Одна пропущенная сцена

Гет
NC-17
Завершён
321
Награды от читателей:
321 Нравится 6 Отзывы 33 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Базаров поднялся. — Да, теперь точно поздно, вам пора почивать. — Погодите, куда же вы спешите... мне нужно сказать вам одно слово. — Какое? — Погодите, — шепнула Одинцова. Ее глаза остановились на Базарове; казалось, она внимательно его рассматривала. Он прошелся по комнате, потом вдруг приблизился к ней, торопливо сказал «прощайте», стиснул ей руку так, что она чуть не вскрикнула. И тут Анна Сергеевна неожиданно обвила руками его шею и сладко поцеловала в губы, а затем резко отпрянула, как бы испугавшись своего безумного порыва. Горничная вошла в комнату с графином на серебряном подносе. Базаров, потрясенный и смущенный до глубины души, бросил раздраженный взгляд на вошедшую. Одинцова же, казалось, обрадовалась, что им помешали, и стояла, глядя куда-то вниз и в сторону. Взгляд ее светлых глаз казался абсолютно спокойным и безмятежным. — Прошу простить меня, — произнесла наконец Анна Сергеевна, когда горничная исчезла за дверью. — Простите за минутный порыв. Я хотела все же сказать кое-что, — она замолчала, будто бы ей отчаянно не хватало воздуха. Базаров подошел ближе и заглянул в ее лицо с любопытством и нетерпением. Сейчас он ощущал сильное волнение. Сердце тревожно стучало, но он старался не подавать виду, старался подавить в себе этот нарастающий, пугающий и незнакомый трепет. — Вы знаете, Евгений Васильевич, — продолжила Одинцова, придавая своему голосу пикантную и изящную легкость, — я долго думала, сказать вам или нет… И все же скажу прямо, извольте. Наверное, вы догадываетесь, что ваши убеждения несколько задевают меня, они оскорбляют мой вкус, если угодно. Но больше всего мне не по нраву то, что вы не просто скрываете свои истинные чувства, а смеетесь над ними. Я нахожу это, как бы сказать, неправильным. — Странный предмет для разговора. Я не вполне понял вас, – совсем равнодушно бросил Базаров, ощущая, однако, как защемило в груди. Она ничего не ответила и улыбнулась с кокетством и игривостью, но тут же смаскировала это выражение лица напускной холодностью. — Предмет не стоит обсуждения, уверяю, — продолжил он небрежно. — Вы прекрасно знаете, с каким презрением я … Он не договорил, потому что его охватила новая волна трепетного волнения, когда Одинцова придвинулась ближе, будто бы снова намереваясь повторить тот памятный поцелуй. — Вы хотите казаться циником, — доверительно проговорила она и сжала его руку, слишком выразительно для того чтоб он не понял такого пожатия, — но в глубине души вы не тот, кем выглядите. Базаров изобразил на своем лице насмешливую и безразличную улыбку. — Не пытайтесь проникнуть мне в сердце. — Я понимаю вас прекрасно. Нам всем внушен страх показать свои истинные чувства, и мы с детства боимся проявить их, учимся подавлять их в себе с оглядкой на мнение общества. Такова уж наша сухая эпоха. Я могу вас понять, Евгений Васильевич. Я сама пережила и переживаю это. Базаров понял, что это был очень тонкий, но верно рассчитанный удар по какой-то струнке его души. «Этому удару можно было бы предсказать промах, если бы не этот, как его там... романтизм» — досадливо и с некоторой злобой подумал он, чувствуя, как начинает пылать лицо. Однако он с трудом осадил себя и очень спокойно, даже несколько развязно произнес: — В таком случае вы очень самонадеянно расходитесь с истиной. Мы достаточно мало знакомы для подобных выводов с вашей стороны. — Нет, не думаю, что я так уж не права. Однако, вот мое интересное наблюдение — чем более мы скрываем истинные чувства, тем сильнее они разрушают нас изнутри. Мне сложно объяснить, я это понимаю на интуитивном уровне. Можете смеяться, если угодно, – и с этими словами Одинцова бросила на