Красный георгин

Юта клялся и божился, что пить не будет, но стоило Читтапону словно бы невзначай помянуть Сычена, и рука сама потянулась к бутылке. Пили дешевый бурбон и закусывали какой-то херней с креветками, которую сварганил Джонни. У Юты дома жратвы отродясь не водилось, да и праздновать день рождения он не планировал, но друзья никогда не считались с его мнением, потому нагрянули без приглашения, притащив с собой выпивку и закуски. Карты нашлись у Тэёна, который удивился находке не меньше, чем остальные. — Сыграем? — тут же оживился Читтапон. И, собственно, в тот миг все пошло коту под хвост. Играл Юта не то чтобы дерьмово, но карта ему однозначно не шла. Еще и Читтапон все испортил, отказавшись играть на деньги. — Мужики, ну это же скучно, — заявил он между партиями. Ему было грех жаловаться: первые две выиграл он. — Давайте на желания? И Юте бы в тот миг понять, что блеск в глазах немного пьяненького Читтапона ничего хорошего предвещать не может, но он выпил на порядок больше, чем следовало, в голове было пусто, а в желудке скреблись кошки, которых оставили ночевать на морозе. Потому он, не долго думая, с предложением согласился. Первые две раздачи продул Джонни, и все веселились, когда он выполнял дурацкие пожелания Читтапона (тот продолжал выигрывать, и это уже не смешило). Бурбон кончился, Тэён, как самый трезвый, сгонял в супермаркет за водкой, и тогда-то все стало совсем плохо. Юта при всем желании не смог бы сказать, какие у него на руках оказались карты, но гаденькую улыбку Читтапона, когда он победоносно раскрыл свои, запомнил хорошо. — Что бы тебе такого пожелать? — протянул он, постукивая пальцем по губам. Джонни, хихикая хомяком-переростком, сполз под стол, а Тэён, затаив дыхание, ждал вердикта. Юте было так пофиг, что аж стыдно. О чем он после очень пожалел. Читтапон, сволочь глазастая, это заметил и с коварной улыбкой поднялся с разбросанных по полу подушек. Отряхнул несуществующий сор с джинсов и бросил, ни к кому конкретно не обращаясь: — У кого-нибудь есть красная помада? Эта красная помада — Юта был уверен — будет сниться ему до конца его дней. Помады ни у кого не оказалось, и Тэён — как самый трезвый — решил сгонять за ней в супермаркет. Вернулся он с десятком тюбиков, потому что "я не знал, какой оттенок тебе нужен". И в этом был весь Тэён. Юта вообще разницы не видел — все помады были цвета суперменских трусов, — но Читтапон принялся малевать каждой на предплечье, пока не нашел ту, что искал. После с Юты взяли слово, что он не будет бить по яйцам, усадили на стульчик и принялись малевать ему губы. Юта не сказал бы, что испытывал в этот миг какой-то особенный восторг, но и дать Читтапону по морде не хотелось. Накатила усталость, которая наступает после целого дня ничего неделания, и Юта покорно открывал рот, а затем тер губы друг о друга, чтобы равномерно распределить по ним бархатный слой помады. У той был странный, цветочно-конфетный вкус, и Юте даже понравилось ощущать ее своей иссушенной кожей. Когда с помадой покончили, Читтапон приказал: "Раздевайся" и, не дожидаясь реакции Юты, снял кофту. Та была типично Читтапоновская: безразмерная, с длиннющими рукавами и косым вырезом, который бесстыже открывал ключицы. Юта вполне обоснованно предполагал, что она бабская, но чего он никак не ожидал — так это того, что ему самому придется ее надеть. Джонни заулюлюкал из-под стола, а Тэён, как самый трезвый, угреб на кухню — сообразить, чего бы еще пожевать. Юта поглядел на оголяющегося Читтапона без особого интереса и стянул, едва не оторвав нос, майку. — Штаны