***
Взмах — и узкий хищный клинок этары разорвал непрочный кожаный доспех кряжистого светловолосого воина, с безумной ухмылкой захлебнувшегося ликующим криком. — Леонхарт! — вспорол напоенный кровью и металлическим лязгом воздух дрожащий звонкий голос, сорвался то ли на смех, то ли на вой, вновь почти пропевая чужой, но почти ставший родным воинственный клич. — Леонхарт! Три стрелы одна за одной со свистом пролетели мимо, лишь вспоров кровавое крыло плаща да взметнув лежащие на нем, текущие из-под полушлема смоляными ручьями волосы цвета вьющихся над полем боя птиц, четвертая зазвенела острым полупрозрачным наконечником о черный металл, не в силах пробить его — и раскололась на мелкие голубые осколки, как льдинка. Несложно было бы прицелиться, несложно попасть в прорывавшегося отчаянно сквозь жестокий бой к самому рубежу юношу в черных доспехах — мишень заметная. Да только ни одной стреле, ни одному клинку не дано было его остановить. — Леонхарт! И взметнулся вновь скользкий от крови клинок эстары, обрывая — какую по счету жизнь? Макс не считал их, почти не замечал, словно охваченный безумной яростью и жаждой. Один из воинов стихий, воспитанный в суровости северных гор, с шести лет ночевавший на тренировочных площадках и среди книг о героях древности, взявший меч в руки раньше, чем перо — он просто шел. Шел сквозь смертный бой туда, где реял стяг передового отряда, во главе которого сражался, смеясь, рыжеволосый Маршал Севера, бок о бок с вернейшими и сильнейшими воинами. — Леонхарт! Сражался — и не знал, что там, за его спиной, беловолосые северяне вырезают цвет армии Империи, брошенной им в решающий бой. Сражался — и не слышал, как дрожат скалы под приближающейся волной свежих сил. Сражался — и не знал… Не знал, что пали уже командиры восточного фланга и центральных сил, что рассеяны по полю силы Союзов, что нет вестей от Конницы Ветра из Полуночной цитадели, ведомой в бой одним из сыновей Воина Ветра, что не слышно рогов с запада, что пало и едва поднялось вновь знамя Союза Власти, что неведомыми путями пробрались в лагерь несколько отрядов… Знал Максимилиан. Знал — и не мог оставить все так, как есть. Его временный командующий был мертв, и он мог, нет, даже не мог — должен был вернуться к ансигнору, к тому, чьим адъютантом и оруженосцем он был. Должен был встать по левую руку, должен был… Как жалел он, что не может заменить Маршала Алексия, как жалел, что не способен принять все предназначавшиеся ему удары на себя, как подобает щиту — Скалы всегда были щитом. Какой горечью и отчаянием отдавалась в голове и сердце мысль, что если падет ансигнор — поражение останется вопросом времени и жертв, и не только в этом, жестоком и неожиданном бою с полулюдьми севера — во всей войне, и орды беловолосых низкорослых варваров пробьются через заслоны ослабленной Полуночной цитадели, бросившей все силы, чтобы удержать этот перевал, единственный достаточно крупный, чтобы разом провести войско, уничтожат и сожгут дом Союза Стихий, Враньи Когти, и неудержимой лавиной хлынут на мирные равнины Империи, пройдут до самого Золотого города… Но Макс знал — этого не должно случиться. И этого не случится, если Рыжий Маршал останется жив, если они удержат ущелье Черных Скал, если… Если Скалы устоят в этом бою. «Скалы должны устоять» — билось пульсом в опустевшей голове юноши, вонзающего этару в лицо светловолосого мужчины. «Скалы должны устоять» — выли тысячи голосов, сливаясь вокруг в неясный шум боя. «Скалы должны устоять» — хрипел и скрежетал металл о металл, бросая брызги крови на прикрытое лишь наполовину лицо юного Сына Скал, последнего из троих. «Скалы должны устоять» — смеялся в его памяти отец, уходящий в свой последний рейд. «Скалы должны устоять!» — смеялся его старший брат, вздымая коня на дыбы и уходя в последний свой бой. — Скалы… должны… Со звоном ударился о доспех чудом не срубленный древний Рог — и Макс на миг замер, озаренный. — …пасть. Скалы, щит Империи, должны были остаться щитом — навсегда. И то, что Рог, властвующий над ними артефакт, пришедший из глубины Кругов, от самих Рахаров и Лиарелей, оказался здесь и сейчас, в этом бою, у наследника крови… В этом была логика, был смысл. Была судьба. — Леонхарт! Яростной мельницей, разрывающей всех, кто вставал на пути, стала этара, кровь сносил с покрытого вмятинами от чужого оружия черного доспеха ветер, выл в скалистых уступах, превращая все ущелье в огромный рог, и Макс наконец увидел изорванный сине-золотой плащ, стяг, бьющийся