Базарова такой обжигающий взгляд, что ему и смеяться как-то не захотелось. — Впрочем, кому я говорю… вы же такой упрямый, и мне совсем не хочется вас переубеждать, — в ее словах, в ее взгляде снова засквозила сдержанная холодность, а на губах мелькнула очень тонкая и очень коварная улыбка. Базаров, конечно, оценил метаморфозы ее лица и посчитал, что с ним ведут какую-то, если можно так выразиться, паскудную и не вполне понятную игру. Повисло неловкое молчание. Анна Сергеевна нарушила тишину первой, в ее голосе слышалась безмятежность: — Что ж, все-таки поздно. Вам пора, пожалуй. Да и я слишком разоткровенничалась... и вообще не будем лучше говорить об этом до поры до времени! Ее томный взгляд упал на его губы, и в этот роковой момент она показалась Базарову прекрасной, чудесной, обворожительной до крайности. В порыве сильных и внезапных чувств, будучи уже не в силах бороться с собой, он бросился к Одинцовой и заключил ее в объятья. Кровь его кипела, тело била дрожь, нервы были возбуждены, и он осмелился вернуть ей недавний поцелуй. — Евгений Васильевич, — шепотом сказала она, отрываясь, — не стоит, это лишнее. Прошу, оставьте меня. Он будто бы не слышал этого молящего шепота и с плохо скрываемым желанием прикоснулся губами к ее шее. Прикоснулся с той особенной наглостью, которая открывала ему многие двери. — Что… что вы себе позволяете! – воскликнула Одинцова, слабо сопротивляясь. – Одумайтесь, прошу. Базаров на мгновение перестал ее искушать и снова с любопытством взглянул в ее лицо. — А я вам не верю, Анна Сергеевна, — с усилием и медленно проговорил он задыхающимся голосом. — Не знаю, что вы чувствуете ко мне, но я ясно вижу: вы желаете того, что сейчас происходит, и возможно — большего. Вы играете со мной, и мне это не вполне приятно. Зачем? Конечно же, он был прав. Одинцова трепетала в его объятьях, едва скрывая сильное желание, а импровизированное сопротивление распаляло ее еще сильнее. Базаров легко подхватил ее и перенес на диван, где она продолжила кокетливо сопротивляться для виду и изящно изворачиваться от его беспорядочных грубых поцелуев и прикосновений. Однако, его настойчивые ласки не были продолжительными — Евгений Васильевич сгорал от нетерпения и вскоре без лишних сантиментов задрал ее юбки. Взгляду открылись шелковые французские чулки, панталоны с разрезом и кружева нижней сорочки. Анна Сергеевна вполне поняла, к чему это все. Щеки ее вспыхнули, как маков цвет, то ли от возмущения, то ли от предвкушения. — Немедленно прекратите! — воскликнула она и судорожно попыталась сжать ноги, но Базаров не дал ей этого сделать. Он мягко, но уверенно положил руки на ее колени и развел их, а затем с некоторой бесцеремонностью и без дальнейших околичностей взобрался на нее и продолжил исступленно покрывать ее шею самозабвенными поцелуями, чувствуя в себе решимость очертя голову броситься в пропасть. — Простите, — иронически произнес он, прекрасно зная, что последует дальше. — Бога ради, простите… И снова принялся исступленно целовать ее. — Прекратите, прошу вас. Я с ума сойду! Прошу, остановитесь, не искушайте, – не унималась Одинцова, встревоженная такой вольностью, однако, ее тело говорило совсем об обратном. — Горничная еще не спит, — напомнил Базаров, жарко дыша в ухо своей возлюбленной, — и, кстати, слышите, в гостиной играют, а я совсем не хочу вас компрометировать. Вы уверены, что хотите привлечь внимание? Все подумают, что я вас взял прямо здесь, но впрочем, так оно и будет, если пожелаете. Приятна ли вам такая мысль, милая Анна Сергеевна? О, я вижу, что приятна. Вы хотите, чтоб я вас ласкал. Вы хотите мне отдаться, и даже не один раз. Только попросите, я возьму вас сейчас же. — Что с вами такое? — воскликнула она умоляющим голосом. — Вы… вы сами видите, что представляете огромный соблазн