тоже снимай. — Читтапон расстегнул пояс своих мега-блядских джинсов. Юта насторожился, но пьяный мозг скомандовал: "Делай, что говорят", и он подчинился. Джинсы Читтапона Юта едва застегнул. Он хоть и был тощим засранцем, но Читтапон до него не дорос, и жопа, соответственно, — тоже. — Замечательно, — протянул Читтапон, изучив Юту со всех сторон. "Стыдоба", — подумал Юта и попытался прикрыть все, что так бесстыдно подчеркнули джинсы, кофтой, но Читтапон дал ему по рукам и ловко запихнул ее край за пояс. — Осталось найти туфли. Так понимаю, у тебя нет пары на шпильке, примерно сорок первого размера? Тэён, как самый трезвый, был наглым образом изъят из кухни и выдворен в ближайший еще не закрытый обувной за туфлями на шпильке. Не ниже семи сантиметров. И строго сорок первого размера. Внутренний голос подсказывал Юте, что Читтапон не спроста решил купить туфли его размера, но Джонни где-то раздобыл бутылку сухого белого, и Юта утратил бдительность окончательно. Туфли Тэён не нашел. Купил лаковые полусапожки на таком устрашающем каблуке, что Юта вполне обоснованно предположил — ходить в них невозможно. Читтапон был иного мнения. — Обувай, — потребовал он, и Юта, понимая, что ничем хорошим это не кончится, послушался. — Ну как? Юта, пошатываясь, поднялся со стула и сделал пару пробных шагов. — Как на палубе корабля в десятибалльный шторм. Какова вероятность, что я сломаю лодыжку, если подверну ногу? — Положись на меня. Юта должен был, здраво поразмыслив, прийти к выводу, что подобные заявления доверия не внушают, но Джонни плеснул ему еще вина, и он свято уверовал в Читтапонову честность и надежность. Момент между третьим бокалом и такси Юта удачно пропустил. Пришел в себя, когда водитель спросил адрес, и Читтапон, весело улыбаясь, назвал "Красный георгин". Юте стало дурно, он попытался выбраться из салона, но машина уже тронулась, да и колени Джонни служили надежной преградой между ним и дверью. До клуба было пятнадцать минут ходу, так что Юту даже не укачало. Из машины его вытаскивали в четыре руки — Тэён, как самый трезвый, расплачивался с таксистом и делал вид, что вообще не с ними. На входе стоял Лукас, и это было совсем хреново, ибо кто другой пьяную в дюпель компашку в клуб не пустил бы, а вот Лукас, широкая душа, с радостью это сделал. Еще не преминул заметить, что сегодня "как раз смена Сычена". Будто Юте красной помады и десятисантиметровой шпильки было мало. Время близилось к полуночи, с танцпола гудела музыка, и у бара засело три человека. Их однообразно сгорбленные спины и понурые плечи указывали на то, что они — представители здешнего завсегдатайства. Сычен явно маялся от скуки: Юте хватило мимолетного взгляда, чтобы понять — дело жопа. Каблуки пронзительно скрипнули о плитку пола, когда Юта, развернувшись на сто восемьдесят градусов, рванул на выход, но Читтапон был начеку и, ловко перехватив его за пояс, вернул на место. — Итак, мое желание: оставь на губах Сычена отпечаток своей помады. — Голос Читтапона лился душистым медом, и так сладко от него делалось, что Юту едва не стошнило. Он икнул, покосился на притихших за спиной друзей и, цепляясь за не очень этим довольных встречных, двинул к бару. Тот несколько раз сменил дислокацию (чуть позже Джонни скажет, что впервые видел кардиограммный способ передвижения воочию), но Юта упрямо шел к цели и таки ее достиг. Рухнул, едва не опрокинув и себя, и табурет, на свободное место и уперся руками в стойку. Сычен, подсоединявший в этот миг бочонок с пивом, с открытым ртом уставился на Юту. — Привет. — Юта улыбнулся