Гостья

Год спустя. Октябрь.

Вернувшись домой, Сергей долго обдумывал свое будущее. Бизнесом отца заниматься не хотел: Никита прекрасно со всем справляется и без него. Да и учиться на экономиста не горел желанием, а вот в армии… ему очень даже понравилось, а потому он решил поддержать деда и стать офицером. Обсудив решение сына с женою, придя к выводу: не запрещать же тому жить так, как хочется? Александр «дал» добро. Тем более военное образование в будущем абсолютно ничем не помешает. Саша был уверен, что помыкавшись на службе лет так десять, Сережка передумает и в итоге все равно возглавит фирму. Просто сейчас сын молод и горяч — ни любимой девушки, ни интереса к семейной жизни. Жить у Матвея и дальше Сергей изначально не собирался, все-таки уже совершеннолетний, а потому, погостив в Матвеевке пару дней, уехал в поселок к родителям и уже через неделю, забрав свою законную кредитку и ключи от квартиры, вернулся домой, и последние полтора месяца только и делает, что бездельничает, выходя разве что только в магазин и то — с огромной неохотой. Упав на кровать, он, стиснув подушку, уставился в одну точку. В связи с тем, что призыв был в августе, то, естественно, дембельнулся он не раньше, а потому отбор — не прошел и вступительные экзамены соответственно тоже пропустил, теперь только и осталось, что штудировать учебники; потом подавать документы, проходить обследования и-и, если допустят, летом сдавать экзамены; затем год учебы и контракт. «Одна мутотень впереди. Работу тоже нужно найти. Ну и куда? Я же ничерта не умею. Снова к отцу обращаться?.. Ну да, без папочки — никуда»… В дверь позвонили, и Сережка, подумав: «Если это Захар, на порог не пущу!» — нахмурился, нехотя поднимаясь. Та еще заноза в заднице: что объясняй, что нет — липнет и всё! На ходу поправив спортивный костюм, лениво размял шею. В дверь снова позвонили. И он скривился — надо же какой настойчивый гость. Захар теперь вообще воспринимается, как чужой и незнакомый человек. Вот к-а-к милый и робкий блондинчик ниже его ростом, с нежным румянцем на щеках и вечной улыбкой до ушей умудрился так вырасти всего за год его отсутствия?! Вытянувшись, Зар стал на голову выше, чем был, да еще и изменился до неузнаваемости, а от звонкого мелодичного голоса… одни воспоминания остались. — Да иду я! Громко чертыхнулся он по-отцовски, когда по квартире снова разнеслась трель звонка, и открыл дверь: на пороге стояла зареванная Юлька. Даже сообразить ничего не успел, как на шею кинулась. И зажмурился от омерзения: за километр разит куревом и перегаром. Ему с самого детства мать внушала: женщину уважать, защищать, не поднимать руку и не ругаться. Правда, мама еще кое-чему важному научила: не врать самому себе и не давать ложных надежд. «Если н-е-т чувств — уходи и н-и-к-о-г-д-а не возвращайся!» — так она ему говорила. Вот он и порвал с прошлым, но всё равно… сердце так колотится быстро. После того, как сестра, бросив его, уехала учиться в Омск, он стал очень недоверчивым и, прежде чем принять другого человека, долго к нему присматривался. Но когда впускал кого-то в свое сердце, этот кто-то оставался там навсегда, а Юля… Юлия с самого начала была особенной: стоило всего раз увидеть вдалеке её рыжие волосы, и целый день не мог унять дрожи, душа в себе желание увидеть её снова; стоило её услышать, и сердце ускорялось, заходясь от радости; а когда сталкивались взглядами, она всегда улыбалась ему, и у него чуть ли не буквально крылья за спиной вырастали — в-о-т как она ему нравилась. Он