Мята на её губах

Кларк правда не понимает, в какой именно момент она оказалась здесь. В самом отвратительном районе Чикаго, где найдётся вся гадость их прогнившего мира. Кларк, черт возьми, Гриффин сидит в клубе, возле убогой барной стойки, пытаясь не умереть от едкого сигаретного дыма, который просто уничтожает ее изнутри. Ей до тошноты гадко и как-то вязко на душе. Она в первый раз в своей жизни решила отдохнуть подобным образом. И вот, пожалуйста, что из этого вышло. Охренительно ужасный вечер, испортить который сможет только апокалипсис. Хотя, нет. Апокалипсис сделал бы этот день лучшим из всех ею прожитых. Ведь случись конец света, ее тело сейчас представляло бы лишь пепел, которому плевать на все. Пепел, которому не нужно думать о том, как добраться до дома, не умерев от кошмаров этого места. Ее голова покоится на идеально грязной стойке, а правая рука лениво перебирает пальцами лиловую трубочку ее «Секса на пляже». Возможно, банально, но именно этот коктейль посоветовала Кларк ее подруга Октавия, которая, кстати, зависала в данном клубе не в первый раз. И Гриффин была бы безумно рада, если бы Блейк помогла ей выбраться отсюда. Но рассчитывать на ее помощь просто бессмысленно. Ведь Кларк не знает даже того, в какой из комнат старого мотеля, что, к слову, был этажом выше, развлекается ее пьяная подружка. Кларк раздражённо выдыхает, беря бокал с напитком в руки. Ее глаза прожигают взглядом прозрачное стекло, надеясь, что оно лопнет от ее пристального внимания. Слишком яркая для подобного места жидкость стекает по стенкам бокала, выводя из себя. Она отводит лазурные глаза в сторону, отодвигая от себя коктейль. Если Гриффин хочет выбраться отсюда, ей следует встать и попытаться найти свою безответственную подругу. Поэтому она поднимается, с досадой ощущая давящую боль в районе своих ног. Надеть что-то, имеющее подошву больше стертых под ноль кед, – худшее решение за все семнадцать лет, что бедолага вообще существует. Кларк шипит, пытаясь устоять на высоких ботфортах, которые сковывают ее ступни похлеще любых корсетов, пережимающих тело до хруста костей. Она пробирается сквозь толпу обкуренных травкой подростков, несмотря на мучительную пульсацию нижних конечностей. Гриффин доходит до хлипкой лестницы, ещё раз поражаясь тому, в какое место ее занесло. Из приличного тут только бармен, который продает «что-то интересненькое» лишь с предъявлением документов, и тот урод, что душил ее сигаретным дымом последние пятнадцать минут. И он, собственно, вошел в этот список лишь из-за того, что не разговаривает, а ещё не пристает к таким же несовершеннолетним девушкам, как и она. Кларк в очередной раз поправляет свое чёрное платье, поднимаясь по шаткой лестнице, которая была украшена пустыми стаканчиками и странной лентой грязного цвета. Она без понятия, куда идёт, но, по словам Октавии, чтобы попасть в ещё больший разврат, нужно идти именно по этой лестнице. Гриффин облегчённо выдыхает, понимая, что бесконечные ступеньки позади. Она прочищает горло, надеясь избавиться от никотинового запаха, который просто въелся в ее волосы и платье. Кларк видит ресепшн, что больше напоминает разваленный стол, и идёт к нему, искренне надеясь, что там, где-нибудь под столом, всё-таки окажется человек. — Извините, — подаёт голос, выбивая пальцами по старой мебели незамысловатый ритм. Из-за угла выходит уставшая женщина с безумно, безумно недовольным лицом. Если бы Кларк было, что терять, она бы предпочла свалить отсюда как можно быстрее. Главное – не продолжать разговора с такой личностью. — Мне бы не помешала ваша помощь. Я ищу свою подругу. Она с темными волосами, на ней короткие светло-серые шорты и красный топ, а ещё... — Я что, по-вашему, Брэд Уильямс? Может, тебе ещё сказать, какую именно лазанью я ела год назад в этот же день? — перебивая Кларк, шипит та самая недовольная женщина. Гриффин поджимает губы, понимая, что она в настоящей заднице. У нее с собой только пачка мятных конфет и десять баксов, когда ночь в