Treaty

В залах и коридорах Пале-Рояля было душно. Даже более душно, чем обычно, потому что во всём дворце творилась суета: слуги сверялись со списками, бегая из комнаты в комнату и проверяя, всё ли готово, все то и дело что-то согласовывали и переставляли в соответствии с планом мероприятия. Завтра был важный день — подписание дипломатического союза между Францией и Голландией после многих лет холодной войны. Все были в волнительном, радостном предвкушении, счастливые от того, что им предстоит присутствовать при таком значимом историческом событии. Один лишь Фабьен Маршаль, начальник службы обеспечения королевской безопасности, жалел, что не последовал совету придворного повара Франсуа Вателя и не взял отпуск. Ведь король сбежал, и ни один из подчинённых ему агентов не знал, где его искать. *** Луи это всё осточертело. Уроки политики от Мазарини, любовника его матери, которая, кстати, осточертела ему тоже со своими вечными придирками и советами о том, каким ему нужно быть и что делать. Иногда он думал, что его отец специально умер пораньше, оставив его королём в четыре года, лишь бы её не слушать. Луи осточертело, что все видят в нём короля, но не замечают девятнадцатилетнего юношу, который жаждет любовных похождений и путешествий по миру, а не официальных приёмов и бумажной работы. Луи осточертел Париж с его асфальтовой жарой, огромными толпами людей и шумом под окнами Пале-Рояля, в который не пускали туристов, когда он был в городе, но который всё ещё находился в самом центре этого ужасного города. Холодный Космополитен в его руке несколько примирял с жарой, да и только. Их потребуется ещё много, чтобы вышло примириться со всем остальным. Луи сидел за стойкой какого-то бара на Монмартре и пил уже второй коктейль, периодически прокручиваясь на стуле и лениво осматривая зал в надежде найти случайную любовницу на эту ночь, но никто пока что не был достоин его внимания. Впрочем, он не был до конца уверен, хочет ли с кем-то переспать или просто напиться. На нём были голубые джинсы, белая футболка и простой льняной пиджак бежевого цвета, и никто не узнавал его в таком виде. Во всяком случае, Луи предпочитал так думать — вероятно, никому попросту в голову не приходит, что он может быть в городе один, не в парадной одежде и без кортежа. Луи подцепил вишенку со дна бокала, без энтузиазма съел её и поморщился от приторного вкуса, отдающего водкой. Несмотря на то, что в баре было душно — лето выдалось на редкость жарким, — и на то, что он всё ещё был в Париже, дышать потихоньку становилось легче. Он даже заприметил одну девушку, в жарких объятиях которой будет сегодня искать утешения. — Ещё один Космополитен. Голос девушки-бармена отвлёк Луи от заинтересованного переглядывания с его возможной пассией. Он приподнял брови и сказал вежливо-холодным тоном: — Я не заказывал. — Вы — нет, а вон тот парень — да, — она пожала плечами и занялась другими заказами. Луи посмотрел в указанном направлении. За одиночным столиком сидел парень примерно его возраста, в кожаной куртке, драных джинсах и солнечных очках, несмотря на вечернее время. Запотевший бокал пива выдавал в нём либо приезжего, либо человека с крайне странными вкусами, ибо все во Франции предпочитали вино, потому что даже самое дешёвое столовое было лучше, чем та местная дрянь, которую почему-то называли пивом. Парень показался ему привлекательным, и Луи некстати вспомнил слова своего брата Филиппа о том, что он многого лишается, играя только за одну лигу. Впрочем, может, и кстати, потому что спустя мгновение парень оказался рядом с ним за стойкой. — Если бы я знал, что пиво во Франции такое ужасное, тоже взял бы Космополитен. Луи усмехнулся. Значит, всё же, первый вариант. Ему никто до этого не покупал выпивку, но он хорошо знал правила этой игры: если выпил, значит, ты в ней. Он сделал один глоток. — Вы впервые в Париже, верно? — Да, я здесь… — парень