restless

вот мне восемь лун, и я - разочарованье, ибо я через горький вереск бегу ночами, и отец опять передёргивает плечами, и во мне вина оседает, как перегной. не продолжу дело - и, стало быть, я не важен, но песчаный свод, как и прежде, суров и страшен, а лететь вровень с ветром и пахнуть свободой - блажь ли? кто научит убить желание стать собой? вот мне десять лун, и я сам себе ненавистен, спотыкаясь вновь о невидимые границы; как я смел жестоко и горько так ошибиться? (вдруг не годен я, вдруг оплошался с такой судьбой?) а потом мир смыкается - резко, несправедливо, и я-не-успеваю, я падаю и рву жилы, и ревёт вода в песчаной его могиле, и реветь ей вечно, мой перекрывая вой. мне тринадцать лун, я в ловушке под небесами, и считаю ночи, в которые задыхаюсь, и не жду ответов, не жду ни любви, ни ласки, раскаляет нутро /не/прощением/ всё сильней. и сорваться тянет, и броситься прочь по следу, как бы я не мчал, жар в груди не остудит ветер... если я исчезну, как быстро они заметят? если жар унять, останется ли что мне? вот мне те же луны, и я не один, как жаждал; неприкаянный (бывший) воин смолчал однажды, и чужой вдруг взгляд становится очень важен, и под этим взглядом я снова учусь дышать. ты меня мудрее был, ровно горящий пламень, и сказал мне то, что я понял, что должен знать был - ненавидя и мстя, своих мёртвых не воскрешают, и спылает в пепел одна лишь моя душа. вот мне те же луны, да я не таков, как прежде, от себя себя спас, и, взращивая надежду, я иду назад, отпуская, решаясь, веря - ты смеёшься тихо: "о воин, был путь тяжёл?" жить нам, друг, под одними звёздами, только порознь, но был прав ты - зовёт меня вересковая поросль, и её нет слаще, и уши ласкает шорох... я вернулся, племя. мой дом, я тебя нашёл. * вот мне много-много лун радостных и тоскливых, на моих усах впервые не тает иней, я смотрю назад - вдох каждый даётся с силой - я ловлю те тени, что прячутся за спиной, я смотрю на того юнца, головой качая: он придумал месть, чутких взглядов не замечая, он себя сжигал и метался в своём пожаре, и сквозь это пламя пробиться не мог никто. до тебя - никто. но то пламя давно утихло; лишь уйдя и опять вернувшись, он начал жить, и, звёзды, я ведь не пленник племени, но хранитель, только без тебя я не смог бы того понять. отцветает вереск, и зыбко дрожат границы, всё случилось так, как должно было всё случиться. я служил прекрасному племени девять жизней, так позволят ль звёзды хоть в смерти тебя обнять?