прекрасно знал, какие о Юле ходили сплетни, да и до сих пор ходят… но мать учила не верить словам, а проверять всё на собственном опыте. Он думал, что если встречаться с нею начнет, она изменится; верил в неё… и слишком поздно осознал, что она доступная не потому, что кто-то заставляет, а потому что от природы — шалава. А он — наивный, защищал её попервости и оберегал, как мог, а она… Чем больше тянулся к ней, тем чаще изменяла, да еще и не стеснялась этого совсем. Старше всего-то на год, а гонору полные карманы: мол, малолетка еще — писька не доросла удовольствие доставить. Ну да. Возможно. Похвастаться нечем: член, как член, а не как ссать, так разуваться. Да и что с него взять? Полный ноль в сексе, всего семнадцать. Она его первая, а он для неё… по счету черт знает какой. Юлька столько всего хотела: никогда не стеснялась и сама просила, а он зачарованный ею ходил, бредил сутками… Перед армией пошел как-то вечером с Захаром в магазин, а она там… сосется стоит с каким-то прыщавым панком, который её за… Твою мать! Да плевать ему, что секса не было — как вообще ей верить после всего?! Захлопнув дверь, он сразу — довольно грубо отцепил её от себя со словами: — Ты зачем приперлась? Я же сказал: всё — кончено! Стерев рукавом ветровки потекшую тушь, Юля упала перед ним на колени и начала конючить: — Серег, пожалуйста! — вцепилась в трикошки, не позволив отскочить. — Мне пойти больше некуда, — всхлипнула. — Я… — опустила голову, прошептав: — залетела, а аборт делать… поздно уже, — и, уткнувшись лбом в бедро, добавила, умоляя: — Пожалуйста… — И что я делать с тобой должен? — Ну ты же всё равно тут один живешь, — посмотрев Сергею в лицо, слабо улыбнулась. — Я готовить тебе буду… — Я и сам умею, — фыркнул он на это брезгливо. — Тогда я натурой рассчитаюсь: всё сделаю, что попросишь. Не сумев сдержаться, он процедил сквозь зубы: — Юля, да меня от тебя тошнит уже! — и, схватив её за волосы, вперился взглядом в серо-зеленые глаза. Мокрая вся и жутко холодная. Так замерзла, что аж губы посинели… — Пожалуйста, Сереж, — закашлявшись, невольно застонала от боли. — В ванную иди, — отпустив, он протянул руку чисто машинально — чертово воспитание! — и помог Юле встать. — И гадость эту с себя смой. Смотреть противно. Кивнув, она как можно быстрее сняла ветровку и, разувшись, проводила Сережу взглядом, затем осмотрелась. Бездумно дернув на себя самую первую дверь, обнаружила туалет. Окончательно замерзнув, хотя в квартире довольно тепло, но увы — она не из тех, кто в состоянии согреться самостоятельно… вошла в следующую. Включив свет, Юля невольно открыла рот, удивленно разглядывая довольно большую, явно на двоих, ванну. — Ну ничего себе… Богатенький мальчик, значит, а по виду и не скажешь. Простой, как лапоть. Стащив с себя мокрую насквозь полупрозрачную блузку, скинула юбку, порванные колготки и белье. Непослушными пальцами включила воду погорячее и, забравшись в ванну, стала ждать… Какой бы горячей ни была, вода почему-то совершенно не согревала… её всё равно трясло от какого-то невероятно колючего и обжигающего холода. Набрав полный чайник, Сергей на автомате заглянул в холодильник: пусто. Выудив из кармана сотовый, набрал Валентину и, поговорив пару минут, отключился. «Что-то долго». Раздражает. Приперлась… да еще и беременная… вот и шла бы к тому, с кем натрахала! Подойдя, постучал в дверь. — Ты там живая?! Тишина. Невольно затаил дыхание, закрывая глаза и прислушиваясь. Кран — открыт. — Эй? — постучал снова. «Сука, как же ты достала меня уже!»  