как можно более естественно. Сычен нервно огляделся по сторонам. — Что ты здесь делаешь? — прошипел он, покосился на завсегдатаев и подошел ближе. — Что с твоим лицом? И почему ты одет как потаскуха? Юта хихикнул — мозг представил, как он передаст эти слова Читтапону, — и грудью навалился на стойку. — У меня сегодня день рождения. — Знаю. Но это не объясняет, почему ты приперся в общественное место в таком виде. Завсегдатаи еще ниже склонились над своими стаканами. Один сербнул достаточно громко, чтобы понять — они все прекрасно слышат. — Ты меня не поздравил. Я пришел за своим подарком. Сычен медленно выдохнул. Юта прикусил губу. Сычен мазнул по его рту раздраженным взглядом, сглотнул громко и уставился Юте в скулу. — Мне кажется, это немного не то место… — Меня заставили. — Ах, заставили? Так понимаю, те трое придурков, которые активно машут мне от углового столика? Юта поглядел через плечо и едва не рухнул с табурета. Стойка и цепкая хватка спасли его от падения. Друзья, вооружившись телефонами, делали вид, что заняты чем-то очень важным, но Юта знал: они уже включили камеры и готовы заснять миг его позора для потомков. — Они мне не друзья. — С каких пор? — С этих самых. Так о чем мы? — О том, что ты ужрался в хлам и сейчас свалишь домой. — Я трезв, как стеклышко. — Даже спорить не буду. Вызвать тебе такси? — Ты такой заботливый… — Юта со счастливой улыбкой растекся по стойке. Завсегдатаи, пошушукавшись, отодвинулись на другой ее конец. Сычен очень-очень медленно вдохнул. — Кажется, мы уже не раз говорили об этом. Я не заинтересован. — Но почему? Я ведь классный. Все говорят, что я классный. — Вот со всеми и встречайся. — Сычен сдернул с плеча полотенце и вернулся к пивному бочонку. — Если ты ничего не заказываешь, то освободи место. — У меня сегодня день рождения. Можно за счет заведения? — Язык работал быстрее мозга, хотя Юта уже серьезно сомневался в наличии у себя последнего. Внутренний голос вопил, что надо валить, пока не поздно, но упрямство и нежелание потерять мужское достоинство (которого Юта, кажется, лишился в тот миг, когда напялил шпильки) не давали ему сдвинуться с места. Он проиграл Читтапону желание. Он должен его исполнить, каким бы идиотским и травмоопасным оно ни было. Сычен вдохнул и выдохнул так медленно, что где-то парочка улиток сдохла от зависти. Рука потянулась к стакану. — Чего тебе? — На твой вкус. — Мы не подаем мышьяк. Юта упал лицом в столешницу. Голова сделалась настолько тяжелой, что поднять ее и сесть прямо уже не получилось. — Сегодня день моего рождения. Ты не мог бы быть чуточку ласковее? Разве я много прошу? — Сейчас позову охрану. — Она сама меня впустила. — Что будешь пить, говоришь? Юта мог, не глядя на Сычена, сказать, что у того дергается губа. Слева. Едва заметно, но так для него характерно. — Водку со льдом, пожалуйста. — Давай ограничимся льдом? — У меня день ро… — Водка так водка. Но если блеванешь в моем баре — очень об этом пожалеешь. — Уже. — Юта наконец-то оторвал от стойки голову и взглянул на Сычена из-под упавшей на глаза челки. Перед выходом Читтапон попытался привести его волосы в порядок, но, судя по лицу Сычена, преуспел мало. Сычен нырнул под стойку, погремел в морозилке льдом, после чего ловко свинтил с бутылки крышку и плеснул в стакан на два пальца. Шлепнул перед Ютой салфетку с логотипом клуба и опустил на нее стакан. — Твое здоровье. — Если вдруг завтра не проснусь — буду знать, кто посодействовал. Сычен криво улыбнулся и сдернул к завсегдатаям, которые вялыми жестами просили повторить. Юта, расплескав