этом благоприятнейшем отеле стоит двадцать с лишним долларов. А такси в столь особенном районе – то ещё чудо, как ей кажется, поэтому остаётся только одно: отойти от ресепшена и упасть на рваный продавленный диван, что, в принципе, вполне себе может сойти за кровать. Вот только, она уверена, ночевать ей на нём никто не разрешит. Кларк стягивает с ног идиотскую обувь, выпуская сдавленный стон. Гриффин закрывает глаза от невероятного чувства свободы, откидываясь на диван. Она находится в лучшей позе за весь день, но, видимо, кому-то это очень не нравится. По-другому не объяснишь недовольный кашель, который вырывает Кларк из столь короткого отдыха. — Ты занимаешь весь диван, — до ушей Гриффин доносится грубоватый голос, который точно принадлежит женщине. Она открывает глаза, концентрируя внимание на заговорившей с ней особе. Шатенка. Красивое изумрудное платье. Горящие самым настоящим огнем глаза. И губы. Эти алые губы, что притягивают взгляд с первой секунды. Гриффин краснеет, двигаясь. Незнакомка откидывает до скрежета в зубах идеальные волосы на спину, ставя свою сумку на диван. Совсем рядом с ошалевшей Кларк, что пытается понять, как в этаком местечке оказался подобный человек. — Смотришь так, словно не знаешь, что можешь заполучить меня в эту же секунду, — невинно улыбается, даря Кларк свой обжигающий взгляд. Гриффин приоткрывает рот, понимая, что все в этом месте, абсолютно все, – самый настоящий обман. Эта девушка в изумруде ничем не отличается от тех уродов, что сидят этажом ниже. Она так же, как и многие в этом месте, торгует своим телом. Просто выглядит по-другому. Более статно. Но чертовски горячо. — Я не... Я не смотрела на вас, — поздно, но все же выдавливает из себя Кларк. — Значит, мне показалось? — Гриффин готова кинуть в нее те десять долларов и мятные конфеты, которые таятся в кармашке ее клатча. Она готова сделать что угодно. Отдать ей что угодно. Лишь бы она перестала смотреть на нее так. — Да, вам просто показалось. Я, знаете, немного другим занята. Мне бы найти, где переночевать, а остальное... — Что ж, могу предложить тебе кое-что. — Не нужно мне от вас кое-чего. — Даже номер в отеле? Кларк молчит, прожигая дыру в бежевом линолеуме. Она потеряла суть разговора или просто не поняла, как они его начали. Гриффин тянется за своими ботфортами, что покоятся возле дивана. В ее планах обуться, спуститься по лестнице, которая на самом деле вела в мир разврата, и девушка перед ней – это прямое доказательство данного домысла, а позже... Уснуть где-нибудь на… лавочке? Если, конечно, у нее получится дойти до этой самой лавочки. Кларк натягивает на ноги обувь, чувствуя прожигающий ее спину взгляд. Она без понятия, чего эта длинноногая модель от нее хочет. Грабить Гриффин смысла нет, а остальное... Да ведь она её даже изнасиловать не сможет. Зачем, если денег за столь сомнительное удовольствие ей не перепадёт? Неужели, от чистого сердца? Она серьезно предлагает ей номер в отеле за скромное ничего? Кларк не верит. Просто из-за того, что в подобном беспорядке нет места доброте и радушию. — Ну? — протягивает внезапно напомнившая гремучую змею незнакомка, приподнимая аккуратную бровь. Ее глаза сверкают, словно изумруды, а губы тянутся в улыбке, позволяя белоснежным зубам показаться. — У меня нет ничего, кроме мятных конфет, — словно предупреждает Гриффин, поднимаясь на ноги. Она правда сопротивлялась и не хотела доверять свою судьбу незнакомому человеку. Но эта девушка слишком пленительна, чтобы ее разум после пары бокалов «Секса на пляже» смог принять другое решение. — Думаю, мы найдем применение твоим мятным конфетам, — чертовски обычная фраза, которая звучит слишком двусмысленно из ее уст. Кларк кивает, нервно сглатывая. Она пытается придумать, как ещё ее мятные конфеты могут быть использованы. Но ничего, кроме алых губ незнакомки, сжимающих сладость, в ее голову не приходит. Пока Гриффин думает, та закидывает свою сумку на руку и уверенной походкой, слишком стойкой для пьянки, что сопровождает