для меня. В последнее время я много думал о вас, я мысленно целовал вас, сжимал в объятьях… и представлял, что овладеваю тобой, милая, словно крестьянской девушкой, прямо в траве… Услышав эти похабные речи, сказанные нарочно, для пущего эффекту, Одинцова вся задрожала и нетерпеливо заерзала от охватившего ее возбуждения, она откинула голову назад, и прикрыла глаза, чувствуя себя абсолютно бессильной перед его натиском. Она вся была напряжена и пребывала в каком-то приятном оцепенении. Тем временем, он опустил руку между их телами, для того чтоб расстегнуть брюки и горячо прошептал: — Милая, впусти меня… ты такая сладкая, такая нежная… — Делайте, что задумали, Евгений… – простонала изнемогающая Одинцова, — Я уже… Базаров нетерпеливо вошел в ее обжигающую глубину и грубо толкнулся пару раз, ощущая, что она уже очень влажная и узкая. Анна Сергеевна вскрикнула, ее лицо изобразило наслаждение вперемешку со страданием, будто бы ей стало невыносимо больно и вместе с тем невыносимо приятно. — Прости, я нетерпелив, — с обожанием шепнул он ей в ухо и предусмотрительно зажал ей рот ладонью. — Сегодня я не настроен на долгие ласки. Прощение было тут же даровано. Одинцова глухо замычала и стала исступленно извиваться под ним, острое, пикантное наслаждение явно отобразилось на ее лице. Базаров понял, что она уже достигла пика блаженства, и продолжил с агрессивным пылом изучать и терзать ее тело, которое содрогалось от затухающих волн восторга. Он хотел бы, чтоб это длилось дольше, но природа брала свое. Через минуту, почувствовав, что уже очень близок, он выскользнул из ее лона и излился ей на бедро, и как раз под конец этого восхитительного действия, он прильнул поцелуем к ее зовущим губам – конечно, очень целомудренный жест для их занятий. Когда Евгений Васильевич немного отошел и несколько успокоился, он извлек из кармана платок, который держал для таких случаев, и аккуратно вытер ногу своей возлюбленной. Одинцова лежала, прикрыв глаза, ее коса распустилась, темные волосы в беспорядке разметались на подушке. — Какой стыд, — шептала она. — Боже мой. Я потеряла голову. Она вдруг вскочила с дивана, подошла к трюмо, и принялась заплетать волосы. Взгляд ее был рассеян и печален, руки так дрожали, что она никак не могла справиться с прической. Базаров поднялся следом за ней, поправил брюки и снял сюртук, оставшись в одной рубашке, которую тут же расстегнул на две пуговицы. Он все еще пребывал в взволнованном и напряжённом состоянии. С задумчивым видом и с оттенком досадливого волнения он принялся расхаживать по комнате, искоса поглядывая на Одинцову. Все его помыслы сейчас стремились только к одному, чтобы добиться, наконец, ее полной любви. Подобные мысли были для него непривычны, но ему впервые вовсе не хотелось прогонять их. А еще ему хотелось видеть ее изможденной, разгоряченной и пресыщенной в своих объятьях. — Что с вами, Анна Сергеевна, — наконец участливо спросил Базаров с непривычной для себя нежностью, склоняясь над ней, — Что вам не понравилось? — Не знаю, право, — обреченно выдохнула она, чувствуя, как его руки расстегивают крючки, тянувшиеся по спинке ее платья. – Мне как-то очень стыдно. Мне кажется, вы воспользовались моей мимолетной слабостью. Платье с шорохом упало. — Чего же тут стыдиться? — блаженно усмехнулся он, убеждаясь, однако, что Одинцова очень довольна случившимся казусом, и с раздражающей медлительностью принялся ослаблять шнуровку чопорного корсета, петля за петлей. Когда с корсетом было покончено, Анна Сергеевна осталась стоять в одном нижнем белье и чулках. После этого Базаров развернул ее к себе лицом и заглянул в глаза. — Стыдиться тут нечего, — заключил он, самоуверенно, авторитетным тоном, — Вы… Вы, очень нравитесь мне. — Только лишь нравлюсь? — разочарованно прошептала Одинцова, и