половину водки по Читтапоновым джинсам, осушил стакан и принялся грызть лед. Тот жег пальцы, и Юта, плюнув на все, сунул его за щеку. Сычен, который в этот миг расправился с последним заказом, поглядел на него с другого конца стойки и весь будто подобрался. Руки его дрогнули; крышка от бутылки "Мартини", которую он пытался закрыть, выскользнула из пальцев и улетела под стойку. Сычен нырнул следом. Вынырнул в полушаге от Юты; раздраженно фыркнул. Юта усмехнулся и перекатил лед за другую щеку. — У тебя помада размазалась, — буркнул Сычен и исчез за стойкой. — Зеркальца не найдется? — Я похож на супермаркет? — Сычен вновь возник перед Ютой. Сцапал салфетку, сложил ее треугольником и, перегнувшись через стойку, острым уголком провел над губой Юты. У того неправильно, но очень сладко свело живот. "Ну же, целуй его", — завопил внутренний голос, но Юта лишь и смог, что кивнуть благодарно и, раскусив наконец лед, проглотить его вместе с собравшейся во рту слюной. Сычен отпрянул, но Юта все равно чувствовал древесный, абрикосово-дымный аромат его духов. Он вдохнул поглубже и затаил дыхание, желая удержать этот запах в себе как можно дольше. Сычен поймал его взгляд — должно быть, невольно, — и у Юты мурашки по рукам побежали: так проникновенно Сычен на него смотрел. — Твои друзья только что свалили. Думаю, стоит их догнать, если не хочешь где-нибудь потеряться. — Как грубо. — Юта, скрипя табуретом, повернулся к столику, за которым еще пару минут назад сидели друзья, но тех уже и след простыл. Видать, поняли, что целовать Сычена ни один Юта Накамото этим вечером не будет, и сдернули, пока Сычен не натравил на них охрану. — Мне нужно в туалет. Сычен смотрел на него, как на идиота. — То есть, тебе ок, что они свалили, оставив тебя, пьяного и разукрашенного, как блядь, одного? — Не одного, а с тобой. — Слушай, Накамото, а в Санту ты случайно не веришь? — Это сейчас к чему? — Да просто хочу оценить уровень твоей наивности. Юта вздохнул, стек с табурета и, цепляясь за стойку, двинул к туалету. Сычен смотрел ему в спину — Юта чувствовал на себе его взгляд, но так и не обернулся, — и это было совершенно неправильно. Слова Сычена расходились с действиями, но как его расколоть, Юта не знал. Часть его — та, что верила в Санту — убеждала, что Сычену на него не плевать (иначе вызвал бы охрану), но отвечающая за рациональное мышление половина твердила: самообольщаться нифига не здорово. Из нужника Юта выполз спустя десять минут, восемь из которых проторчал у зеркала, глядя в свое размалеванное лицо. Внутренний голос вопил: "Умойся", но когда Юта к нему прислушивался? Двое завсегдатаев куда-то подевались; третий, сгорбившись еще сильнее, лакал из рюмки огненное пойло. Сычен поглядел на Юту недобро, но ничего не сказал. Юта взобрался на табурет, сложил на стойке руки и, опустив на них голову, закрыл глаза. — Это тебе не гостиница, — тут же отозвался Сычен. — Отцепись от человека, у него день рождения, — пробормотал завсегдатай. Табурет под ним протяжно заскрипел. Когда завсегдатай ушел, и в баре стало пусто, как в трудовой книжке Читтапона, Юта решил, что выбора у него нет и… уснул. Много ли времени он провел в отключке, сказать не мог, и потому, открыв глаза, не сразу сообразил, что не так. Понадобилось не меньше минуты, дабы осознать: он уже не в баре, а в накуренном салоне автомобиля. В открытое окно задувал ветер, а Сычен небрежно курил, глядя на мерцающие огни трассы. Машина стояла в пробке, и однозначно давно: Юта насчитал три свеженьких окурка в пепельнице. — Мама не учила, что курить вредно? — Он