Морские черти

Задирая юбки сестры, Артур случайно оцарапал ее бедро латной перчаткой; Дорма дернула верхней губой и в отместку схватила Аквамена за волосы. — Тебе нравится проливать мою кровь, — заметила она, сжимая в кулаке темные пряди, золотящиеся на концах. Глаза царевны казались наполненными жидким серебром; свободной ладонью она провела по плечу брата, лаская татуированную кожу и перекатывающиеся под ней литые мускулы. — Что на Огненной арене, что в постели. — Я рад бы обойтись без крови, только с тобой по-другому нельзя, — Аквамен держал Дорму за зад цепко, словно спрут; сестра цинично прижималась животом к его животу, зовуще потиралась грудью, практически обнаженной в смелом вырезе, а ее ноги обнимали Артура за бедра крепко, точно стальные. Царь вминался пахом ей между ног, коротко, сбивчиво выдыхая сквозь до боли стиснутые зубы; густой земляной запах, исходящий от кожи Дормы, от ее волос, кружил голову, прибоем смывая остатки мыслей. — Ты по-другому и не пробовал, — сестра, оперевшись о плечи Аквамена, чуть приподнялась, так, что ее грудь оказалась на уровне его лица. Поддерживая царевну под ягодицы, Артур поцеловал Дорму под тонкой ключицей: прижался сначала губами, а потом влажно коснулся языком; по телу девушки прошла судорога, она теснее прильнула к брату, сжимая коленями его бока, но вскрикнула, вырываясь, стоило Аквамену потереться щекой об ее плечо. — Прекрати! Ты колючий, — проворчала Дорма и схватила Артура за подбородок, — сколько раз я просила тебя побриться? — Много. Почти столько же, сколько заявляла, что трон Атлантиды должен по праву принадлежать тебе, — развеселился Аквамен и обхватил теплыми губами большой палец Дормы, втянул его в рот; крылья носа царевны затрепетали, линия подбородка затвердела, глаза звездно мерцали. Артур посасывал ее палец, щекоча его языком, и легко прихватил зубами у основания, заставив сестру пугливо дернуться. Освободив ее палец, Аквамен поцеловал ее ладонь, запястье с просвечивающими венами, впадинку на обратной стороне локтя, одновременно задирая узкий рукав из блестящей чешуйчатой ткани. Артур водил губами по нежной коже, посылая волны жара по всему телу сестры, жадно вжимающейся в него. Пальцы царя мяли ягодицы, гладили, забираясь между ними, заставляя Дорму нетерпеливо подаваться бедрами навстречу его пальцам. Холод металла обжигал, острые края ранили до крови, но от этого хотелось только сильнее. — Потому что это так и есть, — заносчиво обронила Дорма, запрокидывая голову; брат, наконец, оторвался от ее руки и зацеловывал грудь царевны и шею. Артур впивался в нее с жадностью оголодавшего катрана, шелково скользя языком, но с силой прихватывая зубами кожу, втягивая в рот; вскоре горло Дормы обвивало ожерелье из багровых следов. Царевна надрывно дышала, обнимая брата за затылок; грудь томительно потяжелела, затвердевшие соски горели, упираясь в плотную ткань лифа. Дорма просунула пальцы за корсаж, оттягивая; из-за тугого корсета и объятий Артура ей было трудно дышать; она алчно хватала ртом воду, словно рыба, выброшенная штормом на берег, ломая ногти о чешуйчатую кольчугу Аквамена, пока он морским волком вгрызался в ее шею. Дорме придется прятать следы их порочной связи от двора, от матери, от невесты брата, которая уже сменила скромный венец царевны на корону будущей царицы, усыпанной янтарем, лазуритами и ларимаром, но это не имело значения. Пусть Артур женится на Мере — девушка была достаточно умна, чтобы понять выгоду союза с Ксебелом, — но он никогда не будет любить ее так, как Дорму. Их обвенчают на глазах всех семи морей и осыпят жемчугом на счастье, но брат все равно вернется к Дорме. — Потому что ты злющая морская чертовка, — Артур накрыл губы царевны своими, заглушая готовые вырваться возражения. Дорма со стоном приоткрыла рот, радостно принимая его язык, вбирала в себя, обволакивая собственным языком. Брат сдавленно стонал ей в рот, забираясь пальцами между разведенных бедер царевны. Острый кованый коготь перчатки прошелся между нежных складок, коснулся Дормы с самой изнанки, вырываясь гортанным стоном. Она задрожала, каменея внутренностями, ненасытно втягивала поцелуй в себя, громко причмокивая, будто бы Артур был спелым персиком, сочным и сладким. Дорма любила персики, как и плюмерию — одни из немногих хороших вещей, которые можно было отыскать на суше. Еще она любила ощущение теплого сухого песка под босыми ногами, прикосновение ветра к волосам и шум прибоя, на поверхности звучавший как-то особенно. Царевна любила