цвет шампани

Он был писателем. Тексты, что выходили с под подушечек его пальцев были такими легкими, красивыми, невесомыми и изящными, как и он сам. Юн и красив. Парню всего восемнадцать, а его рукописи пронизаны довольно-таки взрослыми, скорее зрелыми, сюжетами, мыслями, переживаниями и в тот самый момент немного холодноватым расчётом каждой секунды. Он был умен, начитан, образован. Его было интересно и даже в некой мере познавательно слушать. Все кто с ним общались уже через каких-то пару мгновений терялись и прыгали с головой в завлекающий их омут черных глаз, хотя парень даже не старался. Он был собой. Понятное дело, что он не открывал никому свою душу или слишком личные переживания, но никогда не старался проявить хорошее первое впечатление или просто быть тем, кем его хотели видеть. На первый взгляд всем казалось, что он идеален, ну, в принципе так и было. Он действительно был идеален почти-что во всем. Единственный его изъян — парень очень редко мог что-то чувствовать. Не только в романтическом плане, но и в общем. Он никогда не тратил свои силы на переживания о чьих-то пустяках, он никогда ни то, что не отвечал взаимностью, а казалось, просто не замечал человека, проявляющего к нему хоть какие-то чувства или мимолетные порывы заботы. В такие моменты, когда кто-то таки видел эту сторону юноши, невольно ужасался, ведь как у человека, чьи работы были так прекрасны и богаты чувствами и переживаниями, сердце было непоколебимым, как камень? Как в столь юном человеке могло скрываться ничего не чувствующее, ледяное и холодное нутро. Хотя сам он знал, что его внутренний мир прекрасен и многогранен, он чуткий, ранимый и отзывчивый, нежный и любящий, но вот проблема в том, что он никогда не покажет и не раскроет эту часть себя. Всё, на что он был способен в присутствии посторонних, это скорее всего простой и всем понятный этикет, манеры, которым его учили еще родители. Улыбка казалась натянутой и вынужденной, а поведение уж слишком наигранным. Парень слишком быстро и легко пробился в элитные круги, сам того не понимая, но теперь чуть ли не каждую пятницу ему приходили приглашения на очередную презентацию новой книги того или иного молодого, но уже успевшего стать популярным, автора. Хотя, именно так, таким же образом он и сам прославился. Попал на одну из таких выставок в неприметную пятницу августа, а уже в сентябре принимал участие в организации подобной, только посвященной уже своей книги, сборника, что он выпустил. Точнее сказать выстрелил. Он писал всем понятным языком, но глубочайший смысл, тонкие переходы и ловкая игра этой не всем податливой материи сделала их чем-то недосягаемым простому читателю. Он писал изыскано, со вкусом, а его второй сборник расценивали одним из лучших, если не самым лучшим из всех написанных за последние годы. Некая своеобразная юная звезда. Его начали приглашать на интервью, а парень неохотно соглашался. Только первые полгода он чтил всех такой активностью, но потом его могли заметить лишь раз в месяц на выставках, что перерастали к вечеру в настоящие тусовки, или же иногда чаще, почти, что каждую пятницу на презентациях книг таких же, как и он молодых творцов. Восемнадцатилетнему нравилась самостоятельная и самодостаточная жизнь. Родители остались за границей, а почти что каждый вечер среды он пишет главу-другую, пропуская бокал игристого, который он со всей нескрываемой богемностью момента вальяжно держал в одной руке. Ночная сорочка из невесомого материала цвета чуть нежнее и белее шампани аккуратно сползала с немного костлявого плеча, когда тот легко ёжился из-за неожиданного порыва воздуха из приоткрытого окна. Эта сорочка еле доходила до середины подтянутых бедер, не скрывая аккуратных, но все еще по-детски немного угловатых коленок, длинных и стройных ног, совсем немного рельефных икр и изящных стоп, что, увидел бы только кто-то их, сразу же отправил на звание восьмого чуда мира. В