Диссоциация

Он был на земле. Белль полу-надеялась, что он исчезнет. Что когда он пересечёт черту его не станет и она бы обхватила себя руками, начала горевать и покончила бы с этим. Покончила с ним. Всё то время, всё то счастье и любовь и покой, и вся та надежда… всё это было только иллюзией, скрывающей кровь, обман и чёрную, злую магию. Белль никогда не была настолько зла в своей жизни. Даже на Реджину. Реджина, во всяком случае никогда не обещала ей весь мир, только чтобы воткнуть нож в спину. Он покачнулся. Его нога подкосилась и он упал. Белль отвернулась, не желая видеть его таким, таким, каким он был раньше – беспомощным и хромым, без друзей и одиноким. Она даже не принесла ему деньги или еду. Она оставила его не с чем. И, что это будет означать, если она сейчас передумает? Всё, что сказало ужасное зеркало Ингрид, оказалось правдой, но всё же она медлит. Он не любит её. Никогда не любил. Что бы это не было, когда она его поцеловала давным давно во всеми забытом замке, чтобы он не говорил. Как бы он не смотрел на неё в день их свадьбы, в медовый месяц, когда она была в безопасности и счастлива в его объятьях. Нет, не любил он, не по-настоящему, недостаточно. Она была его алиби. Его ширмой. Невинной девой, которую он использовал, чтобы, в городе не догадались о том каким он был на самом деле. Ведь все полагали, что если Белль любила его, должно быть он действительно изменился? Все считали её такой умной, такой мудрой. Никто кроме него не знал, какой она может быть наивной и доверчивой. Она так отчаянно хотела видеть только хорошее, что была готова проигнорировать все знаки зла и агонии, огня и крови. Но он это видел, всегда это видел и воспользовался этим. Она оставит его без ничего? Путь так. Пусть он останется один. Белль закончила с никому не нужной жалостью и с неравнозначными сделками. Она была более милосердна, чем кто-либо мог вообразить и всё равно он отвернулся от неё. Пусть так. Она будила его и утешала теми ночами, когда сны о сыне, отце и Зелине мучали его. Белль следила за тем, чтобы он ел, спал, продолжал двигаться вперёд и не давала травме и боли съесть его заживо. Она целовала его, улыбалась для него, любила его больше, чем когда-либо считала возможным и действительно верила ( и это хуже всего), что ему этого было достаточно. Верила, что он был на пути к восстановлению и свету. Верила, что он откажется от тьмы, которая разрушала его жизнь и встанет на новый путь вместе с нею. Вместо этого он едва не убил другого человека, когда она нашла его. Она не сомневалась, что это он убил Зелину, в то время как она была слишком доверчива и бессильна, чтобы остановить его. Он бы убил Крюка, что заполучить их счастливый конец, также как он убил бы Реджину, когда первое заклятие пало/было разрущено, за то, что она разлучила их; также как он убил Зелину, с именем «Бейлфайер» на его губах в оправдание мести. Она любила человека, для которого убийство было всего лишь одной из опцией для решения проблемы. И мысль о том, что он мог с лёгкостью убить, а потом уверять её, что невиновен, вызывала тошноту. Она не могла двинуться с места. Не могла. Она знала, что он не видел её по ту сторону черты: он не пытался заговорить с ней или посмотреть ей в глаза/встретиться с ней взглядом? и она знала, как работает проклятие. Но она видела его. Он рыдал, согнувшись на земле словно ребёнок и держась за свою лодыжку. Её сердце разрывалось от сочувствия к нему и больше всего на свете она хотела пересечь черту, обнять его, поцеловать его в лоб и помочь ему подняться на ноги. Её Румпельштильцхен никогда не должен быть настолько обессилен и сломлен. Ему нужно стоять прямо и уверенно, приготовившись к поцелую. Но он не её Румпельштильцхен. Она не знала существовал ли тот вообще когда-либо. Возможно он был прекрасной фантазией, сказкой, которую она рассказывала себе, скучая по дому длинными ночами в Тёмным Замке. Может быть, он существовал только в её воображении, его держало в живых её детская вера в счастливые концы и вторые шансы, в магию, которая может быть светлой и доброй. Мужчина на земле был убийцей, лжецом, трусом и предателем. Мужчина на земле притворялся её любимым и любящим мужем в то время как он делал из неё дурочку и готов был уничтожить целый город. Он бы забрал её от друзей и отца. Его руки были бы запятнаны кровью Крюка, купившей их свободу, в то время как он бы лгал от том, что всё произошедшее было просто несчастным случаем и ей не нужно волноваться. Мужчина на земле не был её мужем. Возможно её муж никогда и не существовал. И это с этой мыслью она нашла в себе силы заглушить доносящиеся рыдания и начать двигаться: один шаг, затем другой и ещё один, уходя от черты, от разбитого сердца, от её настоящей любви, и от убийцы, рыдающего на земле.