Артура за то, что он ей это показал, и задыхалась от злости на него за то, что Аквамен родился ее братом. Если бы не родство, Дорма стала бы его царицей, а не рыжая царевна Ксебела. Но как бы Мера не старалась, ей не удастся встать между Дормой и Артуром. Аквамен, оторвавшись от губ сестры, просунул руку ей за корсаж, сминая грудь. Царевна тихо, чарующе рассмеялась, прижавшись щекой к виску брата. — Со своей невестой ты такой же пылкий? — прошептала она, задевая губами ухо Артура. Царь яростно скрипнул зубами, а Дорма, смеясь, продолжала: — Уже запустил руку ей под юбку, братец? Или решили повременить до свадьбы? Уверена, это была ее идея — Мера всегда была скучноватой, знаешь ли. С ней ты уже через неделю взвоешь от тоски. — Продолжай болтать, и я разорву помолвку, — Артур подплыл вместе с сестрой к постели, широкому ложу под балдахином, поддерживаемым мраморными русалками; изголовье украшал искусно вырезанный осьминог, сжимающий в каждом щупальце по кораблю, покрывало, искристо-серое, как лунная дорожка на воде, сбилось, когда Аквамен опустил на него Дорму. Он огладил ягодицу девушки и поднялся ладонью выше, по стройной выгнувшейся спине, и пробрался пальцами под шнуровку корсета. Раздался треск, царевна сбито выдохнула, стайка пузырьков выпорхнула из ее рта; Артур стянул платье Дормы до живота и, опустившись на колени между ее раскиданных ног, положил руки ей на талию. Жестко удерживая сестру на месте он склонился над ней; Дорма, приподняв свою грудь ладонями, охотно подставлялась под его поцелуи. — Не разорвешь, — царевна упиралась затылком в покрывало, выгибаясь луком, запуская ногти в собственную кожу. Артур обхватывал ее соски губами, втягивая в рот, катал их на языке, словно жемчужинки, оттягивал и вжимался лицом в грудь Дормы; девушка извивалась, отзываясь на каждое прикосновение долгими стонами. — Ты — царь, тебе положено жениться. — А ты — царевна между прочим, — Аквамен смерил сестру взглядом исподлобья; глаза его сверкали тусклым золотом, будто солнце, просвечивающее сквозь толщу воды. Поглаживая подрагивающий живот Дормы большими пальцами, он накрыл ртом бледно-розовый сосок, понежил его языком, и от этой тягучей ласки Дорма всхлипнула, поджимая пальцы на ногах. — Много ты делаешь из того, что положено? — Абсолютно все, но в разумных пределах, — девушка прижала голову брата к своей грудь, затянутыми дымкой удовольствия глазами глядя в балдахин, который свет, просачивающийся через сводчатый потолок из цветного стекла, украсил бликами. — Мать и Вулко пусть даже не стараются, я не стану пешкой в их играх. — А со мной ты с удовольствием играешь, — прогудел Артур ей в грудь; царевна погладила брата по затылку, а после схватила за уши и притянула его лицо к себе. — Потому что у нас свои собственные игры, — Дорма чмокнула Артура в хмурую переносицу; Аквамен сморщился и потешно чихнул, словно тюлень, которому анчоус забрался в нос. Девушка рассмеялась, щипая брата за щеки, но смех ее замер в груди, когда жаркий рот Артура вновь завладел ее губами, а ладони легли на бедра, между которыми копилась давящая боль. Ощутив, как пальцы Аквамена, приподнимая, сжимают ее ягодицы, Дорма развела ноги шире. Она закинула ноги на руки брата — коленями ровно на локти, Артур подался вперед, всем весом наваливаясь на сестру. Он тискал ее за зад, легко похлопывал по ягодицами, но из-за перчаток удары выходили довольно ощутимыми. Дорма вздрагивала после каждого шлепка, подкидывая распутно раскрытые бедра; она горела, будто по венам бежала не кровь, а лава. Все это было совершенно порочно и абсолютно неправильно — Артур был обручен, Дорме усиленно искали жениха, им бы следовало быть умнее и осторожнее и давно все это прекратить, но царевна не желала уступать брата какой-то девице и терять свое влияние на царя. К тому же все это длилось слишком долго, чтобы так просто отказаться. Дорме было шестнадцать, когда она отдала свою девственность девятнадцатилетнему наследнику престола. Артур, смущенный, забавно растерянный, не слишком долго сопротивлялся чарам сестры; слишком далекие, чтобы стать семьей, но слишком сильно нуждающиеся в любви друг друга. Это отравило их обоих, равно как разлитая нефть отравляет океан, и Дорма тонула в черных водах нездорового влечения к единоутробному брату. Пусть он берет хоть дюжину жен, сестра все равно останется для него единственной. Выгнутая спина ныла, кровь раскаленным потоком неслась в голове; царевна чувствовала себя пьяной, как после глотка крепкого наземного напитка, который