Травяной орден

— Куда мы идем? — я не успевала за моими спутниками. — У нас слишком ломаная траектория, не находите? Гладкая зеленая лужайка закончилась, дальше — бурьян, высокий и труднопроходимый, простирающийся аж за горизонт. Лидер нашей маленькой компании беглецов попер сквозь бесконечную травяную стену, словно возомнил себя танком. Я тактично пропустила всех вперед, чтобы идти уже по мало-мальски проторенной дорожке. И мы пошли сквозь вязкое море недружелюбного разнотравья. Цепкие лапки чертополоха пытались тщетно удержать, и, умей они говорить, то сказали бы: «Куда вы, вернитесь домой, там ничего нет, о безумные неприкаянные недопутники!», или «О, новое удобрение! Дай рассмотрю тебя повнимательней!» или «Вы кто такие, я вас не звал, идите на…». Впрочем, разговоры с растениями — не моя стезя. — Тут делаем привал! — Голос нашего лидера звучал как гудок парохода. Символично, что мы, в своем роде, вышли в море. — Но мы идем всего двадцать минут! — возразил кто-то. — Привал, я сказал! — голосом подвыпившего прапорщика рявкнул он. — Сядьте и затаитесь! Слушайте траву. «Ну вот» — с досадой подумала я, — «только поняла, что разговоры с растениями — это не мое» — То есть слушать траву? — не понял мой брат по несчастью. — Она скажет нам куда идти! — А ты разве не знаешь?! — Такой расклад меня не устраивал. Наш лидер обещал, что выведет нас из изолированного поселения и покажет другой мир. Мы родились и выросли в поселении, с трех сторон окруженном морем, где основным занятием была рыбалка и изготовление специальной вытяжки из трав, с третьей стороны нас окаймляли травяные джунгли, пересечь или уничтожить которые не удавалось никому. Однажды их даже пытались сжечь, но многолетний, жухлый на вид, бурьян на деле оказался водянистым и категорически отказывался гореть. Выкосить травяную крепость тоже никто не смог: ходили слухи, что за ночь бурьян вырастает заново. Лидер приказал всем сесть на землю, закрыть глаза и слушать. Я, вступая в команду беглецов, поклялась не перечить ему, какую бы муть он не потребовал. Что ж. Клятвы надо выполнять, присаживаюсь на колени, и начинаю слушать. Ветер. Только ветер, создающий волны на поверхности моря из трав. И судя по протяжности, море поистине бескрайнее. Так нас учили старшие: с трех сторон вода, с одной — трава и нехай нам куда-то рваться. Но я видела, что это не так. Видела грозных людей, прилетавших на штуке, которая называется вертолет. Они забрали нашу травяную вытяжку, а взамен оставили мешки с едой и одеждой. Тогда мне было куда меньше лет, чем сейчас, я ходила в школу для местных детей и еще не знала, что можно знать, а что нельзя. Тогда я побоялась рассказывать взрослым, вместо этого обратилась к своему лучшему другу. — Видел? Вертолеты и люди, которые на них летают существуют! Они прилетали вчера ночью, забрали нашу вытяжку. Он побагровел, потом позеленел. И, сделав страшное лицо, прошипел: — На первый раз я тебя не сдам, но если еще хоть раз услышу такое… скажу взрослым и тебя… тебя… Он был на пару лет старше и на голову выше, от мальца исходила почти осязаемая агрессия. За пару мгновений из мальчика, которому я всецело доверяла, он превратился в неадекватного дикого зверя. Тогда я еще не умела распознавать подобное и не обратила на это внимания, не обзавелась, свойственной мне теперь, скользкостью. Прямота тогда была моим вторым именем. Придвинувшись к перекошенному лицу, я, сбавив громкость, спросила: — Так видел или нет? Вместо ответа, он больно ударил меня в живот и толкнул, так, что я упала. Сильнее боли, обиды и страха было непонимание. «Чавось?» — этот вопрос задавала я, сидя на земле и морщась от боли. Пацан рассвирепел еще больше. — Не заставляй меня повторять! — Ответь на вопрос, опарыш! — прохрипела я самое уместное, что вообще можно было ответить в такой ситуации. Он замахнулся, когда я, наконец, сориентировалась в этой неестественной ситуации. — О чем ты вообще? — кричу я. — Почему ты это делаешь? Бывший друг замер в непонимании. Краем глаза я заметила спешащий куда-то людей вдалеке. Сбавив тон, он переспросил меня. — Почему ты злишься? Расскажи, — спрашиваю я, как можно громче, демонстративно косясь на прохожих. Отсюда сложно было понять кто это, едва ли они могли разглядеть и, тем более услышать нас. Но желаемого эффекта я добилась: страшное лицо моего бывшего друга исказилось ужасом. Он боялся. Позже я поняла, что бояться он