над полем и окропленный кровью, услышал смех, ликующий и яростный, придающий сил своим и устрашающий врагов, услышал знакомый голос… Оба их. — Леонхарт! Черная эстара приняла на себя и отбросила чужой клинок, метящий в спину рыжего юноши, немногим старше самого Макса, но нужен был не он. — Ансигнор! В тылу отряд! Пробрались скалами! И Маршал, отшвырнув под сыновий меч какого-то светловолосого почти-мальчишку, рванулся туда, откуда Биттер только что пришел, бросив только коротко и яростно: — Принимай место! И Макс встал слева от Аленсия, прикрыв собственной рукой от секиры, перехватив онемевшими пальцами рукоять и вывернув ее из рук нападавшего. — Ленс, прикрой! — Что ты задумал?! — Скалы! Младший Леонхарт не понял, но кивнул — какое-то время он и остальные могли продержать круг, — и скомандовал, возвышая голос над грохотом и воем битвы: — Закрыть знамя! Макс воткнул меч в землю — вернее, в чье-то лежащее возле знамени тело в кожаном доспехе, — потянул из креплений Рог и глубоко вдохнул. Ложь во благо и его смерть, не-мага, от использования Рога на жизненной силе, — вот что было ценой за спасение Маршала и, возможно, всей Империи. — Религран гордойо… «Пробудитесь, Скалы». И разом словно исчезли все звуки боя, когда он прижал Рог к губам, словно замерло все вокруг… Гул, словно идущий из-под земли, дрожащий, низкий, страшный, первородный, расходился волнами вокруг, отражался от стен ущелья, перекрывал вой ветра. Рокот, похожий на далекий гром, и дрожь ворочающейся нетронутого камня, покорного древнему зову крови и мощнейшей магии, не призываемой почти шесть долгих Кругов… «Падите». Крик ужаса остановил бой, беловолосые варвары, бросая оружие, бежали назад, туда, откуда пришли… но было поздно. Горы оглушительно хрустнули, и бьющийся в ущелье низкий гул вырвался вверх, а от него, вниз, покатились, отламываясь от края, огромные, как целые скалы, куски черного камня, слывшие самыми прочными. Скатывались — и катились дальше, перемалывая тела, кости и доспехи, живых и мертвых, не разбирая своих и чужих… Макс не видел этого. Он чувствовал, как стремительно его жизнь и его кровь уходит в Рог, с дыханием и оглушающим звуком превращаясь в первородную магию, чувствовал, как рождается в ответ на его Зов что-то в глубине земли, отвечает, шевелится… «Мы услышали твой приказ, Король-Щитоносец». Он не понимал, почему разбирает эти слова, идущие буквально отовсюду, оглушительные и беззвучные. «Мы встанем здесь стеной». И земля задрожала, раскалываясь всего в нескольких десятках шагов от авангарда. Аленсий отшатнулся, опуская уже не нужный меч и почти беззвучно скомандовал: — За знамя. Его услышали чудом, отступили, оставляя мертвых и помогая отойти раненым. Северяне уже не сражались — но не сражались и имперцы. Всех накрыло оглушающим страхом, гнущим к земле не слабее гнетущего низкого воя Рога. Откуда-то с небес вдруг раздался звонкий отклик одного из младших рогов — стареющий уже Воин Ветра, прибывший из Когтей Ворона, удерживая на краю ущелья крылатого своего скакуна, вторил сигналу Рога Скал, и к нему присоединялись в несмелой, казавшейся преждевременной песне победы один за другим трубы Домов Пламени и Волн… «Мы слышим!» Макс пошатнулся, хватаясь за древко знамени, скользкое от крови. «Мы здесь, Король-Щитоносец. Мы устоим, как ты и просишь». Провал перестал расходиться, на мгновение все затихло, кроме рвущих ледяной воздух и черные камни рогов. И из глубин земли вырвались, почти беззвучно, мгновенно, вздымая фонтаны мелких камней, шестнадцать черных каменных столбов, перекрывая ущелье от стены к стене, от края до края. «Ты слышишь, Щитоносец? Мы незыблемы, и ничто не пробьет этот щит, мы клянемся тебе». — Я слышу… вас… Тьма накрыла мир — или только глаза Максимилиана Биттера, выронившего древний Рог, отпустившего древко знамени Дома Искания и упавшего лицом пропитавшиеся кровью скалы. Он улыбался окровавленными губами, и сердце его не билось. Когда все затихло, а пыль улеглась, стало очевидно — больше Север не сможет пробиться в мирные земли Империи открыто, а с остальным… С остальным справиться куда легче. Аленсий первым из авангарда сделал шаг вперед. Второй… подошел к оруженосцу отца, перевернул, стаскивая панически шлем с мальчишки и отбрасывая Рог, как ядовитую змею. — Макс! Макс!.. Он замер на миг — и лишь молча прижался лбом к ледяному доспеху. Распахнутые глаза, черные, как угли, слепо и безжизненно смотрели в небо. За их спинами имперские воины добивали северян и связывали их