вдруг порывисто обвила руками его шею, глаза ее сияли желанием. — Не только. Вы знаете, что не только. С этими словами он подхватил ее за бедра и аккуратно усадил на трюмо, заставив вновь развести ноги. Обращаться с женщинами Евгений Васильевич, конечно, умел: его ладони скользили по всему ее телу, губы прижимались как раз в тех местах, где было нужно, поцелуи сменялись игривыми укусами. Он прикасался к ней пока что осторожно, но ее плотное роскошное тело было таким горячим, что желание снова переполнило его. Он приспустил с ее плеч лямки сорочки, и белая ткань сползла вниз, обнажая упругую пышную грудь. Одинцова глубоко, судорожно вздохнула и притянула разгоряченное лицо Базарова к своей груди, как бы намекая, каких ласк ей бы хотелось. Он вполне понял этот жест и принялся осыпать ее груди трепетными и жадными поцелуями. Это было так хорошо, что она вскоре ни о чем не могла думать, полностью погрузившись в свои приятные ощущения. Она уже вся горела и задыхалась под его ласками, под его жаркими умелыми губами, желала отдаться ему поскорее, и поэтому принялась возбуждать себя пальцами. — Попроси меня, — вдруг подшепнул Базаров, уверенный, что она не откажет. Услышав его похабный голос, Одинцова вспыхнула от стыда, раздираемая жгучим желанием и чувством приличия, и все же простонала: — Да, да, я хочу этого! Ты меня соблазнил, моя мерзкая прелесть… Только пойдем на диван… — Нет… я хочу любить тебя именно так, — и с этими словами он подарил ей чувственный поцелуй в губы и вновь вошел в нее одним толчком. Страсть на этот раз сменилась нежностью. Евгений Васильевич ласкал и мучил ее медленными ритмичными движениями, наслаждаясь податливостью ее тела, и продолжал дразнить и распалять самыми развязными глубокими поцелуями. Свободную руку при этом он запустил ей в волосы, и заставил отклонить голову назад. Ее вздохи стали похожи на судорожные рыдания, и она выгнулась, крепко обхватив его бедра своими ногами, когда он нашел новое, отзывчивое место внутри нее. — Еще сильнее! Оо… не прекращай! Так сладко! — шептала Анна Сергеевна. Она начала громко стонать и кричать от приближающихся волн удовольствия, и ему снова пришлось поспешно зажать ей рот, уже второй раз за сегодня. — Я больше не могу, — ответил Базаров, взяв ее за бедро и проникая как можно глубже, — ты… очень тугая. Но лицо Анны Сергеевны снова изобразило выражение страдания и исступленного восторга, а все ее тело свела дрожь. Она уже была не в силах пошевелиться и с бесстыдной чувственной улыбкой принимала его и отдавалась страсти, такая пьяняще узкая от судорог наслаждения. Когда, он, наконец, закончил, она в полном изнеможении прижалась к нему и положила голову на плечо. Это были минуты блаженной, интимной тишины. Воцарилось глубокое молчание. Базаров себя чувствовал как-то жутко и легко. И ему хотелось жизни и счастья, жизни — которая, словно пробившийся родник кипела в нем и рвалась наружу. — О чем ты думаешь? — спросил он, через весьма продолжительное время. — Думаю о том, что хочу тебя снова, только сверху, — промурлыкала она, бросая взгляд на графин. — И пить. Пить очень хочу, боже, я будто в пустыне… как кстати тут вода. Базаров, часа два спустя, вернулся к себе в спальню, на лице его сияла блаженная и расслабленная улыбка. Он застал Аркадия за письменным столом, с книгой в руках, в застегнутом доверху сюртуке. — Ты еще не ложился? — проговорил он как бы с досадой. — Ты долго сидел сегодня с Анной Сергеевной, — промолвил Аркадий, не отвечая на его вопрос. — Да, я с ней сидел все время, пока вы с Катериной Сергеевной играли на фортепьяно. — Я не играл... — начал было Аркадий и умолк. Он чувствовал, что слезы приступали к его глазам, а ему не хотелось заплакать перед своим насмешливым другом.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.