Морфий

      Лепестки. Прекрасные, алые лепестки. Такие хрупкие, но одновременно пылающие огнем. Совсем как любовь.       Роллан давно понял, что его сердце отдано лишь Герде. И сколько бы раз он не пытался доказать себе обратного, один ее взгляд, воспоминание, заставляли его мечтательно вздохнуть, оставляя в голове только прекрасный образ той. Быть может, когда-то он расскажет ей о своих чувствах.       Однажды, подарив Герде букет из маков, таких же прекрасных, как его любовь. И они будут вместе. Счастливы в своей любви, чистой и настоящей, пылающей, как эти цветы.       Интересно, их лепестки всегда были такими алыми, или это просто кровь?       Не стоит тешить себя безумными надеждами. Столько боль он принес той, кто давно завладела его мыслями. И вот, теперь и он страдает. Страдает из-за своей больной, отравленной любви. Когда-то она была словно морфий, его личный наркотик, обезболивающее. Он не понимал, и не хотел понимать.       А когда все полетело в пропасть, лишь одиночество осталось с ним.       Сказав однажды, что не сможет без нее дышать, Роллан подписал себе смертный приговор. Легкие уже давно пронизаны тонкими, как иглы, стеблями мака, цветы которого стали еще прекраснее от этого союза. Все внутренности кровоточат, и каждый выдох сопровождается кашлем.       С трудом вдыхая, Роллан опять заходится в приступе. Все же, какие эти маки алые, таких он еще никогда не видел. Лепестки медленно душат, заставляя умирать от собственной неразделенной, давно мертвой любви. Неужели всегда было так больно? Лишь присутствие Герды когда-то помогало.       Но теперь ее нет. Она — твой морфий, но сейчас остались только эти цветы, которые ты так мечтал подарить ей. Маки. Какая ирония, злая шутка судьбы: принять смерть от того, что спасало тебя все это время.       Снова кровь, кашель и боль. Воздух уже кажется благословением, но он, словно ледяные ножи, ранит итак изуродованные легкие. Как мило, сейчас ты чувствуешь все то, что испытывала она, твоя любовь. Неужели ты думал, что уйдешь безнаказанным?       Болью нужно платить за боль.       Роллан пытается отвлечься. Быть может, все не так, как он думает? Это не любовь, а просто влюбленность, мимолетное чувство привязанности, которое исчезнет как туман с первыми лучами солнца после холодной ночи. И все станет как прежде. Он забывал и раньше, забудет и сейчас.       Забудет ли?       Никогда.       Проблема даже не в этих цветках. Они есть ничто иное, как назойливое, неудобное напоминание, контракт и клятва, скрепленные кровью. И, подобно израненным легким, сердце отзывается болью каждый удар. Скоро его любовно оплетут ласковые, как руки Герды, стебли маков, и кровь вперемешку с алыми лепестками потечет по жилам. А потом все прервется.       Роллан уже не может говорить. Лепестки забивают горло, отнимая последнюю возможность признаться. Признаться Герде в любви, и, может быть, в самых смелых мечтах, получить от нее последний поцелуй, и такое долгожданное: «Прощаю…»       Именно такой она и должна быть, эта любовь. Кроваво-алая, вперемешку с маком и морфием в крови. Интересно, от чего умереть лучше? Задохнуться, получить передозировку или подождать остановки сердца? Как чудесно оно должно было выглядеть, с распустившимися цветками, с лепестками вместо крови и стеблями вместо артерий и вен. Прекрасный подарок. — Не в этот раз, — прохрипел Роллан, резко вставая. Он уже не помнил, где он. Какая-то комната, может, гостиная. Он помнил лишь то, где лежит нож.       Добравшись нетвердыми шагами до сумки, он извлек оружие. Какое идеальное, отполированное лезвие, острое, как тысячи бритв. Оно похоже на осколок разбитого сердца — такое же смертоносное, такое же мертвое и холодное. Равнодушное ко всему, что происходит вокруг. Идеально подойдет, чтобы окончить мучения.       Но что-то заставляет Роллана оторваться от изучения ножа, поднять глаза на окно. Там, за стеклом, совершенно другая жизнь. Солнечная, полная тепла и любви. Живой любви, которая не убивает влюбленного, а дарит крылья за спиной. Когда-то, и у них с Гердой была такая же любовь, словно выписанная из романа со счастливым концом, которые также пророчили им светлое будущее.       Теперь свет заслонили лепестки маков.       Он осторожно берет ослабевшей рукой клинок. Горло словно горит огнем, спазмы проходят по груди, заставляя кашлять, выплевывая такие же идеальные лепестки. Их уже слишком много. Вся комната устлана ими, мягкими и ласковыми, нежными и теплыми, зовущими забыться. Лишь капля морфия — все так бы и было.       Возможно, не оступись он тогда, пойми он раньше, что делает, все было бы иначе, и сейчас вместе с ним была та, кто сможет помочь. Был бы и свет, была бы любовь. Но это прошло. Все разбилось вдребезги, всего-то парой слов.       Их любовь оказалась слишком хрупкой.       Мгновение, и одним резким движением запястья окрасились кровью. Действительно, вместе с ней на пол падали и окровавленные лепестки. Прекрасная картина, чтобы заснуть. Тихо, будто весенняя капель, капли крови ударялись о дерево. Глаза закрывались сами, а сознание медленно угасало, исчезая, подобно свету, среди маков.       Внутри он мертв давно. Смерть пришла тогда же, когда умерла и их любовь. Не осталась ничего светлого в этом мире для него.       Ведь мир Роллана без Герды — Ад.