кё лисицу. А потом Кё пошел в соседний номер забрать свой мобильник, который забыл на столе. - Что это было? – воспользовавшись отсутствием вокалиста, поинтересовался Каору, и потянулся за сигаретами. - Ничего, я просто попытался поднять ему настроение, - пожал плечами Хара и обернулся, – Каору! - М? – тот уже засунул сигарету в зубы и собрался прикурить. - Здесь не курят, – добавил басист. - Чуть-чуть можно. - Нельзя, иди на балкон! Все ходят курить на балкон, и ты иди. - Ойй… - Каору, цокнув языком, взглянул на Хару, – Если я простыну с мокрой головой, ты будешь за меня играть. - Замётано, – Тошия завалился на кровать и нацепил наушники, – Меня нет. Дай, молча понаблюдав за одногрупниками, достал свое полотенце, взял вещи и потащился в душ. Времени было уже около двенадцати, мыться больше никто не собирался, так что можно было поторчать в воде подольше. Дай любил гостиничные ванные комнаты, пустые, чистые, аккуратные, в них не было всего этого барахла, занимающего полванной дома. Стащив с себя шмотки, Андо забрался под душ. Наконец-то он добрался до воды, можно было смыть с себя всю грязь, усталость, и весь этот прошедший день. Еще один день… Чем больше их проходит, тем меньше их остается. В голову гитариста жирными червями начали заползать странные мысли. «Сколько еще мы успеем сделать… Успеем ли всё закончить? Последним может оказаться любой день. Что делать, если это уже завтра?» - Дай убрал длинные мокрые волосы назад, подставив лицо под струи воды, и задержал дыхание, чтобы не нахлебаться. «Что если завтра наш последний день?» Похоже, это просто накипело. Может быть, это всё усталость или раздражение… Дай со всей силы ударил стену кулаком, не найдя иного выхода вдруг нахлынувшей злости. Через секунду тупая боль пронзила кисть руки, но легче не стало. Он закрыл глаза, и неосознанно в его воображении стали возникать печальные картины. «Не думай об этом!» - приказывал он себе, но разум, похоже, действовал в одиночку. И Андо уже сам не понимал, каким образом, но он перестал сопротивляться этим изображениям в голове, вживаясь в то, о чем он думал. Он представил, как получит сообщение, или как раздастся телефонный звонок, и чей-то голос на том конце провода сообщит, что его больше нет. Не важно, кого именно. Таким тоном, будто неловко говорить об этом. Извиняющимся тоном. Будто человек на том конце провода не хочет портить ему такой хороший день… Дай представил эту пустоту, этот испуг, который изредка доводилось переживать и раньше. Как обрывается что-то внутри и тяжело падает вниз. Сердце предательски защемило. К горлу подкатил ком, и он представил себе прощание: день такой солнечный и издевательски жаркий, синее небо - такое яркое, режущее глаза до слез, до истерик. Черные силуэты, сливающиеся с землей, как копошащиеся черви. И собственное тело. Тяжелое, как чугун, раскаляющееся под палящим солнцем до потери сознания. Чугунной же рукой бросающее в могилу окровавленный кусок своего горячего сердца. А внутри черная пустота, заполненная едким дымом. Отчаянье. То, что люди чувствуют все в такие моменты. Ощущение того, что что-то случилось, и ничего уже нельзя изменить. Андо закрыл лицо рукой, пытаясь подавить предательские слезы. Что в такие моменты значат слова «никогда больше»? Никогда больше не увидеть, никогда не засмеяться, не поговорить, не почувствовать, не разделить печаль, никогда больше… А потом понять, что этот мир не остановился без него, что люди всё так же ходят каждый день в школу и на работу, любят, ругаются, делают ошибки… И всем в общем-то плевать. Так же, как и до него. Как и при нем. И так же, как будет до скончания веков без него. Без того, кого ты любишь. Андо сидел под душем, закрыв глаза и лицо руками, чтобы не вдохнуть воду. Он не плакал уже лет семь. Он мог злиться, впадать в депрессию, страдать, но он не плакал. И тут – просто разыгравшееся воображение вывело его из равновесия. Просто что-то, что давно копилось в душе, вдруг обрело