Атрофия счастья

      Маленький Костик, наверное, был тёплым светлым котёнком, который улыбался утру, любил свой садик с его серой пластилиновой кашей и стеной, которую никак не могли докрасить, и учил стишки из любимой книжки с белым собачкой на обложке…       А был ли этот маленький Костик вообще? Или в самой лучшей стране в мире дети сразу рождались дефектными астматиками с атрофией счастья?       Я никогда не был маленьким Костиком и никогда не помнил никого, похожего на него. Я помнил только мальчика, которому всегда было тесно в коробке своих рёбер.       Настоящему маленькому Костику шесть лет — он лежит на полу квартиры и впервые задыхается. Реальность ему видится кусочками, кадрами, которые отделены друг от друга отчётливыми, приносящими невероятную боль ударами ремнём по спине. И в каждом кадре он тупой мелкий пацан — так говорит отец, папа: большой и сильный, тот, на которого так хотелось быть похожим, тот, который так напоминал героя, который спасал всех в конце мультика. Только теперь спасать надо от него — а Костик маленький, ему только шесть, и его горло сжимается до размера игольного ушка.       Некому спасать. Маме страшно, мама плачет, — слышно из запертой ванной до самой детской — мама, самая лучшая, сияющая лучом солнца даже ночью, выйдет оттуда через полчаса и будет ещё много плакать, прижимая холодные ложки к лицу, которое вдруг стало не таким ясным. Мама не поможет. И я не помню, почему это случилось. Я помню только, как через много времени маленький Котя лежал на полу и не мог отдышаться. Тогда он впервые захотел продырявить себе грудную клетку. В квартире всё стало таким печальным, и даже белая собачка с обложки любимой книжечки смотрела как-то скорбно.       Этот же маленький Костик — я, но образ того счастливого маленького мальчика упорно рисуется в голове, застревает там и не хочет исчезать. Почему?..       Я помню Костика, всё ещё маленького мальчика, который думает, что уже большой. Одиннадцать лет — это возраст, когда ты сам для себя расплывчат, когда белые собачки с обложек книг убегают от тебя, начинают лаять и кусать, и нет ещё чего-то, что заменило бы их…       Того Котю тогда начали обнимать. В фильмах говорят, что обниматься приятно, хорошо — но ему не хорошо, после каждого объятия ему приходится плакать и думать о том, какой же он неправильный, совсем не понятно почему. Но он точно неправильный и плохой — ведь иначе почему все уходят?       Папа уходит из дома насовсем и пытается обнять сына — Костик-который-всё-уже-понимал-в-свои-одиннадцать на это лишь надрывно желает ему сдохнуть. А потом винит себя так долго и так глубоко, что горло снова зажимается, как в тиски.       Любимая тётушка Лида уезжает в Канаду, обнимает его слёзно. И ему хочется ударить её — самую. хорошую. тётю. За это желание он тоже на себя зол, но ведь она тоже не понимает, что Костика нельзя обнимать.       Костик заходит в комнату к маме, которая держит в руках старый дедушкин пистолет. Зачем он ей?.. Она же видит своего мальчика в комнате, бросает всё на пол, переворачивает на своём столе каждую вещь и падает на колени. Обнимает его. Снова объятия, с которыми по-прежнему не связано ничего, кроме слёз.       Этим Костиком был я — но вместе с тем я не чувствую и его частью себя. Я будто рассыпан, расколот — и нынешний Костя тоже отколется от будущего меня?..       Нынешний я курю, хоть мне и нельзя. Я уже не помню, как нормально дышать, но не курить не могу — лишь мечтаю о дырке в груди, которая вечно сжата.       Мама спивается и прожигает свою жизнь в городской пыльной библиотеке. Об отце ничего не слышно — и я не знаю, что я чувствую по этому поводу. Тётушка скоро тоже исчезнет насовсем, устанет от писем и оставит по себе только этот шлейф красивых французских слов.       А что же он?..       Сеня.       Он вернулся в мою жизнь после десяти лет отсутствия. Вбежал с о б ъ я т и я м и. С сигаретами и этой своей дурацкой причёской-ёжиком.       Я встретил его, задыхаясь и тоже обнимая.       Но я всё ещё ненавижу объятия.       И мне страшно с ним, потому что я в который раз чувствую себя неправильным и не могу дышать.