это место, направляется к ресепшену. А Кларк отмирает и просто плетется за ней. Не так грациозно и совсем не по-модельному, конечно, но она хотя бы стоит на ногах. — Крис, привет. Давай мне 313, как и всегда, — протягивает незнакомка, облокачиваясь на стол ресепшена. — Сегодня платишь сама? — колкое замечание остаётся незамеченным. Всеми, кроме известной нам Кларк. Но ладно, она не будет зацикливаться на этом. Столь недовольная дама, что встретила Кларк бессмысленной репликой про Брэда Уильямса и лазанью совсем недавно, тянет свои губы в полуулыбке, протягивая своей постоянной посетительнице, как догадалась Гриффин, брелок с двумя ключиками. Сердцеедка лишь выхватывает ключи из рук неприятной женщины, а позже отсчитывает деньги за ночь. — Эм... У меня есть десять долларов, я могу... — начинает Кларк. Незнакомка сверкает своими изумрудными глазами, дожидаясь сдачи. Она забирает деньги, пряча их в свою сумку, а позже разворачивается. Стук ее каблуков заставляет Гриффин сорваться с места и выровнять шаг со своей новой соседкой на одну ночь, что за несколько секунд успела преодолеть не маленькое расстояние. — Врунишка, — улыбается уголком губ, вызывая у Кларк мурашки. Гриффин непонимающе хмурится, желая услышать хоть какое-то объяснение. — У тебя с собой не только конфеты,— ее голос звучит противозаконно. Гриффин не понимает, каким образом у нее выходит говорить так. Так сладко, протягивая каждую гласную, и одновременно так дерзко, выделяя свой трудный характер. — Почему вы мне помогаете? — спрашивает Кларк, надеясь вновь услышать бархат ее голоса. Но до ее ушей доносится что-то более прекрасное. Ее смех. Такой протяжный и хриплый. По-настоящему сбивающий с толку. — Если бы я знала, все равно бы не сказала, — ухмылка украшает ее алые губы. Чертовски яркие губы для столь тусклого места.— Но, ты, наверное, просто понравилась мне. А ещё ты выглядишь жалко. — Спасибо. Теперь чувствую себя брошенным щенком, — хрипит Гриффин, слегка расслабляясь. — Как вас зовут? — спрашивает, искренне ожидая правдивого ответа. — Александрия, — протягивает, заставляя Кларк захотеть повторить ее имя. Должно быть, произносить его – одно удовольствие. — Тебя? — Я Кларк, — улыбается Гриффин, вновь опуская платье. Александрия замечает это действие и слегка улыбается, поднимая на притихшую Кларк свои зелёные глаза, в которых горит манящий огонь. — Алекс, значит, — протягивает Гриффин, заходя в комнату мотеля. Изумрудная девушка закрывает за собой дверь, оказываясь в сыром помещении. Она привычно, словно делает так каждый день, включает свет и, разувшись, идёт к окну, открывая его. — Лекса, — короткое слово, что слетает с ее привлекательных губ, заставляет Кларк замереть в проходе. Она ведь стягивала с себя неудобную обувь, надеясь на скорейшее освобождение от столь жестокой пытки, пока томный голос ее новой знакомой не разрезал сложившуюся тишину. — Что? — Гриффин ещё никогда не задавала так много вопросов одному человеку. — Я не Алекс. Я Лекса, — бархат ее голоса звучит по-особенному в слабо освещенной комнате. Все выглядит по-другому, когда пропадает спасительное солнце. Кларк привыкла к этой тьме за сегодняшний день. Поэтому эти изменения не напугали ее. Наоборот, они привлекают. Заводят, в какой-то степени. — Хорошо, — кивает Кларк, пытаясь не наблюдать за Лексой, которая, словно назло её самоконтролю, решила именно сейчас нагнуться за чем-то под кровать. Она стоит на коленях, заставляя Кларк поддаться своим фантазиям. И открывшееся Гриффин кремовое бедро лишь усугубляет ситуацию. Она без понятия, как Лексе удается сохранить свою загадочность и сексуальность в той сковывающей позе, в которой она находится. Ее изумрудное платье задирается слишком высоко для сегодняшнего вечера. Слишком для Кларк, которая всего лишь хотела найти свою подругу. В скором времени Лекса поднимается, держа в своих руках подушку и странную черную коробочку. Кларк понимает, что первая вещь для нее, а точнее для ее белокурой головы, но вот