командующих, одинаково потерянных и ослабших от ужаса. Рог треснул, крошась, под тяжелым железным сапогом. — М-мальчишка. Уп-прямый, несносный мальчишка!.. Хриплый голос отца вывел Аленсия из беспамятной потерянности. Рыжий маршал, вонзив фламберг рядом с сиротливо торчащей из мертвого тела этарой, стоял возле. — Вот почему ты солгал. Не было отрядов. Аленсий поднялся и беззвучно отошел, жестами приказывая отряду присоединяться к остальному войску. Дел было много, а отца… Отца стоило оставить одного, наедине с телом. Макс за свое время успел стать ему почти сыном. Вторым, младшим, но не менее родным… — Как ты посмел… Как ты посмел, Воин Скал?! Ты должен был остаться незыблемым, ты должен был остаться живым, остаться здесь. Последний из… Судорожный вдох, от которого содрогнулось под мятым доспехом все тело. Рука рыжего Маршала задержалась на шее, откидывая волосы. — Ваша честь — моя честь… Голос Максимилиана срывался и звучал настолько неестественно, словно издалека, из-под земли, а не шел из груди, но уже то, что Биттер говорил, все так же слепо и мертво глядя в белое небо застывшими глазами, было чудом. — Ваш долг — мой долг… Замерло дыхание, затихло вновь забившееся было сердце… и Алексий выдохнул, прижав тело полумертвого оруженосца к груди, завершая ставшую спасением древнюю клятву, неожиданно оказавшуюся вовсе не только простыми словами: — Моя жизнь — твоя жизнь. Жилка под пальцами, лежащими на тонкой шее у края металлического «ворота» доспеха, дернулась… Один удар. Второй. Третий. Глаза посветлели до привычного цвета и закрылись, словно отправляя Макса из смерти в глубокий сон. Торопливо вспоров кожаные крепежи и оставив уже не нужный доспех на земле, Алексий поднялся на ноги, поднимая оруженосца. — Ленс! Заберешь его доспех и клинок! — Да, отец! — в голосе младшего Леонхарта кипели облегчение и ликование. — Астерс! Один из воинов выпрямился, скрестив руки со звонким лязгом. — Да, мойрэ? — Бегом до лекарей, пусть пошлют кого-то из магов и ребят с носилками навстречу. Скажи, что… Сын, ставший Воином, потерян между жизнью и смертью. Если Валтазар с ними — поймет. Укрыв едва дышащего мальчишку его же плащом, пропитавшимся насквозь кровью, Алексий не мог идти быстро, обходя еще вспыхивавшие то там, то тут стычки — некоторые северяне еще пытались сопротивляться, пытались продать свою жизнь подороже или хотя бы умереть в бою. Нескольких убили по дороге и окружившие его плотным кольцом выжившие воины из отряда авангарда. Валтазар, Сын Яда, хрупкий и невысокий, в пугающей своей белоснежной маске из холодного фарфора, вышел им навстречу сам, молча велел уложить Биттера на носилки, коснулся рвано вздымающейся груди… и выдохнул еле слышно: — Выживет. Но захочет ли жить? Герои должны умирать тогда, когда им было назначено. — Макс умер, да здравствует Максимилиан, — ухмыльнулся Алексий.***
Теорина открывает глаза, уже иначе глядя на ущелье. Максимилиан высится в седле каменным изваянием, сцепив ладони до белизны. — Очнувшись, я ничего, абсолютно ничего из своей жизни не мог вспомнить. Я не знал даже, кто я. Алексий, Ваш дед, и Аленсий, Ваш отец, выстроили того меня, кто я сейчас, как замок из детских кубиков. Макс Биттер действительно умер, но Максимилиан, Воин Скал, тогда еще не знавший, что стал им, только начал жить. — Неужели Клятва Верности и впрямь способна на такое? — во взгляде Тэорины сверкает острым огоньком любопытство. — Перебороть смерть… — Думаю, этого мы больше не узнаем, — отрезает почти грубо Биттер, слегка толкая коленями коня. — Я надеюсь, что Вы, мэйра, сможете промолчать об… этом аспекте моего рассказа. Можете скинуть это на действие Рога, он все равно оказался лишь копией настоящего, хоть и не менее мощной и древней, на древнюю кровь, на пробудившуюся магическую силу, на что угодно. — Я понимаю. Они еще пару секунд едут медленно, выезжая на каменную мощеную дорогу, а потом Карн переходит в галоп, и Странница рвется за ним — и Леонхарт, уйдя в свои мысли, словно не замечает этого, лишь крепче вцепляясь в поводья — наездница из девушки все-таки не ахти какая, а на таких камнях разбиться, если упадешь, проще простого… Над ущельем Черных скал медленно заходит солнце, погружая его во тьму, лишь где-то наверху остаются кровавые отблески. Красное на черном, черное на красном. И незыблемые Скалы, вечный щит Империи Рахиэль. Но какие Скалы — молчащие камни, спустя восемнадцать лет хранящие в своих глубинах отголоски ро (к)гового гула… или человек, носящий их на гербе?