поерзал на пассажирском сидении, но ремень безопасности держал крепко. Сычен позаботился, чтобы Юта в бессозналке не покалечился, еще и парочку бумажных пакетов бросил на колени: на случай, если Юту стошнит. — Мама курит с четырнадцати лет. Не ей меня учить. — Сычен затянулся со смаком и выдохнул через нос. Юта никогда не курил — это же офигеть как вредно для здоровья, а ему и одного Сычена хватает, чтобы портить его на постоянной основе, — но сейчас вдруг захотелось. Правда, просить сигаретку он благоразумно не стал: догадывался, что блеванет после первой же затяжки. — Долго стоим? — Минут двадцать. Говорят, бензовоз перевернулся. Спасатели боятся возгорания, потому остановили все движение по трассе. Юта кивнул. Потом опомнился и заметил: — Мне вообще-то в другую сторону. — Можешь выйти, поголосовать. Встречная, правда, тоже перекрыта, но, гляди, какой велосипедист и подберет. В три утра их тут, наверное, пруд пруди. — И кто тебя только учил язвить? — Жизнь, Накамото. — Сычен докурил до фильтра и загасил бычок в пепельнице. Постучал пальцами по рулю, потыкал в приемник, но в эфир пускали или новости с места происшествия, или всякую попсу нон-стоп. Сычен остановился на последней, выставил звук на минимум — лишь бы бубнило на периферии — и, откинувшись на спинку сидения, ощупью потянулся за сигаретами. — Нервничаешь? — спросил Юта. Сделал он это без задней мысли и только затем понял, как это прозвучало. Сычен осуждающе вздохнул и с профессиональной ловкостью прикурил. — Так и не скажешь, зачем вырядился, как курва? — Проспорил Читтапону. — Твои друзья — извращенцы. Знаешь? — Они сами мне об этом сказали при знакомстве. Сычен тихо рассмеялся. Взгляд его смягчился; плечи расслабились. — Больше никогда с ними не спорь. Красный тебе, конечно, идет, но парни, вообще-то, не фанаты поцелуев с помадой. Юта поглядел в окно. В салоне горел свет, и Юта видел в темном стекле свое оплывшее, помятое отражение. Помада — спасибо производителю за качество — по большей части держалась на губах, а не размазалась клоуинским пятном по всему лицу. — Тэён денег не пожалел. Думаю, она выдержит испытание поцелуем. Проверим? Сычен застонал, но улыбаться не перестал. Видимо, настроение у него за те пару часов, что Юта спал, значительно улучшилось. — Остынь, Ромео. От тебя несет паленой водкой за километр. — Почему я так тебе не нравлюсь? Сычен выпустил дым в окно. — Не люблю, когда не дают дышать, а ты в этом мастак. Твоя навязчивость бесит. — А как мне еще за тобой ухаживать? Отмораживаться при встрече и делать вид, что мы не знакомы? Сычен пожал плечами. — Не знаю. Просто... не выношу, когда пристают так откровенно. В тебе же тонкости и изящества, как во мне — любви к людям. Вбил себе что-то в голову и лезешь напролом. — Пока я буду изящничать, тебя уведут. — Меня? — Сычен прыснул. — Бога ради. Они немного помолчали. Затем Юта осторожно, без лишних движений, спросил: — Так с чего ты решил меня домой отвезти? — Ты мне нравишься, когда спишь. Сычен посмотрел на Юту прямо. Это был самый долгий взгляд глаза в глаза, который они разделяли. Сычен сам к нему потянулся, мазнул сухими, пахнущими вишней губами по его губам и тут же отпрянул. Глаза у него блестели, и это был тот самый блеск, который Юта уже и не надеялся в них увидеть. — Как-то быстро мы перешли от "не интересует" к "ты мне нравишься, когда спишь". — Юта облизнул губы. Его немного вело, и он сам себе казался таким идиотом, что хотелось надавать по жопе, лишь бы помалкивал. — Порой на меня находит. Знаешь, когда терпеть не можешь вшей, по