Без праздничного настроения

      Ах, Новый год! Ах, дивный праздник, не так ли? Вальс снежинок кружит за окном, чудесные ароматы наполнили весь дом! На улицах запах морозца приятный, но некоторым с чего-то совсем не понятный.       Большой праздничный стол, он просто огромный! На дверце весит красивый веночек, сплетённый из веточек свежих, из сосен. В целом квартирка горит сотней гирлянд, мерцают в разом цвете, и каждый огонькам рад! Казалось бы. Но так ли всё это и есть? От чего одному совсем не приятно всё здесь?       От одного только миганья гирлянд хочется лишиться единственной пары глаз, а от всех мелодий рождественских оторвать себе уши, уложить в маленький коробок из под суши и отправить на необитаемый островок, где о сочельнике и годах вообще не слыхали, в место, где все ненавистники праздника отдыхали б. Да, Том. Этот Том, что опять заявлял на весь дом: «Ненавижу! Не буду! Брехня, ерунда! Совсем вы все выжили из здравого ума!». Заперся в комнате снова своей, не желая справлять праздник в доме друзей.       - Все глупые мелочи, морока, мигня... как заебёт в этот день вся херня!       Однако не всё было плохо вот так, уже кой час не тревожит никто, может будет хоть шанс просидеть в одного? Не вступать в этот круг безумия ночи, остаться на месте законном своём, не праздновать день схожий с Рождеством.       Может чудо и вправду придёт в эту ночь? Оставив мальчишку одного, остальных прочь. Превосходно, прекрасно, всё как и желал, только кроткий стук всё спокойствье порвал.       От неожиданности даже выронил флягу, горячащие капли разлились по паласу. Прощай сладкий напиток, ты был ценен ему, дороже коммуниста в соседнем двору.       Том с некою злобой покосился на дверь и хотел пришедшего прогнать поскорей. Неохотно поднялся и поплёлся к двери, а стук повторился раза-так три. И, вот, с противнейшим скрипом отворяется дверь, за ней мирно Гулди стоит, пытаясь с спокойных начать речей.       - Задравствуй, Том! Ты прости, что снова, но ты должен помочь.       - Он Иегова! - разразилось, как гром средь ясного неба.       - Торд, помолчи!       - Всё, замолк, - вторил тот же голос пришедшего вдруг.       - Что он делает тут? - показался испуг.       - Мы забыли про ель! И вы, двое, должны поскорей принести хоть какую, да лишь бы живую!       - Но мы же...       - Враги! Да, знаю я, знаю! Но просто на вечер! Я обещаю, как придёте — отстану, не будет красноречий!       - Угх, ладно, но ты обещал! Обещал и слово мне дал!       - По рукам!

***

      День прошёл и вот вечер подкрался, парни двинулись в путь, никто не зазнался, пока, один, поедая драже, тихо шёл, другой молча в ноги глядит, кажется, спит. Но за синий рукав лёгенькой куртки, вдруг хватилась рука, кинув речь с прибауткой, чёрноглазый которую не расслыхал, может к счастью, а может теперь причина несна? Что ж, покажет лишь время, а пока эти двое уже у елей, рядом бродит мужчина, предлагая идеи, какую бы взять, явно пытаясь не самые лучшие продать. Битый час, вот, проносится здесь и всё зря, ни одной приметной красавицы-ели, да-да, все какие-то ветхие, старые, ломкие, но, погодите, вот кажется клёвая! Глаза чёрные безысходно блуждали, как вдруг ту самую ель и увидали! Не любил Риджи праздник, да, и всерьёз, но не за голым пенёчком шёл он в этот мороз.       - Вот эту давайте! - пронеслось в тишине.       Внимание всех тут же на ёлке, все пары глаз оглядывают пышные, зелёные иголки.       - Вот, молодец, можешь же, дурень!       Изречения чертёнка летят мимо ушей, в голове лишь одно: «Убраться скорей!». Убраться в кроватку мягкую спать, под тишину глухую лежать и в темноте забыться от всех, но не поддаться искушению тех.       - Пробыли час, столько время ушло, может остролисту возьмёте ещё?       - А давайте! - тут же ответ от черта.       - Ты совсем уже что ли? Нафига она нам? - взбунтовался приятель.       - Ну, а что тут такого? Красные ягодки.       - Он, правда, не дозрел и белый ещё.       - Ничего.