форму и нашло выход. Он снова повторил для себя всё, что сказал сегодня Тошии, хотя легче не стало. Просто устал плакать. Затем он поднялся на ноги и выключил воду. Тщательно вытерев голову, Дай прокрался в комнату, где уже давно все спали, и улегся на свою кровать. Ветки деревьев на улице колыхались от поднявшегося ветра и шуршали по стене. Через какое-то время пошел дождь, где-то вдалеке слышны были раскаты грома, и улица то и дело освещалась отдаленными молниями. Андо заснул, чувствуя звенящую опустошенность внутри, слушая, как разбиваются о крышу тяжелые капли и думая о том, какое же это счастье – знать, что сейчас, в этот самый момент у всех всё в порядке. И не важно, что будет после. Утро наступило неожиданно, разорвав туманную полудрему психоделическим треком, и крайне грубо вырвав Андо в реальность. Лидер сан приподнялся на кровати, дотянулся до телефона, выключив безобразие, и свалился обратно на подушку. Дай лежал, закинув руки за голову и думая о том, что волосы на затылке до сих пор не высохли, а те, что высохли, скорее всего, похожи на стог сена. За окном было пасмурно, и гитарист вышел на балкон покурить, по дороге приглаживая торчащие во все стороны патлы. Открыв балконную дверь и ступив на ледяной пол, Дай поежился и быстрей перепрыгнул на коврик. Окно было приоткрыто, весь балкон был начисто выстужен, похоже, кто-то выходил ночью курить. Спустя пять минут жуткий перезвон повторился, и недовольный вопль Кё окончательно разбудил Каору. - Либо вставай, либо вырубай его нафиг, и я буду спать до обеда! – бушевал вокалист в подушку, и накрылся с головой одеялом. Ниикура с трудом разлепил глаза и первым делом выполз на балкон. Ледяной воздух тут же прояснил сонное сознание. - Утро, – поприветствовал Дай, выдыхая дым в приоткрытое окно. - Утро, – согласился лидер сан, и прикурил, – Че у тебя на башке? - А у тебя? – Дай толкнул его плечом, и засмеялся, получив в ответ легкий подзатыльник. В комнате Тошия уже оделся, и принялся распихивать Кё, которому сегодня нужно было зачем-то встать пораньше. Сам попросил. Но вставать наотрез отказывался, ссылаясь на то, что гроза мешала ему полночи. Впрочем, подурачившись немного, он всё-таки выполз из-под одеяла, привел себя в порядок, торопливо собрался и, кинув на плечо сумку, пошел делать дела, которые не сделал вчера. В то время как остальные слонялись по номеру в одних трусах. - Увидимся на месте, – махнул он на прощание, и закрыл за собой дверь. Спустя несколько часов все собрались в зале, Кё слонялся беспокойный в предвкушении концерта. После повторной проверки всего оборудования был объявлен небольшой перерыв на обед, после которого до восьми часов вечера все носились как ошпаренные. Последние два часа перед концертом Диры были в гримерке, приводя себя в порядок, разминаясь, распеваясь и репетируя какие-то сложные куски. Тошия, собравшись раньше всех, снова уволок свой бас в дальний коридор, Шинья сидел за столом с палочками, он как обычно больше всех боялся что-нибудь перепутать, Као завис в телефоне, пока парень из персонала работал над его кудрями. Проще всех было Даю, потому с укладкой он тянул до последнего. Выпрямив несколько особо непослушных прядей, он еще раз причесался и был, в общем-то, готов. - Дай, ты всё? – Тоору отлип от ноутбука, заметив, что гитарист собрался куда-то. - Почти. А что? - Помоги мне, пожалуйста, – вокалист указал пальцем на свои волосы. - Сам уже не в состоянии? – усмехнулся Андо, прихватывая с собой выпрямитель, лак и воск для волос. - Так надо, – Кё снова уткнулся в компьютер. - Что читаешь? - Да там… - можно считать, что он мастерски ушел от ответа. - Ясно. Слушай… - Дай хотел было что-то спросить, но… - Сядь ровно! - Извини, – вокалист выпрямился, не отрываясь от компа. - Я хотел спросить. По поводу твоей хандры, Тошия сказал, что ты с ним на днях поделился своими размышлениями… - Какими? – задумчиво произнес Ниимура. - Ну, о том, что будет, если кто-то из нас…ну… - Я