Поддавшись раздражению, Сергей дернул ручку и, попав внутрь, растерялся всего на секунду: подлетев, вытащил Юльку из воды прямо за волосы, затем закрутил кран. — Ненормальная дура, ты ласты тут склеить решила что ли? Не смешно уже! Подтянув повыше — не вода, а почти кипяток — он вытащил Юлию из ванны и, сняв с вешалки, замотав её в отцовский халат, вернулся в свою комнату, где, уложив на кровать, легонько встряхнул за плечи, но она находилась в конкретной отключке. — Только не говори мне, что ты, идиотка, еще и наркотой баловаться начала. Скривившись, развернулся и, вызвав скорую, принялся обшаривать Юлины вещи, но совершенно ничего не нашел — ни денег, ни документов, а сумочку она… отродясь не носила. — Супер просто. И что мне, твою мать, с тобой теперь делать?! Закинув в пакет первое попавшееся платье и теплую кофту, а сверху — домашние тапки, выбрал из оставшихся маминых сорочек самую подходящую и, приведя раскрасневшуюся, со спутанными мокрыми волосами Юлю в более менее божеский вид, стал ждать. Скорая приехала только через час. Поскольку так и не смог бросить Юльку в одиночестве — поехал вместе с нею. Самое болезненное началось тогда, когда она, в бреду, закричала: «Нет, убери от меня руки! Не трогай!» Плевать было на косые взгляды медсестры… его волновало совсем другое. Дозвонившись до Матвея, объяснив ситуацию, Сергей попросил передать родителям Юли, чтоб они хотя бы документы ей привезли, однако… оказалось, что некому приезжать: нажравшись ваксы пару дней назад, Юлькин отчим прирезал и мать, и деда; поджог дом и сам сгорел — не спасли… — А Лиза? — С нею всё нормально, — вполголоса сразу успокоил Матвей. — У подруги ночевала… Захар сказал, что её вчера прямо из школы опека забрала… Ну и Юльке повезло — шаталась снова где-то. — Как же так? — опустившись на скамейку, крепче сжал мобильник. — Вот так… Адрес больницы дай. Я, как смогу, подъеду. Назвав улицу, Сергей отключился и, задумавшись, посмотрел в окно. Чисто по-человечески… бросить Юлю сейчас одну на улице, без крыши над головой да еще и беременную, даже потому, что она тварь блудливая — не вариант. Все-таки девчонка она неплохая, а если таскаться бросит направо и налево, то, может, толк из неё какой и выйдет. Поднявшись, он размял шею и зашел в палату. Краснота уже спала, сама же Юля — спала. Касаться её ему совершенно не хотелось, но он всё равно потрогал лоб. «Горячая», — поморщившись, посмотрел на часы: уже шесть — надо домой. Не став париться, Сергей оплатил карточкой как лечение, так и отдельную палату, чтоб Юлию не выкинули никуда, случайно приняв за бомжиху, и со спокойной душою уехал, да вот только ночью… уснуть он так и не смог. Когда на следующий день сообщили о том, что Юля очень серьезно простыла: пневмонию заработала, он совершенно этому не удивился. С её-то здоровьем и комплекцией в ветреную погоду под дождем да еще при ноле без шапки в почти летнем прикиде — тут любая бы заболела. Поскольку сама не могла, да и ушла бы на это куча времени, Настя с Валей, помотавшись немного по городу, по-быстрому восстановили и паспорт Юлии, и медицинский полис. Спустя несколько дней. После того, как Юлия пришла в себя, врач, что её наблюдала, сказала, что ребеночек умер. Она лишь кивнула, но особо не расстроилась. А потом доктор её прямо в лоб спросила, будет ли она писать заявление на своего молодого человека по поводу побоев и изнасилования. — Это вы на Сережу что ли думаете? Алевтина Геннадьевна кивнула, и она, качнув головой, отвела в сторону взгляд. — Вы