But maybe the last attempt...

      Вам знакомо чувство, когда вы словно не вы? Вот вроде бы все как обычно: те же руки, ноги, черты лица, даже голос, — но что-то все равно не так? Из-за этого происходящее кажется каким-то иррациональным, чужим, будто правильно подобранные пазлы по неведомой причине все никак не складываются в нужную картинку. Вы становитесь чрезмерно внимательным к мелочам, следите за каждым изменением окружающей вас обстановки, и это не может не раздражать.       Если вы понятия не имеете, о чем только что шла речь, то, поздравляю, вы действительно счастливчик! А вот Чонгуку, к сожалению, повезло меньше.       Сгорбившись над барной стойки, он допивает уже третий стакан виски. Из глубины зала доносятся звуки очередной джазовой композиции, исполняемой пока еще никому не известной группой. Терпкий запах табака вперемешку с ароматом дорогой выпивки добавляют свою уникальную ноту в эту пятничную атмосферу сеульского паба. Казалось бы, для вечно занятого Чонгука это просто идеальный вечер, чтобы расслабиться… мог бы быть, если бы не то ужасное чувство, описанное чуть ранее. Но самое паршивое, что оно у него не на час, не на два, оно у него, по всей видимости, навсегда. И, как ни странно, он знал ему причину.       Сегодня ровно три месяца как ушел Тэхен, а на его место пришло состояние полной апатии и непринятия действительности. Ровно три месяца Гук ходит в один и тот же паб каждый вечер после работы в жалких попытках заполнить образовавшуюся внутри пустоту крепким алкоголем. И как-то не особо помогает.       Их история с самого начала и до конца не походила ни на одну из тех, что описывают в пресловутых романчиках, продаваемых на каждом углу. Все началось неправильно, неправильно и закончилось.       Чонгук был владельцем довольно успешного PR-агентства, а Тэхен — одним из редакторов популярного журнала, с которым по иронии судьбы еще предыдущий владелец, отец Чонгука, заключил бессрочный контракт. Случайные обмены короткими фразами во время деловых переговоров переросли в совместные кофе-брейки, общие ланчи — в ночные посиделки за бутылочкой соджу, а секс по дружбе — в подобие отношений. Вы спросите: «Почему подобие?» Тут все банально просто: несмотря на то, что их, несомненно, тянуло друг к другу, а легкая влюбленность уже перерастала во что-то посерьезнее, с каждым днем им все больше и больше не доставало главного — времени друг на друга. Компания Гука взбиралась все выше в топе самых влиятельных на медиарынке, а Тэ с таким же успехом шел вверх по карьерной лестнице, метя на должность главного редактора. Взаимная нужда друг в друге породила и взаимную договоренность о том, что в данный момент карьера чуточку важнее и что в будущем они обязательно наверстают упущенное. Вероятно, вы уже догадались — это было их самым большим заблуждением. То самое «будущее» так и не наступило, ведь они, как и все мы, жили «настоящим», в котором с колоссальной скоростью теряли друг друга. Их полет на крыльях любви все больше походил на стремительное падение, после которого вряд ли можно было бы кому-то уцелеть, слишком уж высоко они взлетели в самом начале.       Первым это заметил Тэхен. Однако его жалкие попытки куда-то выбраться или хотя бы просто поговорить были встречены миллионами раздраженных «давай потом», «видишь, я занят», «устал». А Тэхен ведь тоже устал. От равнодушия. Оно, как известно, способно уничтожить даже самую безумную любовь, до основания разрушить все и всех. Тэхен замкнулся в себе, а затем и вовсе покинул Чонгука, ушел из его жизни так же незаметно, как и вошел в нее.       И падения избежать не удалось. Хлопок входной двери, короткое sms-сообщение «Закрой за мной. Навсегда», и Чонгука больше нет, есть только его человеческая оболочка и тупая боль в районе сердца. Он даже не забрал вещи. Ступор, полное непонимание происходящего, самообман, желание заставить себя думать, мол, «показалось», «это сон» и, наконец, стремление что-то исправить.       Попытки выйти на связь, подкараулить после работы не увенчались успехом: на звонки и сообщения Тэхен, естественно, не отвечал, радовало, что хоть номер не сменил, а в издательстве сказали, что еще за неделю до случившегося он написал заявление «по собственному желанию», чем не мог не шокировать всех своих коллег. Он исчез, как будто и не было его никогда, но заклеймованное сердце молило вернуть его. Безрезультатно.       