Подарки на Рождество

      Рождественские каникулы, думал Джордж Уикхем, намного приятнее летних или пасхальных — во-первых, ни до них, ни после нет экзаменов (к которым, правда, Фицуильям обычно начинал готовиться чуть ли не за целый год), во-вторых, на Рождество в семье Дарси всегда дарились подарки. Придумать и красиво записать для мистера Дарси рождественское стихотворение, найти какой-нибудь подарок, вполне подходящий по цене (по правде говоря, карманных денег Джорджу присылали едва ли не больше, чем его школьным товарищам, так что, с этим проблем не возникало) и завернуть это в красивую шуршащую бумагу для Уикхема труда не составляло, подарок Фицуильяму можно было выбрать и поскромнее, тем более, сам он обычно не дарил ничего стоящего или интересного, а Джорджиане обычно нужны были либо новенькие краски, либо альбомы для рисования, либо куклы, которыми можно было играть без опаски в любой момент сломать. Ещё нужно было послать подарок отцу, чтобы мистер Дарси не подумал об Джордже плохо, но и с этим обычно не возникало никаких проблем — Джордж Уикхем находил какую-нибудь очень скучную книгу с кучей нравоучений, из тех, которые обычно читали старые девы, священники и викарии, заворачивал её в обёртку менее яркую, но более прочную (но обязательно той же цены, что и обёрточная бумага для подарков семье Дарси), вкладывал туда дежурное письмо, в котором как можно вежливее и доброжелательнее описывал всё происходящее, поздравлял с Рождеством и желал здоровья и удачи отцу (на случай, если мистер Дарси решит прочесть письмо воспитанника).       В любом случае, рождественские каникулы были лучшими из всех каникул, пусть и нельзя было тайком купаться в озере, лежать сутками на траве в тени каких-нибудь деревьев, держа в руке книгу из роскошной библиотеки, или совсем не сталкиваться с Фицуильямом в Пемберли — летом можно было гулять в любой части парка, тогда как зимой приходилось почти постоянно торчать в доме, имея возможность выскользнуть на свежий воздух только один или два раза в день.       Впрочем, сейчас он встречался с Фицуильямом гораздо реже, чем обычно в каникулы — в Пемберли приехал какой-то из племянников покойной миссис Дарси (двоюродных или троюродных — Джордж в этом не разбирался). Юношу тоже звали Фицуильямом, он был на пару лет старше Джорджа и, стало быть, примерно одного возраста с Фицуильямом Дарси, и уже начинал военную карьеру. Джордж Уикхем изо всех сил старался с ним не пересекаться. Даже не говорить больше, чем того требовали понятия о гостеприимности, если можно было это так называть — всё-таки, пусть Джордж жил в Пемберли уже больше девяти лет, он не являлся для Дарси родственником, хотя, пожалуй, и хотел бы им стать.       Когда в дверь его комнаты робко постучали, Джордж Уикхем как раз заворачивал куклу для Джорджианы (довольно сносно вырезанную из дерева и наряженную в пышное голубое платьице с рюшами, лентами и бантиками, в которых Джордж совершенно не разбирался) в шуршащую бумагу персикового цвета. К счастью, всё это было уже почти сделано, так что Уикхем довольно быстро положил куклу в ящик своего стола, закрыл её там и подошёл к двери, чтобы открыть.       На пороге ожидаемо стояла Джорджиана — Фицуильям стучал совсем не так, а тяжёлую поступь мистера Дарси (который, впрочем, приезжал в поместье из Лондона лишь следующим утром) Джордж услышал бы за несколько минут до стука. Но так робко, почти неслышно, могла стучать лишь Джорджиана Дарси. Девочка была готова вот-вот разреветься и кинулась в объятия Уикхема сразу, как только он открыл дверь. Она угрожающе шмыгнула носом и явно приготовилась на самом деле расплакаться, что вовсе не входило в планы Джорджа Уикхема. Он подхватил шестилетнюю мисс Дарси на руки, прикрыл дверь, чтобы в комнату никто случайно не вошёл, усадил её на стул, протянул чистый носовой платок, а сам присел на корточках рядом.       — Что стряслось? — спросил Джордж как можно более серьёзно, подозревая, что любая насмешка с его стороны вызовет уже настоящие рыдания.       Джорджиана посмотрела на него совсем несчастно, снова кинулась его обнимать, ещё раз шмыгнула носом и, уткнувшись лицом в только что выстиранную и выглаженную рубашку Уикхема (и зачем он надел её сегодня), всё-таки разревелась. Громко, в голос и очень горько — как умеют плакать лишь капризные маленькие дети, не получившие желаемого (это Джордж Уикхем знал по собственному опыту, который, с тех пор как его матушка сбежала, и опробовать-то было не на ком).       Плакала она довольно долго — Джордж легонько гладил её по спине, стараясь справиться с чувством брезгливости, которое появлялось в его груди одновременно с жалостью. Джорджиана Дарси — лишь маленькая девочка, старался убедить он себя, а маленькие девочки часто плачут. В её слезах не было ничего такого, что могло бы вызывать брезгливость. В конце-концов, стоило даже начать беспокоиться — Джорджиана редко плакала, и, возможно, имело место что-нибудь действительно плохое, что-нибудь, что могло отразиться и на его, Уикхема, благополучии. Джордж пытался отбросить все дурные мысли, но они прочно поселились в его голове, не собираясь покидать её.       