запнулся, но дело было явно не в том, что он не знает языка — говорил он вполне прилично, пусть и с забавным акцентом. — По делам. — Луи, — сразу представился он, опираясь локтем о стойку и протягивая ладонь для рукопожатия. — Моё имя слишком сложно для французского языка, так что зови меня Уилл, — назвавшийся Уиллом снял очки и пожал его руку. Луи встретился с ним взглядом и понял, что пропал. Может, Филипп был не так уж неправ, подумалось ему, когда он погладил большим пальцем запястье Уилла, не разнимая рук, и увидел, как в его взгляде вспыхивает ответное пламя. *** — Ваше Величество, у меня есть к вам разговор. Луи оторвался от смартфона и посмотрел на начальника своей охраны. Он, сидя перед зеркалом, читал положения договора, который будет подписан сегодня. Его личный стилист, брат нынешнего бойфренда Филиппа, укладывал ему волосы перед встречей, но тактично вышел после появления Маршаля. — Да, Фабьен? — по тону Луи было понятно, что если у кого-то и есть к нему разговор, то у короля ни к кому разговоров нет. — Где вы были вчера вечером? Вы вернулись только под утро, а до этого никто не мог вас найти. Луи со вздохом погасил экран телефона, мельком глянул на себя в зеркало и поднялся. Маршаль был ниже его почти на полголовы. — Гулял, — туманно начал он, раздражаясь. — Но, как видите, я здесь, чтобы выполнять свою работу. Было бы прекрасно, если бы вы так же хорошо выполняли свою — тогда я избежал бы этих неуместных вопросов. А теперь мне нужно идти. Вам, кажется, тоже — голландская делегация должна вот-вот прибыть. Луи вышел, оставляя Маршаля чувствовать себя так, словно он ученик начальной школы, отчитанный за проступок. Уволюсь, зло подумал он. Нет, точно уволюсь. *** Предыдущая ночь была одним из самых ярких событий в его жизни. Такой же захватывающей и волнующей, как его первый выход на сцену с балетом, написанным специально для него. Луи было жаль, что она не повторится, так же, как нельзя повторить вечер своей премьеры. Поэтому он прокручивал воспоминания в памяти раз за разом, вычленяя детали, которые могли бы помочь ему запомнить получше. Вот он смеётся над какой-то шуткой и упирается при этом Уиллу в плечо лбом так, словно они сто лет знакомы. От него пахнет вишнёвым табаком, ненавязчивым одеколоном и кожей, из которой сшита куртка. Вот он шепчет какую-то глупость на ухо Уилла и случайно мажет губами по щеке, чувствуя не привычную гладкость кожи, а едва пробившуюся щетину, и это ново и остро, и становится ещё острее, когда всё так же случайно он обнаруживает себя целующимся с парнем впервые в жизни. Вот они идут по вечернему остывающему Парижу, перебрасываясь шутками и намёками на то, что произойдёт дальше, когда они ввалятся в номер первой мало-мальски приличной гостиницы, попавшейся по дороге. Вот они уже раздетые, и говорить больше не надо. Луи целует, трогает, прикусывает, трётся, обнимает, запрокидывает голову, подставляя шею, перехватывает инициативу, стонет, срывает стоны с губ, тянет за волосы и позволяет делать всё то же с собой. Валится, обессиленый, на кровать со сбитым дыханием и дрожащими руками и ногами — не то от удовольствия, не то от напряжения, не то от борьбы — никто из них не хотел уступать другому. Вероятно, без последнего было бы и вполовину не так хорошо, ведь никому из них не нужно было сдерживаться, и от этого то, что произошло, и было таким прекрасным. Живым. Луи со вздохом остановился перед дверями в зал, который был подготовлен к встрече с совсем недавно вступившим на трон Вильгельмом Оранским. Он настоял на том, чтобы на ней не было ни матери, ни Мазарини, да и в том не было необходимости: все детали давно утрясены, ему нужно лишь торжественно расписаться в документе, который юристы обеих стран согласовывали больше полугода. Он потёр глаза, пока у него была такая возможность, ведь поспать ему удалось только во дворце, и то недолго. Об этом он не жалел, да