Великолепная Мэри

Когда ночь деловито прогоняет с горизонта солнце и угрюмая лентяйка-луна выскальзывает из уютных ватных облаков, Сонито поднимается на сцену. Он любит этот момент: люди скептически таращатся на него, критики из дальних стран постукивают пальцами в белых перчатках по подлокотникам кресел. Ожидание, напряжение, недоброжелательность. Никто не верит, пока не увидит. На задних рядах плотным роем толпятся люди, пришедшие посмотреть представление повторно. Сонито прекрасно понимает, что однажды и эти скептики-критики из первых рядов будут толпиться в том неприглядном месте. Потому что им захочется увидеть представление еще, и еще, и... А эти места будут заняты более представительными людьми. И слава директора и его театра разрастется по всему миру, воистину! - Дамы и господа! Уважаемые гости, - Сонито подмигнул критикам, - В этот волшебный весенний вечер наш театр с радостью покажет вам прекрасное представление... Свет в зале начал меркнуть. Легко дернув шнур вниз, Сонито поднял занавес. По залу пронесся шепоток. На сцене, потупив взор, стояла прекрасная леди в черном платье. Длинные темные волосы обнимали хрупкие обнаженные плечи; локоны струились вниз подобно шоколадному водопаду. Тонкие черты лица, изящный подбородок. Выразительные печальные глаза. «Боже, да она прекрасна!» - послышались возгласы в зале. Начались робкие аплодисменты. Девушка наивно вздрогнула от такого внимания и этим еще более растрогала людей. «Такая хрупкая, совсем дитя» - слышалось перешептывание дам, «Эти формы словно скульптор выточил!» - думали завороженные господа. Сонито же размышлял, не стоит ли поднять плату за входной билет: «Все же люди уже смотрят на прекрасную Мэри и восхищаются, а ведь впереди еще само представление. Никто не собирается дарить бесплатно приятные ощущения. Пусть оплачивают просмотр и театр по отдельности». Хлопнув в ладоши, Сонито призвал людей в зале к тишине и кивнул дирижеру. Тот тут же начал свою работу: по залу полилась убаюкивающая тихая мелодия. И вот в этот ритм влились слова песни на незнакомом языке. Девушка пела нежно, её голос так замечательно сплетался с музыкой, что зрители сидели на местах, не в силах пошевелиться. Никто не хотел терять это ощущения восторга, которое наполняло их до самых кончиков пальцев, от которого в животе дрожало, а по щекам текли слезы... Представление длилось в течение двух часов. Это был театр одного актера. Неизвестный язык, странное звучание голоса, фантастическая внешность девушки – все это не требовало ничего лишнего. Только музыка и Мэри. Критики сидели изумленные, не в силах сказать что-то по делу. Им хотелось слушать её еще, просто слушать. Переливы голоса, приятный тембр. Эта девушка казалась им самым чудесным существом на свете. Обожание, слепое обожание навечно вселилось им в сердца. В зале включили свет. Занавес опустился. - Театр Сонито будет всегда рад встречи с вами, - мурлыкал директор, провожая заморских гостей. *** Она плакала и опять кричала что-то на родном языке. - Хватит щебетать, Мэри, ты отлично знаешь, что я не понимаю тебя. - Вы обещали, Сонито! Вы клялись! Отвезите меня на родину. Я задыхаюсь в дыме этого города, я боюсь страшного взгляда этих людей, что приходят смотреть на меня. Я сохну, черт возьми! Умоляю, Сонито! – девушка, заламывая прекрасные ручки, встала перед ним на колени. - Сейчас не сезон, ты же понимаешь... – директор скорчил озабоченную гримасу, - Да и договор был, что мы совместными силами заработаем достаточно денег, а потом я обязательно отвезу тебя в любую точку мира. Но ты подумай, какие это затраты... Я взял тебя в театр по доброте душевной. Кормил, одевал. Разве я не забочусь о тебе, дорогая? – он помог ей подняться с пола. - Как только выдастся такая возможность, я сделаю все, что нужно, верь мне. Мэри опустила очи долу. Он говорил ей каждый раз одно и то же. Но что она может сделать, кроме как доверять и ждать дальше? Она облизнула пересохшие губы. - Иди к себе, тебе надо в воду. Я скажу служанке, она принесет ужин. Мэри покорно кивнула и ушла. За время представления её руки ужасно высохли, кожа стягивала лицо. От беспрерывного пения першило горло. Посреди её комнаты, обложенной кафелем, красовался чудесный бассейн. В лицо Мэри ударил сфабрикованный запах моря. Срывая ненавистную одежду, она нырнула в воду, и ее порядком иссушившаяся кожа вновь стала мягкой и приятной на ощупь. По ногам Мери прошла дрожь, и вот они уже срослись в прекрасный сильный хвост... - Ваша рыба, Мэри, - вошла служанка. Она поднесла к русалке поднос с еще трепыхающейся живой рыбиной и поспешно удалилась. Открыв ротик и показав миру острые зубки, Мэри вцепилась в живую плоть. Пропала её миловидность, испарилось то очарование, которым она восхищала людей в зале. Но в этих огромных нечеловеческих глазах была тоска по дому. Та же самая грусть, что всегда пронизывала ее песни. Закончив трапезу, она опустилась на дно бассейна. Зажмурив глаза, попыталась заснуть, но странные мысли мучили её. Мэри убеждала себя, что Сонито отпустит её однажды. Что она не проведет в этом бассейне всю жизнь. Открытый океан, воля, свобода – однажды она увидит это не только во сне. И Мэри хотела в это верить. Даже спустя много лет.