понял. И что? - Теперь я тоже об этом думаю. - А я нет, – Тоору сказал это так легко, и Андо на секунду завис. То есть, всю неделю Кё ходил загруженный и угнетенный из-за своих тяжелых мыслей, а теперь он просто об этом не думает? Вот просто, взял и перестал беспокоиться? - И ты не думай, – продолжил Кё. - Ну, теперь уже не могу. Привязалось. Не знаю, что делать. - И что, я должен тебе психологическую помощь оказывать? - Сделай милость. Ты же как-то справляешься со своей обессией. - Ну, во-первых, я ничем таким не страдаю. Дай хмыкнул на это заявление. Ну конечно же, Кё ничем таким не страдал. Просто временами впадал в депрессии из-за навязчивых мыслей, длившиеся днями или неделями, и так же навязчиво искал способ выйти из них, в том числе впадая в философствование. С кем не бывает. - А во-вторых… смерть – это тоже жизнь. - Что-то типа переселения душ? – предположил Дай. - Не. Так не бывает, – покачал головой Кё, на что получил замечание от Дая, который почти закончил с укладкой. – Я говорю о том, что всё, что происходит вокруг, даже если всё очень плохо – это просто часть жизни. Без этого картина была бы не полной. Понимаешь? - Слабо, – признался гитарист, колдуя над прической Тоору. – Что хорошего в смерти? - М-м… О! – Кё полез под стол в свою сумку, достал бумажник и вытащил из него сложенный листок. – Просто смирись. Я это имел в виду. – И он протянул листок Даю. - Что это? – озадаченно спросил Андо, забирая бумажку и собираясь ее развернуть. - Потом посмотришь. Может быть, после концерта это тебе уже и не понадобится. Дай согласился и убрал листок в сумку. Еще через полчаса зал постепенно начал наполняться людьми, и шум толпы был слышен даже в гримерке, раздражая и без того заведенных музыкантов. Лидер-сан громко хлопнул в ладоши и объявил: - Ну, пора, начинаем! Непонятно, почему, но Дай почти никогда не мог вспомнить, как он оказался на сцене. Он понимал, что были ступени, был пол и провода, связанные пластиковыми креплениями, кто-то подавал ему гитару, но все эти ненужные картины стирались оглушительным ревом толпы, как рисунки на песке, смытые волнами. Они были, и их не стало. В концертном зале, заполненном самыми разными людьми, бушующими и шумными, как океан во время шторма, он наконец мог почувствовать себя частью огромного мира. Каждый раз, выходя на сцену, Андо словно нырял в океан, его захлестывало тяжелой волной голосов, и он погружался на дно, в самый горячий круг ада. Концерт открывали одной старой песней, переделанной и исправленной, задевающей за живое, той, которая так терзала своей сумбурностью и размытостью. Ее общими усилиями возродили из прошлого с новым опытом и новым звучанием, и поставили в самое начало, пока Кё еще был полон сил, а его голос не начал хрипеть. Волна искаженного прошлого захлестнула зал, и когда люди хором начали петь вместе с Кё, Дай заплакал. Все они, даже не будучи японцами, пели песню, текст которой сам Кё не мог вспомнить какое-то время назад. Это было невыносимо больно. Умрут не только те, кто ему дорог. Умрут все эти люди и он сам. Дай почувствовал это всем телом – он смертен как все живое. Но пока он чувствовал боль, пока был жив и пока дышал – он поклялся смеяться и плакать, радоваться и страдать. Это и была та самая жизнь, о которой сказал ему Кё. Жизнь группы, жизнь персонала, жизнь всех людей, которые пришли сюда сегодня, всех кто любит, и всех кто будет помнить, и каждого, кто будет плакать вместе с ним... Дай вспомнил о том листке бумаги, который дал ему Кё. Впрочем, он больше не был нужен. Навязчивые мысли отпустили Кё, и теперь он отсыпался в номере. Отпустило и Андо, он наконец-то расслабился, развалившись на кровати у противоположной от Кё стены, и смотрел в потолок, держа в руке аккуратно сложенный тетрадный листок. Тошия нарисовал лотос, написав с краю: «Пока есть мы – нет смерти. Когда есть смерть – нет нас. Со смертью по жизни мы идем параллельно, но параллельные никогда не пересекаются».