Пленница страхов

Пенелопа знает: она не хочет прожить так всю жизнь. Иногда она не спит до трех-четырех утра, оттирает полы в гостиной до блеска, до слезающей кожи с рук, до ощущения чистящих средств где-то под кожей уже. И когда падает без сил на кровать, думает лишь о том, что продолжаться вот так всю жизнь, — оно просто не может. Не может она вечно ждать, что вот сейчас мистер Блоссом ударит ее по лицу за слишком дерзкую фразу, что миссис Блоссом снова назовет ее безрукой идиоткой. Она не хочет прожить с ними всю жизнь; порой кажется, что если сильно захочется, если совсем невмоготу станет, то она сбежит. Сбежит так далеко, что ее никто не найдет. И там начнет новую жизнь. Новую, другую, совсем не похожую на ту, что приходится изо дня в день вести в особняке Блоссомов. Чтобы не приходилось перед школой изо дня в день покупать энергетик; она совсем не хочет заснуть к третьему уроку на парте. Кожа на руках ощущается натертой и неприятно саднит. У Пенелопы — совсем не Блоссом — нет друзей. А еще родителей; настоящих, не приемных. Зато у нее в голове вечно курсирует туда-сюда мысль, что тот, кого она привыкла считать своим братом, через пару лет станет ее мужем. И там уже никуда не сбежать. Потому она никак поверить не может, когда появляется эта дурацкая настольная игра, эти ночные встречи и посиделки с теми, кто раньше совершенно не попадал в категорию даже приятелей. — Ты выглядишь по-другому, — говорит ей Клиффорд за завтраком; Пенелопа жует вместе с тостом нижнюю губу, зажевывает ее непроизвольно. И все же не говорит, что теперь проводит бессонные ночи не в компании чистящих средств и полов, а с теми, кого может назвать друзьями. — Счастливее, — добавляет он. А она пожимает плечами, очки поправляет. Врет: — Высыпаюсь. Врет: — И задают не так много. А сама вспоминает, как они смеялись до колик в животе. Как пили дешевую газировку и ели остывшую картошку, продолжая и дальше покорять «Грифонов и горгулий». Рядом с теми пятью можно поверить, что однажды она закончит школу и сбежит от тех, кого язык все чаще не поворачивается назвать родителями. — Если хочешь, приходи на выходные с ночевкой, — как-то предлагает Сиерра, когда они в третьем часу ночи убирают за собой кабинет, возвращая костюмы на место. Пенелопа кивает неуверенно, губы растягиваются в непроизвольной улыбке, металлические брекеты немного виднеются. Она, оказывается, не такая бесполезная и никчемная, как всегда говорит миссис Блоссом. У нее, в отличие от уверений мистера Блоссома, кажется, есть друзья. И они друг за друга горой стоят. У Джонса опять синяк под глазом, о котором он говорить не хочет; лишь огрызается, как бешеный. Смит периодически в туалет бегает; и смотрит на нее такими глазами, будто убьет, если та хоть слово скажет. Среди таких же не идеальных Пенелопа находит свое место, которое ни за что не отдаст никому другому. И подумать страшно, что они все были одиночками. Вылезать из комнаты после отбоя, когда все в доме уже спят, и бежать в школу — это классический вечер пятницы. Каждую пятницу она — другая. Та, какой всегда хотела быть. Не жалкая сиротка из приюта, которую Блоссомы взяли, чтобы однажды женить на одном из сыновей. Ее мир, который умудряется выстроиться за пару месяцев, летит ко всем чертям, когда находят труп директора. Ее мир разлетается с такой скорость, что Пенелопа не знает, как не разлетается она сама. У нее страх в самом сознании, у нее руки трясутся. Ей бы спрятаться, ей бы просто где-нибудь спрятаться. Мечты о другой жизни, мечты о побеге из дома рассыпаются вместе с ее этим новым, таким притягательным миром. Она вбегает по лестнице в особняк, врывается в комнату Клиффорда без стука и кидается ему на шею, как маленькая и бесполезная девчонка. И когда она плачет у него на плече, а он гладит ее по спине, не имея ни малейшего понятия, что случилось, ей вдруг кажется, что мечтать о другой жизни было так глупо. Глупо и совершенно самонадеянно. Жалкая девчонка из приюта просто не может справиться со всем, что творится в огромном мире. Несколько месяцев с Полуночным клубом забываются быстро, как страшный сон. Она обходит бывших друзей стороной, а дома почти и шага не делает без Клиффорда. И когда наблюдает за ним вечерами у камина, в столовой, где-то в саду, то думает о том, что вполне бы могла его полюбить. Быть милой и правильной сироткой, выполнить то единственное, что от нее хотят Блоссомы в обмен на кров, еду и возможность носить их фамилию. Теперь уже до конца дней. Пенелопа не помнит, когда начинает подворовывать таблетки миссис Блоссом. После них просто кошмары почти не снятся, а если выпить их в середине ночи, то такая потрясающая легкость появляется. Это просто всего лишь еще одно средство спасения от собственных страхов. В конце концов, она же никому хуже не делает. Да и миссис Блоссом даже не замечает пропажу. Новых друзей у нее предсказуемо не появляется. Новые мечты, предсказуемо, совсем не лезут в голову. Ей почему-то страшно оставаться за пределами особняка дольше, чем положено. Часть занятий можно и дома выполнить; идеальные оценки никуда не скатываются. И все же Пенепола даже о колледже не мечтает. Она знает, кто останется ждать Клиффорда в городе, когда он уедет. Она знает, что однажды мистер и миссис Блоссом умрут — сдохнут, повторяет она по слогам губами, выкрашенными блеском будто лаком — и тогда все это будет принадлежать ей. А она даже не знает, хочется ей этого или нет. Хочется лишь быть в безопасности. У Блоссомов она в безопасности; Клиффорд не обижает. Порой даже кажется, что он совсем не такой, как его родители. В голове выстраивается четко: лишь здесь она может найти спокойствие. И Пенелопа снова глотает таблетки миссис Блоссом, очки снимает, оставляя их лежать на тумбочке. Откидывается на подушку, одеяло натягивает до подбородка и закрывает глаза. Сны такие цветные, и яркие, и когда ей снится та дурацкая игра и ее бывшие друзья, Пенелопа на утро врет самой себе до тех пор, пока не получается убедить собственное сознание, что ей совсем ничего не снилось. Только ознобом страха пробирает всякий раз, когда во сне ее обнимают знакомые руки, когда ей улыбаются и зовут «Пенни». Она плечи собственные обнимает, ногтями в кожу впивается, дышит тяжело и вслух себе повторяет, что это все глупости, просто дурацкие сны. Проглатывает очередную таблетку миссис Блоссом и забывается сном. В особняке ей ничего не угрожает.