второе... Гриффин всегда боялась ввязаться в какую-нибудь криминальную историю. И если то, что хранится в черной коробке, является чем-то противозаконным... Она просто сбежит. Ей не хочется делать этот вечер ещё более опасным. — Любишь мятные конфеты, говоришь? М, Кларк? — смакуя ее имя, протягивает Лекса. Она подходит к Гриффин, что удачно потеряла свой дар речи, и открывает тайную коробочку. Ее длинные пальцы достают из нее полупрозрачное что-то, обсыпанное сахарной пудрой. Кларк громко сглатывает, не зная, что ей делать. — Конфетка, Кларк. Хочешь конфетку? — Лекса улыбается, замечая неуверенный кивок Кларк. Ноги Гриффин приклеились к липкому полу гостиничного номера, а лазурные глаза ведут войну с обжигающим изумрудом. Александрия проводит своим язычком по ярким губам, а потом отправляет мятную сладость к себе в рот. Ее руки прячут черную коробку за спину, и Кларк понимает, что так просто ее никто угощать и не собирался. Рот Лексы приоткрыт, и стоящая рядом Кларк прекрасно видит прозрачную конфету на ее языке. Гриффин чувствует манящий запах ее любимой мяты, смешанный с чем-то неразборчивым. Возможно, это аромат сладких духов Лексы, а может, все это – привычный никотин, заполнивший ее лёгкие на всю оставшуюся жизнь. — Конечно, ты можешь достать свою сладость. Но, поверь, моя принесет гораздо больше наслаждения. Кларк уже говорила, что с уходом солнца исчезает все настоящее и светлое. Она всегда знала это. Но только сейчас, в этот самый момент, ей стало понятно, почему тьма привлекает людей гораздо больше. Потому что у ночи горячие, обжигающие изумрудные глаза и дьявольская улыбка, от которой становишься зависимым. Белоснежные зубы Лексы прикусывают нижнюю губу, и она делает один шаг вперёд. Теперь они ближе. Запах мяты становится отчётливей, а тянущее возбуждение – сильнее. Кларк поддаётся невидимому ранее порыву, захватывая алые губы соблазнительницы в плен. Лекса улыбается, заставляя Гриффин отстраниться. Кларк старается не показывать свое учащенное дыхание, принимая абсолютно невозмутимое выражение лица. Ее губы горят от недавней встречи с губами Лексы, а ноги стыдливо сжимаются, прося о большем. Александрия откидывает свои волосы за спину, прижимая Кларк к стене. Она слегка прикасается к губам Гриффин, заставляя ее расслабиться. Дожидаясь полного повиновения, Лекса протискивает в рот Кларк конфету. — Это негигиенично, — протягивает Гриффин. — Я думаю, что это горячо, — она говорит это в своей манере, не оставляя в голове Кларк ни единого сомнения. Это действительно горячо. Обжигающе. И освежающе. Губы соблазнительной незнакомки вновь завлекают ее в поцелуй со вкусом мятных леденцов. И Кларк поражается тому, насколько это приятно. Она целовалась с девушками до этого, ведь, играя в бутылочку, ты не имеешь права отказаться. И Гриффин также знала, что женщины привлекают ее немного больше. Она понимала и знала все. Просто в первый раз ощутила настоящий огонь, обхватывающий ее уставшее тело, от обычного поцелуя. Александрия определенно знает, что делает. И Гриффин плевать, сколько раз ей приходилось тренироваться. Сейчас она ее. И всего лишь за мятные конфеты. Лекса подминает Кларк под себя, играясь с ее губами. Она оттягивает нижнюю, слыша сдавленный стон, а потом врывается в ее рот с языком, чувствуя знакомый вкус. Мята. Ее обожаемая мята на губах охренительно красивой Гриффин. Сладко. И безумно охлаждающе, как думает Лекса. Руки изумрудной похитительницы сердец забираются под чёрное платье Кларк, роняя на пол коробку с конфетами. — О, — выдыхает Гриффин, чувствуя обжигающее тепло на своем бедре. — У нас всё ещё есть твои конфеты, — шепчет, кусая ночную подругу за шею. Кларк выгибается к телу Лексы, зажимая руками ее идеальную талию. Все слишком великолепно для того грязного места, где они сейчас находятся. Поэтому приходится соответствовать. Незнакомка расстёгивает платье Гриффин и хмыкает, наблюдая за черной тканью, что теперь покоится у длинных ног. Лекса отходит от Кларк, коварно улыбаясь. Она