и не высыпаться привык тоже. Единственное, о чём он жалел — о том, что эта ночь не длилась вечно. И немного о том, что не взял у Уилла номер телефона. Это всё равно было бы бессмысленно, потому что рано или поздно выяснилось бы его происхождение и встречи стали бы невозможны. И ещё, определённо, был бы скандал, потому что таблоиды с радостью бросились бы мусолить его интрижку, не забыв упомянуть, что он пошёл по стопам отца, чьи отношения с Сен-Маром печально окончились для последнего. Нет, скандал ему был не нужен. Что ему было нужно, так это немного сил для того, чтобы держать лицо, и договор с Голландией. Зал пока что был наполовину пуст, — видимо, Маршаль яростно занялся проверками, — и Луи занял своё место за длинным столом для переговоров. Кто-то из юристов спросил у него, не хочет ли его Величество воды, но он только вяло отмахнулся, последние минуты лелея в памяти картины вчерашней ночи. В дверь, противоположную той, через которую он вошёл, постучали, и это значило, что делегация прибыла. Луи на всякий случай спешно поправил шейный платок, прикрывающий засосы. Стилист предложил загримировать, но Луи почему-то отказался. — Его Величество, штатгальтер Голландии, Зеландии и Утрехта, штатгальтер Гелдерланда и штатгальтер Оверэйсела, Вильгельм Третий Оранский. Луи поднялся с кресла — все прочие и так стояли — и тут же пожалел об этом, ведь в зал вошёл человек, мысли о котором занимали его ровно минуту назад. Тем не менее, ни мускул на его лице не дрогнул, чего нельзя было сказать о Уилле — точнее, о Вильгельме. Удивление сменилось пониманием, а понимание вызвало улыбку, которую ему всё же удалось превратить в обычное вежливое выражение симпатии. Луи не терпелось разобраться с формальностями и перейти к неформальной встрече, но самым большим минусом формальностей было то, что они занимали время. Разговаривать отстранённо и чинно было тяжело, а ещё тяжелее — слушать такие же формальные фразы в ответ, произнесённые голосом, который Луи запомнил по совсем другим вещам. «Ты выглядел так надменно, что мне захотелось посмотреть на твоё лицо, когда тебе закажут коктейль». «Нет, серьёзно, ты вообще умеешь улыбаться?» «Поцелуй меня». Голос Лавуа, министра обороны, выдернул его из оцепенения, и Луи выругался про себя. Он забылся. — Где нужно расписаться? — явно невпопад спросил он резко, потерев пальцами висок. Все посмотрели на него с удивлением или с возмущением, и один только Вильгельм, сидящий напротив, выглядел так, словно сейчас рассмеётся. — Прошу прощения, Ваше Величество? — Вы правда считаете уместным тратить наше время на то, что уже и так обсуждалось? Где-то за столом грустно вздохнул министр финансов Кольбер. Он часто слышал такой тон, и тон этот ничего хорошего не значил. — В самом деле, — подал голос Вильгельм, и все взгляды обратились к нему. Он не стал изображать капризную монаршую особу, как это сделал Луи, но он, как и почти любой голландец, обладал деловой хваткой, и долгие монотонные разговоры были не для него. — Всё ведь уже решено, мне кажется, что я знаю это соглашение наизусть, — продолжил он. — Полагаю, его Величество тоже. Давайте, где там галочку поставить? Судя по лицам представителей голландской стороны, всё шло из рук вон плохо, но зато настроение Луи взлетело выше некуда, особенно после того, как Вильгельм подмигнул ему, передавая ручку для подписи. Они пожали руки под аплодисменты дипломатов, как и полагалось главам двух стран после совершения такого важного дела. Теперь должна была начаться неформальная часть встречи, но Луи понял, что больше не вынесет: никто не собирался оставлять их одних. — Как его Величество смотрит на то, чтобы посетить мою резиденцию в Версале? — спросил он шёпотом, не торопясь выпускать ладонь Вильгельма. — Этим летом? — Прямо сейчас. Ухмылка была ему ответом. Союз между Голландией и Францией обещал быть гораздо более крепким, чем все предполагали.