детстве он занимался танцами, поэтому, как ни странно, но до этого времени его ягодицы сохранили такую же округлую упругую форму, как и тогда, когда он проводил в зале почти все свободное от учебы время. Впалый живот судорожно поднимался и опускался, в моменты, когда парень закрывал глаза и, будто бы в трансе, успокаивал дыхание и разбирался со странными и мешающими мыслями, о которых тот вспомнит достаточно скоро. Его плечи были немного широковаты, на фоне по-девичьи хрупкого на первый взгляд тела, но всю ситуацию спасали острые, как лезвие и глубокие как те колодцы его черных глаз ключичные впадины, об которые, казалось, можно было порезаться, стоит тебе лишь легонько прикоснутся. Он снова отпил вина, и позволил маленькой капельке спокойно и плавно проложить себе путь, вытекая из его пухловатых губ, стекая ниже по вздрогнувшему от предыдущего глотка кадыку, переходя на лебединую шею автора. Взъерошив и так непослушные темные волосы рукой, он прошелся глазами по только что напечатанному тексту. Удовлетворение. Вот что он любил чувствовать после таких моментов. В этот день было так же, он был полностью удовлетворен своим трудом, поэтому сохранив и проверив все еще раз, выключил свой ноутбук и прикрыл, легко массируя уставшие глаза. Иногда он носил очки, чтобы не портить зрение или просто как довольно-таки универсальный аксессуар, но еще утром положив их куда-то слишком далеко, он решил, что поработает без них. Парню нравилась снежная зима. А точнее воздух этой порой. В этот раз она была именно таковой. Иногда он мог писать, сидя в позе лотоса часами напролёт, а когда вставал, то тело больно ныло от столь спонтанных движений. После очередного бокала и дописанной главы в, очень-таки снежную среду он рывком поднялся на ноги, немного вздрогнув от покалывающей тело боли. В этот раз он ко всему еще и переборщил с алкоголем, поэтому сразу же отправился к окну. На улице еще не вечер, а темнеть начнет часа через два. Он поставил окно в положение на проветривание, а сам подался носом к образовавшемуся отверстию, вдыхая аромат зимы. Для него снег пах прохладой, морозным утром и тлевшим деревом. Запах дыма и морозная свежесть всегда отрезвляли. Он стоял и как сумасшедший вдыхал этот запах, что выбивал из него всю алкогольную дурь, которой сегодня было немного больше чем обычно. В комнате парня было очень жарко, так душно, что подходя к окну, он неосознанно поддался коленками и частью ноги до бедра вперед, обжигая их об несносную батарею. Зашипев, он в тот час отстранился, ведь было действительно больно. Решив не допускать подобной ошибки снова, тот аккуратно умостился локтями на подоконнике, не прекращая дышать таким чистым, как для середины рабочей недели воздухом. Простояв так не больше трех минут, он закрыл окно одним резким движением, повернулся на пятках и поспешил вернуться на место. Послышался звук дверного замка. Юноша, ничуть не стесняясь своего полуголого вида, спокойно подошел к коридору и не спеша открыл дверь, даже не посмотрев в глазок. Он знал, что практически каждую среду в это время к нему придёт курьер, принося письмо, а точнее приглашение на очередное мероприятие. Он не прогадал. Все как и всегда, разве что мальчишка, стоящий напротив, вытянув руки с приглашением в конверте поменялся. Пытаясь хоть немного отвести свой взгляд от тонких ног, молодой человек, кланяясь (хотя бы так он мог спрятать свои покрасневшие щечки) протянул письмо парню еще ближе. —Спасибо, — сухо поблагодарил он курьера и закрыл дверь, хотя тот парнишка, возможно и хотел что-то сказать в ответ. Вернувшись в комнату, парень зажег аромасвечу и принялся втирать жирный крем с нежной кокосовой отдушкой в свои изящные пальцы, переходя на ладони, а вскоре скользя на тонкие запястья. Так он начинал свою вечернюю рутину. Дальше следовал чайник, душ, травяной чай, легкий массаж лица и сон. Но сегодня, перед тем как отдаться во власть чар морфея, парень решил проверить содержимое конверта. Приглашение гласило, что в эту пятницу вечером пройдет выставка картин молодого художника, после будет небольшой перерыв на фуршет и выступление музыкальной группы. Все бы ничего, но.