Память

Всякий раз, когда заходит солнце, его мысли обращаются на Запад. Не потому, что он жалеет о Благословенном Крае, но потому, что там осталась – она. Вновь и вновь встает перед ним воспоминание об их прощании, словно память нарочно перелистывает пожелтевшие страницы старой книги, снова и снова бередя и без того открытую рану. И всякий раз Фелагунд покорно следует за ней, погружаясь в воспоминания и задыхаясь от боли в груди, из которой вырвали сердце. Сотни лет прошли с тех пор. Сменялись времена года, выпадал и таял снег, желтела и вновь вырастала трава на бескрайних полях Средиземья. Многое произошло с тех пор, многое изменилось. Лишь ее образ в его памяти неизменен и четок, будто все произошло вчера. И так останется навеки. Память бессмертных беспощадна. Она воспроизводит каждую мелочь, и Финрод упивается ею, не в силах прекратить терзать себя. Не в силах перестать вспоминать. Ведь память – единственное, что у него осталось. – Пойдем со мной, Амариэ. – Нет, – печально, но твердо. – Останься! – Не могу, – тяжело и печально, словно на плечи ложится непосильная ноша, словно Финрод чувствует, что сам подписывает себе приговор. – Я думала, ты любишь меня, – на ее губах горькая усмешка. – Люблю, люблю больше всего на свете! – горячо восклицает он. – Но ты уходишь, – ровно и спокойно, понимая, что его не переубедить. – Я не могу бросить свой народ. – Ты сделал свой выбор. Она разворачивается, собираясь уйти, – взметается в воздух облако золотых волос. – Амариэ! – он ловит ее за руку, надеясь остановить. Если им суждено расстаться, о Эру, только не так! Пусть у него будет о ней последнее светлое воспоминание. Потому что если все закончится так – от него просто ничего не останется. Она поворачивается к нему. В светлых глазах вспыхивает и тут же гаснет еле заметный огонек надежды. Но видимо, что-то в его взгляде заставляет ее смягчиться, потому что когда Финрод заключает ее в объятия, Амариэ не пытается оттолкнуть его. Взлетают белоснежные руки, обвивая его шею, перебирая туго заплетенные светлые волосы. Он чувствует, что она плачет, и в этот миг ему хочется умереть на месте лишь за то, что он стал причиной ее слез. – Прости меня, Амариэ, – шепчет он, целуя ее в плечо и запоздало понимая, что так можно целовать лишь жену. Они так и не поженились. Но что теперь от этого изменится?.. – Я не могу иначе. Она отпускает его первой. Отстраняется. Смотрит на него полными слез глазами – смотрит выжидающе, но без мольбы. Бледный свет звезд озаряет ее лицо, и Финрод старается как можно крепче запомнить любимые черты. После именно такой она чаще всего будет приходить к нему во снах: рассыпавшиеся по плечам золотые кудри, чуть приоткрытые по-детски пухлые губы, влажные дорожки слез на щеках, полные печали и укора голубые глаза. Он предпринимает последнюю попытку: – Прошу, пойдем со мной – увидишь, я смогу тебя защитить. – Нет, – ее голос чуть дрожит от слез, и все же звучит решительно. – Я не покину Аман. Финрод почти физически чувствует, как между ними рвется нить. Уже сейчас он смутно понимает, что навеки оставит здесь свое сердце. И все же он заставляет себя отступить на шаг и произнести слова, что станут концом для них обоих: – Прощай, Амариэ. – Прощай, Финдарато, – ее голос тих, как шелест ветра, что колышет высокую траву у их ног. После он будет недоумевать, как ему хватило сил развернуться и уйти. Уйти от нее, в которой был весь смысл, весь свет его жизни. Он прилагает все силы, борясь с искушением оглянуться – боится, что и впрямь не сможет уйти. Но в какой-то момент все же не выдерживает. Она стоит на том же месте, под сенью деревьев. Она смотрит ему вслед, но больше не делает попыток остановить. Гордая дева из рода ваньяр не станет спрашивать дважды. Во тьме, разлившейся над Валинором после гибели Древ, ее фигура кажется исполненной света. – Владыка Финдарато! Король усилием воли прогоняет воспоминание – лишь затем, чтобы вновь предаться ему в минуту уединения. Он никогда не перестанет вспоминать. До самой смерти, которая настигнет его куда раньше, чем можно было бы предположить, Финрод будет добровольно терзать себя, вновь и вновь вспоминая об утраченном счастье. Некоторые раны никогда не заживают. Особенно если ты сам вновь и вновь раздираешь подсохшие края. Время не станет ему лекарем, ибо нельзя излечить того, кто не желает этого. Лучшая часть его существа молит все существующие силы о том, чтобы Амариэ не страдала от их разлуки так, как страдает он. Худшая же эгоистично и безрассудно надеется, что она не забыла его. И когда Берен говорит о своей любви к прекрасной Лютиэн, душа владыки Нарготронда рвется на части от вновь нахлынувших воспоминаний о собственной потере. Но Финрод слушает человека молча, и лицо его неподвижно, хоть и выражает мягкое сочувствие. Он научился прятать свою боль от всех. Король должен быть сильным. До самого конца…