Звезда пленительного счастья

Всё будто бы происходило медленно, а я смотрел со стороны. Меня ведут к помосту, затем надевают петлю на шею и вот я здесь. Внезапно всё затухает, мир теряет свои краски, глаза закрываются, кажется, это всё лишь сон. Где бы я ни был, я наконец выспался. После этой импровизированной тюрьмы, что находилась в стенах моего же родного дворца, я наконец-то смог спать, это всё же был сон, я жив, меня не казнили! Внезапно до него откуда-то сбоку донёсся, такой мерный, такой родной голос, который он не слышал уже много лет. Михаил медленно открыл глаза, не веря в то, что он слышет. -Сын. -Отец! -Михаил. -Папа. На краю его постели сидел его отец, Павел Петрович. Но как! Не может быть такого. Павел с грустью смотрел своему сыну в глаза, но улыбался, будто бы всё было хорошо, и не было ни его смерти ни событий последних дней, не было этой проклятой короны, которая всем так нужна! -Но как? -Мне очень жаль, я не думал что скажу это так рано. Мы вне земного мира. -Я всё же умер. Михаил потупил свой взгляд, будто бы очень сильно провинился перед отцом. -К моему сожалению да, я тебя не виню, пускай будут говорить, что тебя повесили как преступника, поверь, ты умер как император, как самодержец, я знаю, что ты бы себя не простил, если бы подписал отречение, ты умер как великий человек, может слишком покорно, но ты всё же смотрел смерти в лицо, а теперь мы здесь, я, ты, вся наша семья и весь наш род. Бувально через секунду, но очень планомерно, Михаил оказался в парадном мундире с синей императорской лентой. С отцом они прошли из комнаты и оказались в маленьком саду, который будто бы заволокла волшебная дымка, превращая его в мрачный, но, тем не менее, неимоверно сказочный. Внезапно отец прекратил молчание, снова обратившись к сыну. -Я знаю, ты бы мог стать великим, как и твои братья как и я, на то мы и монархи, чтобы становиться великими, но, пожалуй, из нас пятерых великим смог стать только Александр, разгромив Бонапарта. Жаль, что тот отправился на Россию походом, ты, верно, помнишь, что я хотел сделать Францию нашим верным другом, я надеялся сделать этого корсиканского французишку своим ручным псом, но сделать этого я, увы, не смог, можно сказать, мы его породили мы его и убили. - Павел усмехнулся и заулыбался, видимо просматривая в памяти те моменты, которые он уже не увидел. Михаил внимательно слушал отца, он так давно не слышал его голос, ранее такой слегка хрипящий, иногда грубый. Сейчас он казался ему самым добрым, что есть в этом мире. Тем временем они уже вышли на небольшой холм, с которого вела протоптанная сухая тропинка, будто бы они оказались на просторах туманного Альбиона. -Ты верно не знаешь, где мы сейчас? А сейчас говорю не об этом пригорке. Михаил уверенно кивнул, ведь до этого момента он не успел подумать о том где они, кроме брошенно отцом фразы, у него не было за что зацепится. -Это рай, но многие могут назвать его адом, лично для меня это своего рода чистилище, да помилует меня Бог, но раз уж католики в это верят, а Бог един, то я склонен принимать эту версию для себя. Мы ни в чём не ограничены, я думаю, мы даже вольны покинуть место, в котором находимся, но зачем? Всё равно мы уже ничего не вольны изменить, лишь наблюдать. Михаил верно тоже решил считать для себя это место чистилищем, так оно будет вернее. Павел увидел напряжённость своего ребёнка, и решил хоть как-то отвлечься от высоких размышлений. Павел потёр правый висок и тихо чертыхнулся: "Чёртов апоплексический удар... табакеркой в висок, вот собака, представляешь, я её перед сном поставил на этот стол, и эта оплошность меня сгубила. Нет, меня бы убили и без того, но всё же обошлось бы без этого удара". Всё же замысел Павла удался, Михаил отвлёкся от копания в мыслях и несколько улыбнулся, может шутке, может просто отцу, но в любом случае они медленно пошли вниз по тропинке, медленно переходя на соседний холм изумрудного цвета. Михаила резко осенила мысль о том, что раз они с отцом сейчас гуляют по чистилищу, то его братья тоже должны быть где-то в этом мире! - Батюшка, позволь спросить, где старшие братья? - Они сейчас с твоей матушкой, скорее всего плачутся с ней, - несколько с раздражением сказал Павел - Я не могу на них сердиться и не могу говорить про них за глаза, но я всегда считал тебя своим лучшим сыном. Михаил опешил от столь грубых, но приятных слов от отца. Всё же они не в их мире а потому, наверное, это уже не зазорно, но подсознательно, хотя это и потешило самолюбие Михаила, но ему было несколько обидно за братьев, всё же отец остался всё тем же грубияном, благо он умело скрывал свои приступы грубости от посторонних людей. - Ты с самого своего рождения показался мне МОИМ сыном, не сыном моим и твоей матшуки, а именно МОИМ. Прости меня, старика, за столь грубые слова о братьях, но всё же я их отец и могу себе позволить так говорить - после чего звонко засмеялся. "Всё же в нём была не только грубость, он всё же унаследовал толику безумия от Петра" - подумал про себя Михаил. - Прости меня ещё раз, я, наверное, уже очень сильно наскучил тебе своими разглагольствованиями, я никогда не был хорошим рассказчиком, просто столько накопилось за эти годы, и я очень надеялся, что с тобой всё будет хорошо, но всё же ты тут, и... а впрочем, об этом мы всегда успеем поговорить. Отец остановился на вершине холма, и некоторое время расслабленно, с немного грусным видом глядел в туман, туда, где должно быть будущее. Хотя, может, это и есть будущее, туманное, непонятное, и отчего-то густое и ленивое, да... скорее всего, это и есть будущее, по крайней мере, то, каким мы его видим. -Эх, Британия! Как её сейчас называют за океаном - Старушка Англия. Великая страна, тут жили великие люди, к примеру Джон Локк, я частенько перечитывал его труды, я восхищался его работой и теми идеями, которые работают у англичан, но - всегда есть это "но" - его идеи верные, это правда, я хотел их внедрить, когда ещё был цесаревичем, когда была жива твоя бабушка. Но только я взошёл на престол, то понял истину. В таком положении это невозможно. Разгул дворянства, табель о рангах... Я пытался это искоренить, я желал только добра и величия России, но, как ты уже понял, многим не нужна была новая Россия, всем нужен был тот вялый огрызок, который уже давно перестал быть крепким фруктом, им нужны были балы и танцы, а также это туманное представление о войне, где благородные офицеры, забыв о своей службе, мчатся на крыльях любви в тыл через мерзких командиров, которые приказывают быть на передовой! При моей матери дворяне забыли, что такое быть дворянином, для них это богемный образ жизни, когда они ни в чём себе не отказывают и развлекаются со своими барышнями. Настоящий дворянин - это солдат, офицер, который идёт в бой со своими братьями по оружию, которые погибают за родину и своего государя, но идти в бой они идти явно не хотели, а со своим государем... эхх. -Но ведь Александр выиграл войну в том числе и благодаря этому дворянству. -Да просто эти увальни почувствовали, что их драгоценным телам грозит опасность, и они начали было вспоминать, каково быть дворянином, но Александр пропустил момент, когда он мог пустить Россию по тому курсу ,который я наметил, и вялый огрызок так и остался вялым огрызком, и теперь сломался пополам. Отец развернулся к Михаилу, и отчего то сново улыбнулся. -Но право, пойдём, у нас будет ещё предостаточно времени, что бы налюбоватся этими изумрудными полями, я думаю, пора навестить твоих братьев. Через пару многновений они оказались в Зимнем дворце, в одном из коридоров который вёл к небольшой гостинной. Павел жестом предложил сыну войти, отворяя дверь. В гостинной на полу сидели его братья, их лица были красными и разгорячёнными, видимо, они только закончили просить прощения у матушки. Первым из них поднялся Александр, после чего Константин и наконец Николай, они поочерёдно крепко обняли Михаила, не проронив ни слова. Всё братья наконец оказались как никогда близко к друг другу, после столького времени, они сново были вместе. Внезапно они переместились в сырое место, над которым от чегото кружилсь вороны. Павел предложил пройти им вглубь небольшой рощицы из елей. Оказалось, это было кладбище, но на нём было нишь несколько могил, и по центру стояла внушительная гранитная плита на которой были высечены позолоченные слова:

Здесь лежатъ последние из Романовыхъ Александръ I Николай I Константинъ I Михаилъ II