Артур смешно называл «виски». Дорму прошило дрожью, когда член Артура ткнулся головкой в створки у нее между ног; брат скользил членом по ее промежности, неглубоко проникая между складок, распаляя. Дорма содрогалась одними бедрами, вцепившись в плечи Аквамена; они давно не были вместе, слишком давно: вся эта суета с помолвкой почти не оставляла им времени друг на друга. Чувствуя, как Артур, даже не раздевшийся, а лишь приспустивший штаны, толкнулся вверх, проехавшись членом ей до гладкого лобка, Дорма сдавленно застонала сквозь зубы. — Брата толкового из меня не вышло, — взгляд Артура утратил золотой блеск, лицо было напряженным и сосредоточенным, как перед прыжком в Марианскую впадину; царевна, не сдержавшись, погладила вены, вздувшиеся у него на лбу, и жилу, канатами натянувшиеся на шее. — Мужем мне твоим не стать, отцом твоих детей — тоже. — Будь моим царем, — попросила Дорма, обвивая руками его шею. Аквамен прижался лбом к ее лбу. — Большего мне пока не надо. Артур не ответил; по его лицу, перекрученному желанием, прошлась судорога. Рот Дормы приоткрылся в немом крике, ноги свело, а судорожно сжатые пальцы онемели; член брата мягко и плавно вошел в нее на половину, Аквамен замер, сжимая в объятиях трепещущую сестру, и подался бедрами назад, выходя из нее. Затем снова толкнулся вперед, заполняя Дорму собой полностью, до самого основания, вжимаясь в нее пахом. Царевна сжалась вокруг него, прошитая дрожью; Артур глухо зарычал. Подтолкнув сестру повыше на кровати, он, не выходя из нее, забрался на постель и встал коленями на покрывало. Невидяще глядя в узорный балдахин, лениво качающий золочеными кистями за плечом Аквамена, Дорма почему-то вспомнила, как брат взял ее за колонной прямо в тронном зале. Они были молоды, по руслам вен у Дормы бежала не кровь, а ртуть, в жилах Артура горел пожар; они прятались в тени, брат зажимал царевне рот, двигаясь в ней горячо и быстро, пока царь Орвакс и Вулко, прохаживающиеся по залу в сопровождении гвардейцев, обсуждали чрезмерный интерес сухопутных к подводным нефтяным скважинам. Брат бешено вбивался в Дорму, колотился об нее бедрами, вода вокруг них бурлила, разлетаясь пузырьками. Они впаивались друг в друга, царевна, гортанно вскрикивая, принимая каждый толчок, каждый выпад, обволакивала Артура собой. Их подкидывало на кровати, вода поднимала их к самому балдахину, играла мятыми юбками Дормы и лунно-светлыми волосами царевны. Она держала лицо Артура в ладонях, не отпуская его взгляд; брат двигался мощно и часто, царевна шире разводила бедра, открываясь его толчкам. Тело плавилось в руках Артура и от злорадного осознания того, что ей безраздельно принадлежит чужой жених и царь Атлантиды, Дорма впилась зубами в шею брата, незащищенную доспехом, тесно сжимаясь вокруг него, все еще скользящего в ней. Она первой забилась в обжигающих волнах удовольствия и закричала, едва не срывая голос, когда Артур, подхватив ее под колени, задвигался быстро и часто. Брат что-то хрипло выкрикнул, выгнув спину и запрокинув голову, вбился в сестру до самого основания, и Дорма положила руку себе на живот, мягко надавливая, чувствуя, как он вздрагивает внутри нее, изливаясь. Они медленно опустились обратно на сбившееся покрывало, держа друг друга в объятиях; Артур спрятал лицо на груди у сестры, царапая и щекоча кожу своей бородой, которую не желал сбривать даже из любви к ней. Дорма гладила его по волосам, невесело размышляя: убедит ли Аквамена побриться его нареченная? Если так, будет ли значить, что он любит Меру больше, чем сестру? Или он из-за своего глупого упрямства будет и дальше бравировать растительностью на лице? В целом Дорме было все равно — с бородой или же без бороды, брат был весь ее, но сам факт того, что он может захотеть угодить своей невесте, показался ей обидным. Дорма Мариус ведь куда лучше царевны Ксебела, чтобы там не говорили глупцы и льстецы, уже успевшие сравнить Меру с божественной Тефидой. Артур, разнеженный пригревшимся на солнце морским котиком, слабо улыбнулся и вытянул губы для поцелуя. Дорма поцеловала его звонко и весело рассмеялась, но резко умолкла, встретившись с безжалостным и острым взглядом матери. Царица Атланна стояла в дверях опочивальни с помертвевшим лицом, белым, словно льды Антарктики. Артур приподнялся на локте, выскальзывая из Дормы, нервно одернул ее юбки; царевна прикрыла грудь руками, отвечая матери томной улыбкой. — Добрый вечер, матушка. Разве вам не говорили, что нельзя врываться в покои царя без приглашения?