Малыш Изуру

Мальчик просыпается от холода и от света. И еще – от запаха. Из приоткрытых – едва-едва проскользнуть боком – сёдзи в комнату заползает зимний морозный воздух. И уже так светло! Наверное, уже позднее утро, и на улице солнечно, солнце так светит! Через полупрозрачную бумагу сёдзи – просто виднеется свет, а там где приоткрыто – в щель наискось входят солнечные лучи, и на полу от них целое солнечное пятно, как большой перекошенный квадрат. И чем же так пахнет? Мальчик зажмуривает глаза, изо всех сил принюхиваясь, и потом открывает их. Около постели валяется на полу, с длинной ярко-рыжей полуоторванной шкуркой, недоеденный с вечера мандарин… и красный с золотом конвертик, в котором лежат подаренные монетки. И мальчику разом вспоминается: сегодня же первый день нового года! Вот почему так светло, вчера же был праздник, и все не спали долго-долго, и взрослые, и он тоже. А сегодня проснулся раньше всех! Но чем же так пахнет? Немножко мандарином, еще у него теперь есть новехонький – вчера на Новый Год подарили! – воздушный змей, такой красивый. Синий с лиловым, в виде большой рыбы. Сегодня точно будет запускать! Воздушный змей такой новый, что даже еще капельку – если хорошенько понюхать – пахнет краской и клеем. А еще… мальчик вскакивает с постели и подбегает к выходу, рывком распахивает створку во всю ширину. Конечно же! Свежевыпавшим снегом. За ночь нападало столько снега, он новый-новый, и он везде! Белый снег лежит по краям галереи, и засыпался под нее. Дорожка, выложенная большими плоскими камнями, между которыми летом пробивалась зеленая травка, и даже осенью еще кое-где оставались завялые травинки, вся в снегу, вчера камни еще было видно, а сегодня уже почти нет. И вокруг тоже везде белый снег. Большой куст гортензии, который растет около дома – на зиму его обрезают, так что из снега торчат только сухие палки, а одна нижняя ветка осталась, вместе с листьями, и вот на этих листьях теперь тоже снег, так много, что они пригнулись к земле до самого снега и кончиками в него закопались. А подальше, в глубине сада, растут сливовые деревья, им уже совсем скоро цвести, их отсюда видно – и в первую минуту мальчику кажется, что они уже зацвели. Все в белом! Такие красивые! Светловолосый мальчик стоит в раскрытых дверях перед заснеженным садом. Сливовые ветки все в белом искрящемся снегу, такие… такие красивые! Мальчик выскакивает в сад и вприпрыжку мчится по засыпанной снегом дорожке. Уже через несколько шагов он запоздало соображает, что надо бы ему было одеться, а главное – надеть носки и дзори. Ногам-то холодно на снегу! Но возвращаться поздно, и он бежит со всех ног. Вблизи ветки даже еще красивее! На местах, где маленькие веточки отходят, и там, где уже набухшие бутоны, искрятся белоснежные комочки снега, и еще по веткам тянутся длинные полоски снега, местами свисая вниз, как белые шарфики. Приплясывая от холода, мальчик уже протягивает руку, но его останавливает внезапная мысль: ведь красивый снег обвалится! Некоторое время он думает. А потом снова протягивает руку к облюбованной ветке, аккуратно берется за нее и изо всех сил сосредотачивается, как его учил папа. Хоп – и ветка у него в руке, почти совсем не поврежденная. Другой, правой, рукой сложнее, но он все-таки точно так же отламывает и вторую ветку. К дому он бежит уже осторожнее, чтобы не растрясти добычу, хотя и хочется мчаться со всех ног, босые пятки так заледенели, что даже немножко больно, а когда он вбегает внутрь, на теплые татами, ноги начинает покалывать. Но главное – сливовые ветки! Перед ширмой, расписанной танцующими журавлями, мальчик останавливается в нерешительности. Он уже знает, что к родителям прямо так, как когда был совсем маленьким, забегать нельзя; в крайнем случае, если очень надо, то громко позвать и спросить разрешения. А если они еще спят? Заругаются, что разбудил. Но снежные цветы же растают! И он, решившись, зовет: - Папа! Мама! Можно мне?.. - Кто это у нас такая ранняя птичка? – у мамы за ширмой смеющийся голос. – Изуру-чан? И мальчик, уже не дожидаясь разрешения, вбегает к ним: - Мама! Папа! Вот! Тёплые одеяла на постели перепутаны, только мамино вчерашнее кимоно, разноцветное, с сосновыми ветками, сложено аккуратным квадратом, а папина одежда валяется как попало. У папы светлые волосы, чёлка обычно дыбится веселым хохолком, а сейчас просто растрепана и торчит во все стороны. Мама у Изуру красивая, волосы у нее длинные и черные, а вот глаза – голубые. Изуру протягивает им ветки: - Это тебе, мама… это папе… а… - Изуру спохватывается, он расстроен чуть не до слез. Веток-то всего две! Мама улыбается и двумя пальцами отгибает длинную веточку, отходящую в бок от основной, на своей ветке: - А вот эта маленькая пускай будет твоя? Изуру шмыгает носом и счастливо кивает. Здорово со всего размаху прыгнуть к родителям на постель! Мама ойкает и смеется: -Изуру! Какие у тебя пятки-то острые! - И холодные, - добавляет папа. – Замерз? - Ага! – говорит Изуру и переползает на середину, натягивает на себя сразу два одеяла, запихивает свои озябшие ноги в дыру между сдвинутыми футонами. Ему почему-то нравится спать на дырке. И нравится, когда мама его обнимает, а папа обнимает их двоих. Так тепло! Папа приоткрывает сёзди в другом месте, и ставит ветки в низкой вазе туда, на холод. А в детской половине – задвигает створки, чтобы не было сквозняка. И говорит: - А кто это к нам нанес столько снега? Ну конечно: по всей комнате по татами тянутся цепочкой мокрые следы от ног. Где – просто мокрые, а кое-где – еще даже остались кучки и клочки нерастаявшего белого снега. Изуру ужасно неловко, тем более что папа смотрит прямо на него. Папа зачесывает пятерней назад свою растрепанную чёлку. И вдруг говорит: - А может, это был Сегацу-сан? И заговорщицки подмигивает мальчику. - Ага! – радостно подпрыгивает на постели тот. В раздвинутые сёдзи виден кусочек сада, занесенный снегом, и большой куст можжевельника, весь тоже под снегом, даже не разглядишь среди веток темно-синих примороженных ягодок. Изуру прижимается к маме, шепотом говорит: - Мама, а можно я тебе скажу один стих? - Ну конечно можно. - Слушай: На Новый год везде новый снег. Даже в доме! - Хороший стих, - говорит мама. – Когда встанем, я его запишу. За ширмою звякает железный совок: это папа подсыпает угля в жаровню. Пора вставать, скоро будет готов первый в новом году чай.