Джордж Уикхем молчал и ждал, подозревая, что понять причину такого расстройства девочки ему вряд ли удастся даже приблизительно. Так что, стоило лишь подождать, когда Джорджиана Дарси придёт в чувство и сможет рассказать что-нибудь более-менее связное, чтобы можно было её переубедить или утешить. Или обратиться за помощью к кому-нибудь, кто сможет решить проблему — добавил мысленно Джордж. Следовало только дождаться, когда мисс Дарси хоть немного успокоится.       Так и произошло — мало-помалу рыдания стали затихать, а плечи девочки трястись менее сильно, и, в конце-концов, плач и вовсе прекратился, уступив место тихим, редким и едва слышным всхлипам. Джордж приобнял Джорджиану Дарси покрепче и осторожно взъерошил и без того растрёпанные кудри.       — Миссис Сойен сказала, что святой Николай не принесёт мне подарков на Рождество! — наконец выдала Джорджиана, снова отчаянно всхлипнув и продолжив тереть заплаканные глаза.       — Я разбила вазу, — добавила она мгновение спустя и снова посмотрела на Джорджа с таким несчастным видом, что тот едва сдержался, чтобы не расхохотаться.       Одновременно с этим вновь проснулась подзабытая злость на миссис Сойен — эту чопорную женщину с до отвращения безупречными манерами, скрипучим голосом и вечно недовольным выражением на пожелтевшем морщинистом лице. Она была противной и злой, вечно чем-то раздражённой, она не была ласкова ни с кем, а уж с безответной Джорджианой и подавно. Джордж никогда не любил её, не любил её всегда безукоризненно собранные в пучок жиденькие волосы, не любил её противный, какой-то надтреснутый, голос, не любил её вечного высокомерия, что сквозило в каждом жесте.       Идея навсегда избавиться от противной миссис Сойен пришла в голову Уикхема почти случайно. И не сказать, что она была особенно хорошей или правильной. Правильные идеи посещали голову Джорджа Уикхема вообще довольно-таки редко, предпочитая оставлять побольше места для всяких безумных авантюр или саможаления. Джордж сомневался даже в том, что эта идея работала.       — Хочешь, чтобы миссис Сойен больше никогда тебя не наказывала? — спросил Уикхем, внимательно посмотрев на Джорджиану, и продолжил, дождавшись утвердительного кивка. — Тогда завтра утром ты сделаешь всё в точности, как я скажу...       Мисс Дарси снова закивала и, наконец, улыбнулась, когда Джордж Уикхем шёпотом пообещал ей, что без подарков от святого Николая она в это Рождество совершенно точно не останется.       Миссис Сойен уволили в сочельник. Мистер Дарси, разгневанный тем, что с его дочерью плохо обращались, не выплатил ей выходного пособия и не написал рекомендаций, что означало только одно — этой мерзкой женщине вряд ли легко будет найти новую работу. Во всяком случае, в дом, подобный Пемберли, её вряд ли приняли бы ближайшие лет десять. Что же... Джордж почти не чувствовал угрызений совести, пусть и порядочно наврал о ней мистеру Дарси. Миссис Сойен не была добра с Джорджианой и часто заставляла свою подопечную плакать. В конце-концов, она заслужила, чтобы её с позором изгнали из Пемберли, а все маленькие дети Англии заслужили, чтобы их гувернантка была добрее миссис Сойен.       Фицуильям, кажется, знал об обмане, но лишь смерил Уикхема презрительным взглядом и промолчал, что наталкивало на мысль, что Джордж Уикхем просто переволновался и видел угрозу там, где её не было. Джорджиане говорить ничего не пришлось — мистер Дарси поверил и без этого, чему Джордж был несказанно рад. Заставлять врать шестилетнего ребёнка было бы не слишком приятно, пусть Джордж Уикхем и был готов на такой шаг.       Одетая в нарядное — такое же голубое и пышное, как у куклы, которую Уикхем подарил ей — платьице и причёсанная по последней моде Джорджиана сияла от радости, большую часть праздника сидела на коленях у своего отца, что-то щебеча ему в ухо. В руках она держала отцовский подарок — огромную румяную фарфоровую куклу, что, пожалуй, была самой Джорджиане по пояс. Джордж Уикхем никак не мог понять, как она способна была удержать свою новую розовощёкую подругу. Иногда маленькая мисс Дарси всё-таки соскальзывала с отцовских коленей и подбегала       Оба Фицуильяма мирно переговаривались между собой на другом конце стола, и Джорджу было, пожалуй, даже скучно. Подарки под ёлкой, множество свечей и яркие шуршащие обёртки — всё это было для Джорджианы. Уикхем, в конце-концов, уже давно вырос из того возраста, когда один взгляд на роскошно наряженную ёлку мог привести его в восторг.       Сейчас он мог только разглядывать давно знакомый узор на камине и стараться не думать ни о миссис Сойен, побледневшей в момент увольнения так, словно она была очень близка к тому, чтобы грохнуться в обморок, ни о её затрясшихся узловатых руках, ни о собственной судьбе после того, как мистер Дарси посчитает себя выполнившим свой долг перед бывшим управляющим, ни о своей матери, считать которую умершей до сих пор было не выносимо.       — Она совсем-совсем никогда не вернётся? — спросила Джорджиана шёпотом, улыбнувшись этой мысли так счастливо, что Уикхем позабыл все остатки угрызений совести, что касались не совсем праведным путём выгнанной из поместья миссис Сойен.       — Совсем-совсем не вернётся, — хитро улыбнувшись прошептал девочке Джордж в ответ, лениво перебрав её, уложенные в слишком сложной для ребёнка причёске, кудряшки.       Мысли о том, что, возможно, стоило поступить иначе, Уикхема больше не посещали.