… В основном, он не ходит на подобные мероприятия, ведь там можно встретить просто что-то совершенно ему не интересное, но в этот раз его наконец-то смогли заинтересовать. Выставка имела достаточно заманчивое и красивое название, а после этого, как там было сказано перерыва, выступала группа, что вот уже на протяжении пару лет так точно, спасает его в любые тяжёлые дни его жизни. Он решил сразу же, что пойдет. Прошла пара дней и вот, он одет в достаточно интересную комбинацию, шагет по улице, где находилось здание, в котором и будет проходить мероприятие. Зайдя внутрь, его встречает невысокий мужчина, которому тот протягивает приглашение, на что он кивает и подводит парня к лифту, нажимая нужные клавиши. Наверх молодой писатель ехал в полном одиночестве, лишь без особого энтузиазма проверив новостную ленту, и посмотрел на свое отражение в зеркальной стене лифта. Когда раздался звук, оповещающий, что они прибыли, двери кабины открылись. Перед собой он увидел достаточно много людей, что не спеша подходили один к одному, официантов с подносами, на которых сверкали бокалы красного и белого, огромную золотую люстру с россыпью хрустальных кристаллов, не ярко-красные ковры с слегка заметными золотыми узорами и окна в пол, слабо зашторены коричневатой плотной тканью. Директор Мун — глава творческой элиты столицы, стоял в самом центре всего, разговаривая с уже не молодой парой, что держалась под ручки. Увидев юношу, тот подозвал его к себе, легонько маша рукой, что была не занята бокалом красного полусладкого. Подойдя поближе, парень почтительно поклонился в знак приветствия, на что мужчина средних лет лишь одобрительно кивнул. — Добрый вечер, рад, что ты, наконец-таки пришел на наше скромное мероприятие, — улыбаясь, как себе, так и окружающим, обратился к парню неформально, ведь прекрасно понимал, что сам ему в отцы годился. — Добрый, простите, все никак не получалось. В последнее время я сосредоточен только на своем творчестве, иногда даже позабыв, какой сегодня день, — отчасти правдиво ушел от будущих вопросов молодой человек. — Проходи, мистер Ким все тебе покажет. Сама выставка откроется с минуты на минуту, ведь ее творец немного опаздывает. Пока здесь только его родственник, ты, кстати, ты можешь с ним встретиться, он, насколько помню, в том зале, — кивая на широко распахнутые двери, прямо перед ним директор одобрительно похлопал по плечу мигом подлетевшего мистера Кима, после чего сразу же вернулся к прерванной беседе. — Приветствую, меня зовут Ким Донен. Позволите, я проведу Вас в наш зал, и немного поведаю Вам о самой выставке? — Добрый вечер мистер Ким, да, конечно, прошу, — он указал рукой в сторону двери, показывая, что готов сдвинуться с места, чтобы пройти в нужное помещение. Немного поболтав с этим господином Кимом, молодой человек узнал, что эту выставку сотворил до недавнего времени малоизвестный, но талантливый художник и начинающий фотограф. Парень вдохновлялся разными материалами и текстурами, в основном отблесками и переливами воды, стеклом и бархатом. Зал, в который они успели переместиться, был намного больше прежнего, хоть и выдержан в той же тематике. Были видны многочисленные рамы картин, а точнее лишь формы и их силуэты, ведь все они оказались завешаны темной, не просветляющейся тканью. Их было порядка пятнадцати, а может и двадцати. Достаточно много, как для выставки одного начинающего художника. Хоть этот зал и был побольше прежнего, но все равно дышать здесь было крайне тяжело. Все, что кому оставалось делать — так это ждать начала выставки. Ждать и рассматривать людей вокруг. Пробежавшись глазами по залу, он практически никого не заметил. Все оказались без внимания писателя. Все, кроме одного.