хочет увидеть ее. Полностью голой, только для нее. И Гриффин не глупая, она понимает свою новую знакомую, начиная стягивать с податливого тела белье. Абсолютно лишний черный бюстгальтер летит в сторону, пока дрожащие пальцы Кларк пытаются справиться с тканью своих трусиков. В то время как Гриффин оголяется перед незнакомой, Александрия просто смотрит. Она любит красоту. И Кларк является ее воплощением. Идеальные изгибы женского тела заставляют ее сильнее закусить нижнюю губу. Лекса не в первый раз видит голую девушку перед собой. Совсем не в первый. Но именно сейчас, наблюдая за обнаженной Кларк, ей хочется лишь одного. Гребаного постоянства, которого нет в ее жизни. Лекса улыбается, не нарушая зрительного контакта. Она видит все, что ей нужно видеть. Все, что она хочет видеть на данный момент. Только ее смущенное лицо, твердые от возбуждения соски и невероятного великолепия ноги. И все это украшают светлые волосы, спадающие на кремовые плечи. Такие мягкие и нежные плечи, она уверена. Кларк удалось разрушить ее профессиональность. Используя лишь свое очарование и любимые мятные конфеты. Одна из которых, кстати, до сих пор приятно обжигает ее язычок. Гриффин чувствует, как тает. Превращается в странную консистенцию, напоминающую обычную лужу. Тяжёлый, слишком тяжёлый взгляд изумрудных глаз прожигает в ней сквозную дыру. Примерно в районе сердца. Кларк хочет сделать шаг вперёд, чтобы прикоснуться к желанному телу, но отступает, понимая, что пришла ее очередь наблюдать. Лекса стягивает со смуглого тела роскошное платье, под которым находится совершенно ничего. Гриффин и не сомневалась, что великолепие незнакомки останется с ней и без прекрасного платья. Как и невозможная сексуальность с манящей притягательностью. Кларк ещё никогда в своей жизни не была так возбуждена. Ее лазурные глаза становятся синими от вожделения, а язык постоянно увлажняет губы, пытаясь избавиться от сухости. Им нужно сократить расстояние между собой так же сильно, как и почувствовать себя свободными от этой мучительно длинной ночи. И Лекса делает первые шаги, улыбаясь так, как улыбается только она. Растягивая свои губы, на которых ещё была яркая помада. Оголяя белые зубы, которые ещё совсем недавно оттягивали нижнюю губу Кларк. Обнаженные тела сталкиваются, сливаясь друг с другом. Лекса считает Гриффин чертовым холодом, что пытается потушить ее вечный огонь. Холод, который пытается заманить её, привыкшего ко тьме мотылька, на дорогу, ведущую из этого прогнившего места. И это заставляет хотеть ее ещё больше. Заставляет заранее думать о ней. Заставляет представлять ее в своих руках не только сегодня, но и завтра. А Кларк просто горит, не думая о том, что, скорее всего, от нее останется лишь пепел. Практически так, как она хотела получасом ранее. Только переживает она не конец света, а мучительно обжигающие ласки Лексы. Они падают на кровать, что скрипит от каждого прикосновения, судорожно целуя друг друга. Кларк чувствует, как рука Лексы спускается по ее бёдрам, и резко захватывает ее губы, передавая девушке конфету. — Как ты оказалась здесь, Кларк? Кто испортил твои крылья, сладкая? — шипит, добираясь до промежности выгибающейся Гриффин. Ее длинный палец оказывается в Кларк слишком неожиданно для ее затуманенного возбуждением разума. Рука Гриффин автоматически зарывается в шелковые волосы Александрии, оттягивая их. Та лишь рычит, выражая свое недовольство. Это она главная сегодня. Не Кларк. Палец Лексы покидает тело Гриффин. Промежность Кларк судорожно сжимается, ведь окончательно заплутавшая, потерявшая корону в этих джунглях разврата принцесса рассчитывала на продолжение сладостных ласк. Лекса яростно впивается в губы Кларк, передавая ей мятный леденец. Гриффин закатывает глаза, понимая, что теперь она не сможет смотреть на коробку с конфетами в своей сумочке с привычным спокойствием. Руки незнакомки скользят по груди Кларк, сжимая ее соски. Гриффин выгибается в спине, громко выдыхая. — Ты не ответила на мой вопрос, — хрипит