В течение этих месяцев Чонгук мог рыдать взахлеб и истерически смеяться, впадать в беспамятство и прокручивать в голове всю историю от начала и до конца, до безумия хотеть вернуть Тэ и ненавидеть его всем сердцем, но единственное, что он так и не смог, — смириться.       И вот уже на протяжении трех месяцев виски — неизменный спутник Гука на каждый вечер. Перекатывая золотисто-янтарную жидкость по стенкам стакана, он думал только о том, как бы сам хотел стать этой жидкостью, которая не в состоянии чувствовать что-либо, но обладающая удивительной способностью на время утолять чужую боль. Ему до безумия хотелось стать чем-то неодушевленным, потому что именно эта самая душа невыносимо болела: Тэ просто-напросто выжег ее чувством под названием «любовь», оставив медленно и мучительно умирать где-то внутри.       Неизвестно, сколько бы еще времени провел так Чонгук, занимаясь самокопанием, если бы не молодой человек, который подсел к нему за стойку. Заказав себе бокал граппы, он выпил его залпом и, слегка поморщившись, обратился к Гуку:       — Черт, как же хочется иметь возможность поворачивать время вспять, исправлять прошлые ошибки, согласитесь, тогда всё было бы намного проще!       Чонгук лишь приподнял уголки губ в горькой ухмылке. Ему ли этого было не знать?       — Но жизнь сложнее, чем нам кажется, — продолжил незнакомец, — она учит ценить то, что имеем.       — И это самый безжалостный учитель из всех, что мне доводилось встречать.       Немного помолчав, собеседник слегка улыбнулся, отчего на его лице появились едва заметные ямочки:       — Любовь?       — Всей жизни, — ответил Чонгук, одним глотком допивая содержимое своего стакана, — была.       — Знаете, — начал молодой человек, немного придвинувшись к Гуку, — в любовных делах я не спец, но одно знаю точно — у любви нет прошедшего времени, и за нее всегда нужно бороться.       — Да поздно уже бороться, по крайней мере, в моем случае.       — Друг мой, запомните: никогда не бывает поздно, бывает уже ненужно.       — Возможно, вы и правы, но… думаете, я не пытался? Ровно девяносто семь звонков и сто семьдесят три сообщения позволили мне сделать вывод о том, что мне уже именно поздно, а ему, по всей видимости, уже и ненужно.       — А вы сделайте девяносто восьмой звонок, отправьте сто семьдесят четвертое сообщение, в конце концов, вспомните слова старика Линкольна о том, что «нельзя сдаваться не только после одного, но и после ста поражений», а в вашем случае, после ста семидесяти трех.       — Не думаю, что это так работает, к тому же со времен Линкольна прошло уже почти двести лет, он, мягко говоря, устарел, мир стал более жесток, не находите?       — Истина никогда не устаревает, друг мой.       На что Гук снова лишь горько ухмыльнулся.       Следующие несколько минут прошли в молчании: оба собеседника попросили бармена повторить заказ и теперь не спеша попивали свои напитки, обдумывая все сказанное ранее. Вскоре незнакомец взглянул на часы, время уже близилось к полуночи. Он встал со стула и, небрежно накинув на себя пальто, собрался уходить, но остановился вполоборота, обращаясь к Гуку:       — Лишь вам решать, во что верить и как поступать дальше, но лично я рискнул бы, пусть даже в последний раз, — и быстрыми шагами направился к выходу.       Чонгук проводил его взглядом, а затем снова погрузился в свои мысли. Допив четвертый стакан виски, он огляделся вокруг: в глаза ему бросился мобильный телефон, так небрежно брошенный им еще в самом начале вечера.       «А может, этот парень прав? — подумал Гук. — Одним сообщением больше — одним меньше…»       Он быстро схватил свой смартфон и открыл диалог с Тэхеном. Там все так же висели те злосчастные, даже непрочитанные сто семьдесят три сообщения.       Несколько секунд раздумий, и вот он уже набирает текст. Ладошки немного вспотели, а сердце бешено застучало. На экране «Я по-прежнему скучаю», еще секунда, и заветная клавиша «Отправить». Громкий выдох. Доставлено.       Минута, две, три… Ответа нет. Увы.       Чонгук усмехается собственной наивности: с каких это пор он записался в оптимисты?       Вставая из-за стойки, кое-как одеваясь и немного пошатываясь, он бредет к выходу. Промозглый осенний ветер резко бьет в лицо, заставляя содрогнуться от холода. Он идет не спеша, как вдруг звук мобильного уведомления заставляет его мгновенно остановиться, а сердце — замереть в ожидании. Трясущимися руками он достает телефон, пытаясь разблокировать. С третьего раза у него это получается. Внутри все сжимается, а ноги подкашиваются. Чонгук садится прямо на тротуар, а на экране высвечивается заветное «Я тоже».