начал сразу после моего вопроса о вертолетах, но тогда решил перенаправить часть страха в агрессию. Сейчас же он боялся даже пошевелиться. В тот момент я уяснила для себя, что все боятся вопросов про вертолеты. Воспринимают того, кто их задает как страшнейшую угрозу. Позже я видела такое много раз и последствия оказывались гораздо более фатальными. Тех людей больше никто никогда не видел. Бывший друг, заикаясь от ужаса, что-то что-то шипел, насторожено озираясь по сторонам. О том, что в следующий раз просто убьет, что позовет друзей, что позовет совет деревни и заставил повторить и тогда пачкать руки ему вообще не придется. Потом начал сыпать оскорблениями, сказал, что пожалел меня, ибо я девочка. Из моря оскорблений мне запомнилось только одно. Не знаю, сколько длилась эта экзекуция, я прилегла на теплую траву и закрыла глаза, боль от удара почти отступила. Мой бывший друг заметил это. Замолчал позвал меня по имени, в ответ получив что-то вроде «разбуди, когда закончишь». Тогда я уже поняла, что теперь он не посмеет причинить мне какой-либо еще вред. Сплюнув, он сказал, что я звезданутая, промямлил, чтобы я близко к нему не подходила, и ушел. Полежав на земле еще какое-то время, я привстала. Вокруг никого не было, только, только травяное море вдалеке убаюкивающе шумело. Тогда, впервые испытала несколько, неведомых доселе чувств: боль от разрушения таких дорогих для меня дружеских уз, почти физическую боль от нелогичности мира, в котором я живу и зов. Зов поднимал похороненную под толщей ила тоску, погружал в сладкий, но мучительный экзистенциальный кошмар, в котором я нахожусь по сей день. Лидер велел вставать. Травяной лес зловеще шумел, даже самыми смелыми начала овладевать тревога. Но я к таковым не относилась, я просто была безумна, о чем слышала тысячи раз от разных людей. В итоге, мне самое место в травяном ордене. Где место самого травяного ордена, никто не знал. В нашем поселении он пользовался всеобщим презрением. Даже мой бывший друг тогда обозвал меня побегом травяного ордена, считая это звание крайне оскорбительным. Что ж с тех пор прошло лет пятнадцать. Теперь я носила звание старого побега, которое мне претило, старой я себя не считала. Мы двинулись в путь. Чем больше мы углублялись, тем гуще и непроходимей становился бурьян, превращаясь в чащу из карликовых деревьев. Мы шли вперед, к свободе. Там, за травяным морем, нам обещали, находится бескрайний, дивный новый мир. Где не нужно бояться. — Вы ведь хотите увидеть, что дальше?! — мотивировал нас основатель ордена. — Хотите увидеть, как выглядит мир за пределами поселения? Громогласное «да» и поднятые вверх сжатые кулаки послужили ответом. Контингент ордена оказался разнообразным: изгои, воры, лицемеры, просто бунтари. Адекватных людей можно пересчитать по пальцам. Но всех объединяло одно: всем было тесно в маленьком закрытом мирке. В травяной чаще оказалось не намного просторнее. Идти было тяжело, душно. Лидер, видимо наслушавшись советов растений, уже увереннее повел нас вперед. Каждый шаг давался труднее предыдущего. Мы шли целый день. Все горели своей целью, но, вместе с догорающем закатом, огонь в людях начал утихать. Завтра, возможно чуть позже, поднимется бунт. И бунт поднялся прямо с утра. Ночи в этих краях холодные, тело затекло, меня слегка лихорадило, но думать об этом не было времени. — Это за гранью добра и зла, — начал наседать на лидера один из старых побегов ордена. — Мы доверились тебе, а ты! — подхватил другой. — Лучше бы мы остались там! А теперь что? Мы заблудились окончательно! И это все благодаря тебе! Люди роптали, злые, не выспавшиеся, уставшие. Никто не хотел сгинуть в бурьяне, но возвращаться теперь было опасно, в поселении нас, наверное, уже провозгласили опасными элементами. И Ктулху знает, как встретят по возвращению. Я не слушала, что они говорили. Лидер колебался, он вел нас к лучшему будущему. Неужели все зря? Неужели лучшего будущего нет? Это не по мне. — Позакрывали пердаки! — кричу я, — Идем всего день, а вы… — Травяной орден не жизнеспособен. Не вставай против всех! — угрожающе посоветовал один из бунтующих. Из-за набившийся в глаза трухи, я почти ничего не видела, и скучала по мягкой кровати, по оставшимся в поселении друзьям. Идеи ордена и возможность сбежать давали мне смысл жить. А теперь все это оказалось на грани разрушения. Из-за того, что люди слишком нежные и не готовы идти до