не смотрите на то, что он сильный. На самом деле Серега — тюфяк. Сроду на девушку руку не поднимет, — криво улыбнувшись, вполголоса пояснила: — Да и к тому же он совсем недавно из армии вернулся, так что к моим… синякам не имеет никакого отношения. — Кто же вас тогда т-а-к? — Да не на кого мне жаловаться, — пробормотала она в ответ и, проглотив подступивший к горлу комок, сипло добавила: — Смысла никакого нет. — Понятно… Отдыхайте тогда. Сон для вас, Юлия Эдуардовна, сейчас куда более лучший лекарь, нежели я. Поправив подушку, Алевтина Геннадьевна еще раз окинула бледную пациентку взглядом и, шумно вздохнув, направилась к выходу, думая о том, что хоть женщины и обрели право голоса, а насилие по отношению к ним как процветало, так и процветает. — Как она? — посмотрев исподлобья на не менее хмурого, только что вышедшего из Юлиной палаты врача, поинтересовался вполголоса Сергей. — Ну, а как она может быть после изнасилования и постоянных побоев? — резко ответила она вопросом на вопрос, твердо-уверенная в том, что Юлия просто защищает своего богатенького парня, и не менее резко добавила: — Если вас интересует её беременность, то можете успокоиться — ребенка она потеряла, — сжав кулак, хотела было еще кое-что сказать, но благоразумно сдержалась: не Дон Кихот, чтоб с ветряными мельницами сражаться. — Изнасилованная? — удивившись, недоверчиво переспросил он (кто её мог изнасиловать? она же сама ноги перед всеми раздвигает. Да и вообще… сдалась она кому в её-то виде), но всё же решил уточнить: — С чего вы это взяли? — Молодой человек, я что с-л-е-п-а-я, по-вашему? У неё же всё там порвано и спереди, и сзади. Да я бы таких уродов, как вы без суда и следствия четвертовала! — едва-сдерживая голос, прошипела она в лицо. — Да к-а-к у вас совести хватает тут невинность из себя разыгрывать?! Лечение ей оплатили, палату отдельную — это чтоб рот заткнуть? Сергей не стал оправдываться — смысл вообще? — войдя в палату, закрывшись на замок, молча приблизился к койке и, сорвав с Юлии одеяло, приказал: — Покажи! — Что я тебе должна показать? — глядя в глаза, дерзко усмехнулась она. Но… в этот раз не сработало. Схватив за ногу, Сергей, исследуя, пополз по коже пальцами: ссадины на лодыжках, совсем свежие синяки на бедрах — и ка-ак он их не увидел, когда из ванны её вытаскивал, а потом одевал? Краем глаза заметив, как Юля шевельнулась, пряча что-то за спину, дернулся чисто интуитивно и, схватив её за руку, только заметил, и то лишь потому, что кожи коснулся, незнакомые рубцы на запястьях. «Снова вены резала?!» — Кто? — Не твое дело, — отрезала она глухо и, увлажнив губы, раздраженно выплюнула, не отводя в сторону глаз: — С кем хочу, с тем и развлекаюсь! Я не обязанная отчитываться перед молокососом, возомнившим себя не разбери пойми кем! — Су-ук-ка-а! Я тебя убью, если не прекратишь нарываться! — схватив за волосы, он приблизился к её лицу — дрожала, как осиновый лист, но всё равно в глазах столько презрения, что тошно стало. — Ненавижу тебя, шлюха чертова, — впился в губы грубо и зло и поразился до глубины души, когда она, закрыв глаза… со стоном ответила. Мгновенно придя в себя — отпустив, он, отпрянув назад, начал тереть губы… «Словно замарался». — Пошел вон отсюда… Не приходи сюда больше! Едва сдерживая слезы, Юля отвернулась, а Сергей, вылетев из палаты, бросился к лестнице — быстрее… быстрее! Сбежав на первый этаж, он вырвался на свежий воздух. Без сигарет и вечного перегара… «Черт!» Руки дрожат, а губы — горят. И в голове… сплошной кавардак.