подбираешь бездомного котенка и тащишь его домой за пазухой, потому что на улице сракопад и льет как из ведра? — Я один раз подобрал щенка. Думал, болонка какая, а оказалось — мастиф. Папка грозился выселить на улицу вместе с ним. — Ты такой дурной временами. — Сычен с усмешкой покачал головой. — Это комплимент или мне оскорбиться? Сычен наклонился к лицу Юты. Кончиком языка тронул уголок его рта и вновь отпрянул. — Надо будет заскочить в супермаркет и купить тебе зубную щетку. Юта рассмеялся, но от смеха загудела голова, и он тут же умолк. — Рассматривать это как возможное продолжение "ты мне нравишься, когда спишь" или кое-кто помешан на гигиене рта? — Выметайся из моей машины. — Жестоко. На мне полупрозрачная срамота, которую Читтапон называет одеждой, и туфли на шпильке. — Потому я не шибко беспокоюсь: какой-нибудь сладкий папочка обязательно тебя подберет. Они переглянулись. Юта усмехнулся. Не смотря на то, что голову рвало на части, а в желудке комом встали закуски и водка со льдом, он чувствовал себя на удивление хорошо. Сычен мог огрызаться сколько угодно, но Юта знал его слабое место и, как истинный Скорпион, собирался этим знанием воспользоваться. Пробка рассосалась ближе к шести утра, и Юта, успевший к этому времени снова уснуть, пришел в себя, только когда Сычен взялся за ремень безопасности. — Воу, а как же супермаркет? — Юта с трудом разлепил глаза и подергал ремень, однозначно мешая этим Сычену. Тот раздраженно вздохнул и ответил: — Ты успешно его проспал. Хватит дергать: ты что, маленький? — Нет. Мне просто нравится тебя бесить. — Серьезно? — По лицу Сычена было не понять, как сильно он собирается Юту ударить. — Ноуп, мозг и тело просто не хотят коннектиться. Сычен, ругнувшись под нос, расстегнул ремень. Юта тут же стек под кресло и закрыл глаза. Поясницу ломило, как суку, а задница онемела так, что Юта не чувствовал левой ее половины. Он готов был заплатить любые деньги за горячую ванну и массаж, но знал, что отключится раньше, чем доберется до квартиры Сычена. Если тот, конечно, после всего случившегося не отпинает его до ближайшей автобусной остановки. — Так, чудо божественной инженерии, вылезай из машины или я позвоню твоим дружкам, и ты лишишься, вполне вероятно, единственной возможности побывать в моей постели. Юта, кряхтя, выполз из машины и потоптался на месте, чтобы вспомнить, как пользоваться ногами. В таком состоянии это и в обычных ботинках представляло проблему, а уж на шпильке и вовсе было невозможно, потому Юта не шибко удивился, когда минуту спустя Сычен выгребал его из горы мусора, которую он же и организовал посреди клумбы, рухнув туда вместе с урной. — В свое оправдание скажу, что такое со мной впервые. — Юта обеими руками вцепился в Сычена. Тот пошатнулся под весом его тела, но на ногах устоял. Он, в отличии от Юты, водку с вином не мешал и шпильки не носил. — Поверю на слово. — Каблуки — ужасно непрактичная штука. — Их можно использовать в качестве оружия. — Для самоубийства? Сычен рассмеялся, обнял Юту за пояс и медленным шагом направился к подъезду. Жил Сычен в столь же непримечательной многоэтажке, как и Юта, и квартира его на поверку оказалась такой же посредственной. Юта, правда, особо не присматривался, да и запомнил, по большей части, только унитаз да коврик для ванной, на котором устроился, пока блевал. После Сычен поил его холодным апельсиновым соком, умывал и укладывал, как и обещал, в свою постель. Ее Юта тоже запомнил, но больше чувственно, нежели образно. От подушки пахло Сыченом, от одеяла — стиральным порошком, а простыни