Лекса, целуя плоский живот Кларк. Она прокладывает дорожку из поцелуев до лобка, а потом отрывается от ее кожи, прожигая задыхающуюся Гриффин взглядом. — Я с моей подругой решили немного отдохнуть. И она выбрала это место, — выговаривает Кларк, сжимая в руках простынь. — Блять, — выдыхает, чувствуя дыхание Лексы, которое до ужаса приятно щекочет ее внутреннюю сторону бедра совсем рядом с пахом. Кларк ощущает появляющуюся улыбку Лексы, а потом резко задыхается, чувствуя ее язык. Гриффин приподнимается на локтях, обхватывая плечи Александрии своими ногами. И незнакомка не возражает. По крайней мере, она ничего не говорит. Потому что занята совершенно другим. Ее шершавый язычок проходится по складкам Кларк, собирая влагу. Она такая мокрая. И все это только для нее. Лекса обхватывает губами клитор Гриффин, слыша ругательства, вырывающиеся из её рта. Кларк практически умирает. Она чувствует, как Лекса вдобавок к своему языку вводит в нее два пальца. Чертова пытка, которая отдается приятным покалыванием по всему телу. Гриффин рада, что этот этаж действительно оказался гребаным началом всего разврата в Чикаго. Она рада, что сейчас, на ужасно неудобной кровати, ее бедра зажимают лицо одной до безумия красивой особы. Что, кстати, совсем не сопротивляется, орудуя своим языком так, как ей и не снилось. Это её первый опыт секса с девушкой, и она уверена, что он станет не последним. По крайней мере, ей хочется надеяться на то, что у нее получится стать любимым клиентом Александрии. Ведь теперь, смотря на других девушек и, конечно же, на мятные конфеты, она будет думать только о ней. Лекса вновь обхватывает своими губами клитор Кларк, проводя по нему своим аккуратным, но таким умелым язычком. Ее пальцы двигаются хаотично, резко и жёстко, вызывая у Гриффин неразборчивые крики. Александрия чувствует, как сжимаются мышцы Кларк вокруг ее пальчиков. Она поднимает изумрудные глаза на Гриффин, продолжая обводить языком ее клитор. Кларк не выдерживает, чувствуя долгожданную развязку. Теперь взгляд ее обжигающе зелёных глаз, которые буквально испепеляли ее в то время, как язык Лексы доставлял ей неземное удовольствие, останется в голове Гриффин на всю последующую жизнь. Она сохранит его, как самое дорогое, что есть в ее долгом существовании. Кларк приподнимается на локтях, отходя от кульминации. Она видит Лексу, которая, словно кошка, облизывает свои губы, налитые кровью. Пальцы незнакомки покидают податливое тело Гриффин, направляясь в ее приоткрытый рот. Кларк послушно обводит пальчики Александрии своим языком, чувствуя лишь мяту и лёгкий солоноватый вкус. Лекса тянется к губам Гриффин, ухмыляясь, ощущая остатки сосательной конфеты на своем языке. Она разгрызает леденец, а потом целует Кларк в шею, немного щекоча ее своими длинными волосами. — Разве я не должна... — начинает разомлевшая Кларк, чувствуя какую-то незаконченность. — Поверь, смотреть на тебя и слушать твои стоны – такое же удовольствие, — шепчет, откидываясь на другую сторону кровати. Гриффин поджимает губы, разворачиваясь к Лексе лицом. — Я могу задать тебе один вопрос? — спрашивает, неуверенно протягивая свою руку к ее телу. Александрия кивает, пристально следя за ее движениями. Она замирает в ожидании, не двигаясь. — Как часто ты снимаешь этот номер? — Неважно. Сегодня был последний раз, когда я оказалась в 313. И Кларк понимает, что эта загадочная девушка является не просто соблазнительницей и похитительницей чужих сердец. В ее красивых глазах не только похоть и страсть. В них сверкает мольба и нескончаемая надежда на что-то, кроме одной ночи. Лекса вздрагивает, ощущая тепло чужой ладони на ее щеке. Кларк слегка улыбается, надеясь увидеть ответную улыбку. И она видит. Вот, почему пребывание изумрудной красавицы в этом месте казалось ей таким неправильным. Лекса не одна из тех уродов на первом этаже. Она – солнце, которое случайно затерялось в густых облаках. И Кларк сделает все, чтобы найти выход из этого места. Не только ради себя. Ради них.