Подарок на Рождество

Это такой особенный праздник — когда дома украшают венками из остролиста, веточками можжевельника и омелы, зажигают свечи, угощают сладостями и дарят подарки. На площади установили огромную ель, или сосну, Грелль не слишком разбирался. Тоже пышно развесили на ней яркие флажки и шары. В золотистом свете фонарей она казалась сказочной винтовой лестницей на небеса. А вокруг неё до самого вечера пестрела ярмарка с кукольными балаганами, пряниками, горячим грогом. Сам воздух пропитался волнующими ароматами праздника и ожиданием позабытого чуда. Отмечать Рождество принято в кругу семьи и родных. Но что делать тем, у кого их нет? То есть, совсем нет, никого. Да и самого дома, как у людей, тоже нет. В этот раз Грелль точно знал, что не останется один. И не придётся слоняться тенью, заглядываясь в окна на чужое веселье. Пусть его ждал лишь прохладный сумрак похоронного бюро с парой оплывающих свечек и чай с песочным печеньем среди гробов. Но так уютно было тереться на коленях хозяина всей этой унылости и шептаться в тишине, под шорох одежды, в поцелуях трепетных или страстных. Накануне Грелль самолично украсил контору зелёными венками и гирляндами, добавив свечей, орехов и, конечно, омелы с крупными белыми ягодами. И теперь спешил туда, прижимая к себе свёрток, красиво перевязанный алой ленточкой: хорошо было бы его спрятать до нужного момента, только как это сделать, чтобы он не заметил. В таких раздумьях, иногда шипя от досады, когда поскальзывался на каблуках, Грелль добрался до бюро. Контора встретила его темнотой, только дотлевали в подсвечнике ожидаемые два огарка. Сначала не обратив внимания на отсутствие жизни, Грелль засунул свой подарок за гирлянду на каминной полке; неизвестно, когда разжигали сам камин и пользовались ли им вообще. А потом, оглядевшись, насторожился. На очередной зов ему отвечало гробовое молчание. Похоже, не было никого во всём доме, и приветствовать его некому. Но испугаться или разозлиться Грелль не успел. Знакомые руки обняли его, укутав тёплым пледом, развернули и привычно склонили лицом к плечу, не дав возмутиться. — Чуть-чуть не угадал с твоим приходом, — шепнул Гробовщик, коснувшись его волос лёгким поцелуем. — Уже пора, пойдём. Он повлёк за собой наружу через заднюю дверь. В недоумении Грелль хотел спросить, что это значит, но Гробовщик таинственно приложил палец к губам: «Чш-ш!». И Грелль не стал задавать вопросов, просто доверившись, как верил ему всегда. За внутренним двориком ожидала карета, разукрашенная лентами и бубенчиками, как и упряжь лошадей. Куда их везли, Грелль так и не понял. Он даже вздремнул, пригревшись в объятиях на любимом плече. Покинуть карету пришлось у какой-то старой, заброшенной церкви. Однако оттуда доносились величественные звуки органа. Полусонный, замотавшись в плед вроде древнеримской тоги, Грелль ступил под округлый купол за своим спутником. Здесь среди ароматов ладана и мирры мерцали сотни свечей. Их блики на тёмной зелени гирлянд выхватывали то лунный жемчуг ягод омелы, то красные искры плодов остролиста. В разбитый свод заглядывало ночное небо и сыпало сверху сверкающей пылью снежинок, что таяли, не коснувшись земли. Чарующая музыка лилась отовсюду, и Гробовщик подхватил Грелля, уводя под самую середину открытого купола, туда, где зал освещала луна. Они кружили в пленительном танце у алтаря под звёздами, не замечая хоровода теней. Их длинные волосы смешались в вихре, окутывая невесомой сетью обоих. Луна струила свои лучи, озаряя лица серебром мягкого света, как дымкой. Казалось, душа растворялась в волнах звука и потоках тёплого сияния. И вдруг нахлынуло пронзительное чувство счастья, так, что перехватило дыхание; оно ширилось, захлёстывало, переполняло, рвалось наружу, соединяя воедино с целым миром, и уже не отпускало. Где-то ударил колокол, возвещая полночь. С Рождеством! Словно с небес, серебряным перезвоном издалека отзывались другие колокольцы. Остановились вдвоём, и оказались под висячей гирляндой омелы. — О, сэр, леди, теперь вы должны поцеловаться! — раздался детский голосок. А может быть, сюда залетел маленький ангел. — Вы подарили нам праздник. Это бездомные дети нашли здесь свет и приют, им больше некуда было пойти. Органист не прекращал игру, лишь сменил мелодию на плавную и тихую. Грелль не отводил взора от зелени глаз напротив, полных нежности и чего-то ещё, более глубокого, сильного. — Мы в раю? Ответом ему была улыбка. В долгом тёплом поцелуе Грелль ощутил тонкий обруч кольца, скользнувший на палец. ***** Проснувшись затемно, Грелль наблюдал в приоткрытую дверь блики огня в камине гостиной. Второй этаж у Гробовщика был жилым, как в любом доме. Не покидало ощущение волшебной сказки, подаренной минувшей ночью. Нереальное счастье, которого им нельзя было узнать, как и забыть свою всеми проклятую работу. Жаль, что всё только приснилось. Тонкие пальцы теребили край простыни. Рубиновой искрой блеснуло кольцо на безымянном пальце. Грелль подскочил, снова вдруг захлебнувшись отзвуком дивной мелодии, что опять полетела сквозь перестук сердца. Кутаясь в одеяло, он вышел в гостиную. Гробовщик сидел прямо на ковре у камина, одетый по домашнему, босиком, и подбрасывал сучья в огонь. - Доброе утро. С Рождеством! – оглянулся на Грелля. Вспомнив, Грелль пронёсся вниз, туда, где оставил свой свёрток. Наконец накинул на плечи Гробовщику новый шарф, мягкий и пушистый, серый, как он любит. И совсем не ожидал, что поймает навстречу настолько трогательно смущённый взгляд, будто вручил ему самый чудесный подарок.