***

      Идут, постоянно меняя места, таща эту ель:       - Ох, дойти бы скорей!       И вот уже виден спасительный дом, пройдут в него и дело с концом, да вот, только, нужен седьмой им этаж, как же поднимется наш экипаж? Зашли, значит, в зданье, пред ними кабина.       - Что ж, давай на лифте.       - По другому и ни как б, - отвечал ему тот же сероглазый шатен, настроения и впредь не было совсем.       Два вовсе не друга, а даже врага, прошли, не заметив предупрежденья слова. Прошли все в кабинку и ель пронесли, нажали на нужную кнопку раз пять, и лифт тут же тронулся, заглохнул опять. Двери закрылись, второй где-то этаж, не едет он больше, застрял экипаж.       - Ну молодец, это всё ты! - вновь чёрноглазый был явно не рад.       - Ох, ну то есть это я виноват!?       - Ты во всём виноват! Что родился, что здесь! Лучше б не встретились мы с тобой вовсе, сукин ты сын! - выкипал он от злости.       Второй всё молчал, смиренно смотрел, как в глазах чёрных пламенем гнев загорал. Ещё чуть-чуть и Ридж бы сорвался, сорвался на весь этот чёртовый мир, почти неповинного в этом винил. Второй отвернулся и просто смотрел: на дверь, в ожидании чуда скорей, то в пол устремит безжизненный взгляд, встречать Новый год, похоже, тоже не рад. Минута, десятая и всё же никак, связь так же не ловит, как настроенье ребят.       Рогатый уселся, уткнув спину в угол, а Ридж изнемогал от недостатка досуга. Ну вот и приехали праздник встречать, как и хотели оба молчат, ничто не мешает, вокруг тишина, только лампа мигает с лифта потолка, тихий треск и парнишка второй тоже сел, незаметно глаза скосить успел, только клевавшего носом приметил, ель лишь в соседнем углу он заметил. Ещё пару раз тыкнул на кнопку спасенья и сдался, вот и благословение. Вот и подарок на Новый год, для тех, кто так сильно и желанно его ждёт. Всё, уселись вдвоём да и дело с концом.       Кажется вот и за полночь перевалит, а вокруг всё молчанье, слышится где-то стекла дребезжанье. Совсем уж задавит сие атмосфера, пора разряжать, коли такое дело. Гитарист, чуть подумав, подполз к другу ближе, лишь тихие вздохи волос колышут. Кажется, глазки прикрыты, а дыхание вдруг неравномерно сбилось. Русый чуть тянет с началом предлога, как видит ту веточку в путанных волосах, те белые ягодки на странных листах.       - И думаю, всё же, что это омела, зря ты потратил то время.       Глаза распахнулись, ресницы захлопали, кажется, выпал из царствия дрёмы. Протёр слепо глазик, зевок и уже смотрит в соседа, у самого губы в драже.       - Что, правда так думаешь?       - Почти что уверен.       - Что ж, хорошо, давай сверим, - снимает блеклую ветку с волос, - под омелой и два незнакомца... - закончить не хочет всерьёз.       И тощие руки протянут листочки, зацепят бесцветные ягодки в точках, где спутаны друга несчастья власа. И вот возмущению нету предела, казалось вот-вот и норвежец за дверью, и даже закрытость её не поможет остаться бедняге здесь, похоже.       Но, не выжидая лишних минут, один рывок и британец вот тут, прямо здесь, касается губ, что тянут его в эйфорию, испуг...? Поцелуй... он столь нежен, невинен и прост, но было понятно что это всерьёз. Рассудок мутнеет, а сердце колотит, кажись и вот-вот уже с места слетит, а начавший это доволен и мил.       И вот уже слишком всё затянулось, мальчишка вдруг замер, бездействовал чуть, и решился уже от влажных губ отомкнуть. Взгляд глаз чёрных грозных уж сразу пробил, впиваясь под кожу, мурашки пустил.       - П-Прости, я-я не... - тут палец к губам.       - Не говори ничего или гарпуном получишь в ебло.