конца? Я достала из-за пояса большой охотничий нож. Я быстро училась. Вскоре узнала, что при приближении вертолетов нужно делать вид, что их нет, что неудобных разговоров стоит избегать. А доверять нельзя никому, даже себе. Мой бывший друг нанес мне незаживающую рану, первую потерю доверия я переживаю до сих пор. Но тогда он не просто предал и ударил меня. Он разбудил демона. До тех событий я плохо представляла себе, что такое месть и зачем она нужна. Задумывая ее впервые, я не заботилась, насколько она будет соразмерной нанесенной мне обиде. Душевная боль трансформировалась в что-то интересное. Подстраивая его падение с причала, выбирая приманку для хищных рыб, избавляясь от возможных свидетелей, рассчитывая чтобы бывший друг находился в нужное время и в нужном месте, я не задумывалась о моральной стороне вопроса. Все прошло гладко. Планируя страшную месть, я не испытывала душевных терзаний. Глядя на искаженное болью лицо, видя, как его, покалеченного при падении разрывают хищники, я прошептала только: «Да не будет на свете людей, кто смеет угрожать мне или поднимать на меня руку». Не знаю, услышал ли он меня, но внутреннего демона я тогда накормила вдоволь. Обглоданные останки мальчика позже вытащили на берег, но не стали проводить расследование, списав на несчастный случай. Это ведь не разговоры о замеченных вертолетах, так что опасность мне изначально не грозила. А затем я вступила в орден, вела себя осторожно и жила относительно размеренной жизнью. До этого момента. — Вы все слушаетесь меня! Никто не смеет безнаказанно угрожать мне! — тихо, но твердо сказала я, умело поигрывая ножом, с которым в свое время много тренировалась. Лидер, наконец, решился в чем-то признаться, когда дело почти дошло до кровопролития. Он знал о моем давнем преступлении и, порой советовал всем быть со мной поласковей. — Братья! Сестры! — крикнул он. — Я вас обманул, я повел на гибель. Назад дороги нет, за травяным морем вас… не выпустят. — Ты что, с самого начала знал об этом? — спросил кто-то из толпы. — Трава донесла. Нас уже засекли с той стороны, — попытался объясниться он. Ответом ему послужила тишина. Я затерялась в бурьяне, когда разъяренные, лишенные цели, люди набросились на своего лидера. Что там происходило, видеть не хотелось. Я слышала крики и, предполагаю, что его забили насмерть. Голыми руками Не знаю, сколько продлились мои одиночные скитания по травяному морю, когда приходилось грызть жесткие, похожие на солому побеги и вздрагивать от каждого шороха, в страхе сжимая нож. Холодало, голод сводил с ума, я чувствовала, как каждый день, каждую минуту, силы постепенно покидают меня. Ориентация в пространстве сбилась, я почти оставила попытки выплыть из бесконечного травяного моря. Глаза, которые негде было промыть, постоянно слезились, страшно болели и уже почти не служили мне. Приходилось пробираться вслепую. Сколько же во мне было энтузиазма в начале пути. Я готова была на все, чтобы исполнить мечту — увидеть, что там, за зарослями. Других целей у меня, на тот момент, просто не было. И теперь я готова была воспользоваться ножом, чтобы прекратить свои страдания. Это ведь все равно лучше, чем медленная смерть от обезвоживания. Скоро я не смогу идти дальше. Голоса. Тут, неподалеку люди. Из последних сил, я поднимаюсь и, иду посмотреть. Возможно, это галлюцинации, они, последние несколько дней, все чаще меня преследовали. Шаг, еще шаг. И травяное море расступилось. Открывшаяся картина не была похожа на наше поселение. Еще один неуверенный шаг вперед и тело обожгло невыносимой болью. Падая, я краем глаза заметила вооруженных людей, которые что-то охраняли. — Один все-таки вышел, — быстро проговорил кто-то из них. — Да, взяли прямо на выходе, нужно будет утилизировать. Значит, я смогла. Я не сразу начала понимать, что живу в неправильном, странном месте. Первая угроза пробудила во мне интерес, который, возможно, затмил чувство самосохранения. — Что бы там не было, я увижу, что там с другой стороны, — сказала я тогда шумящим стеблям. В ответ они шептали что-то успокаивающее, но неразборчивое. Я окинула взглядом манящее, полное неизвестности, травяное море, и тоже полное неизвестности, родное поселение, где мне, с каждым днем, становилось труднее дышать. Тогда я опаздывала на заседание травяного ордена. Лидер произносил пламенные речи, подбивая на опасную авантюру, но для меня решение давно было очевидным.