ощущались чистейшим блаженством. Юта провалился в них, а затем — в сон. Будил его опять Сычен. — Можешь воспользоваться туфлей и прибить меня, — пробубнил в подушку Юта, но открывать глаза отказался. Во сне было хорошо, в похмельной реальности — не очень. И это мягко говоря. — В следующий раз — непременно. А пока я сварил кофе, и ты оторвешь задницу от моей постели, дотащишь ее до кухни и выпьешь все до последней капли, иначе вылью его тебе на голову. — Сычен говорил мягким, полным сострадания голосом, и Юта понял, что он без колебаний исполнит свою угрозу, потому выбрался из-под одеяла и как был — в трусах и капроновых носках (спасибо предусмотрительному Тэёну, который решил, что на босу ногу новые сапожки натрут мозоль) — побрел за Сыченом на кухню. Кухня оказалась крошечной конурой, в которую едва поместились кофе-машина, стол и два стула. В завешанное бумажными жалюзи окно заглядывало предвечернее солнце — уныло-апельсиновое, с надрывом, — свет которого растекался по кафельному полу и щербатым стенам. Юта поежился и опустился на стул. Сидеть практически голой задницей на холодном пластике было еще тем удовольствием, но всяко лучше, чем получить кипятком в морду. Сычен поставил перед Ютой кружку, по самый ободок наполненную черным кофе, и тарелку с двумя кусками поджаренного хлеба. — Извини, но я дерьмово готовлю. — Не беда: я и не такое пробовал. — Юта припал к кружке. Кофе был горячим и крепким, и после трех глотков он сдался. Покрутил в руках гренку, понюхал слегка подгоревшую корочку и куснул на пробу. "Жрать можно", — решил желудок, Юта с ним согласился и запихнул в рот сразу треть куска. — Знаешь, что меня бесит больше всего? — спросил Сычен, постукивая пальцем по собственной кружке. К кофе он едва притронулся. Юта, не прекращая жевать, жестом показал, что весь внимание. — Чем меньше ты пытаешься мне нравиться, тем больше нравишься. — Готов поспорить, что ты уже в меня влюблен, — прошамкал Юта и присосался к кружке. Сычен покачал головой и отвернулся к раковине, чтобы выплеснуть в нее кофе. — Чеши в ванную. Твоя зубная щетка — зеленая. Юта дожевал гренку и поковылял куда сказали. Привел себя в порядок и отправился на поиски своих-читтапоновских шмоток. Те нашлись на стуле у кровати, и одного взгляда на них хватило, чтобы понять: лучше пробежаться через город в трусах, чем еще раз вырядиться в эту позорноту. — Если хорошо попросишь — одолжу рубашку. — Сычен подкрался неслышно, и Юта, не ожидавший подобной подставы, заорал во весь голос. Сычен рассмеялся; лицо его смягчилось, а тело покинуло сковывавшее его напряжение. Юта, конечно, был за него безумно рад, но сердце рухнуло в живот и теперь бешено грохотало где-то под пупком. Юта завалился на стульчик и перевел дух. В голове, по всем ощущениям, зарождалась новая галактика. — Никогда, слышишь, не подкрадывайся ко мне со спины. — Юта прижал ладонь ко лбу. — Кажется, у меня инсульт случился. — Это вряд ли. — Сычен в два шага оказался перед шкафом, порылся там недолго и протянул Юте фланелевую, в крупную серую клетку, рубашку. — Тошнит, рук-ног не чувствуешь, лицо онемело, голова кружится? — Да ты доктор? — Юта сцапал рубашку и в два счета натянул ее на плечи. Брюк Сычен не предложил, так что пришлось, скрепя сердце, лезть в читтапоновские. — Умею гуглом пользоваться. — Он у тебя в подкорку головного вшит? — Что-то типа того. — Сычен окинул Юту оценивающим взглядом. — Знаешь, завтра день рождения уже у меня; я ничего не планировал, но если хочешь, можешь пригласить меня куда-нибудь. Юта воздел глаза к потолку и искренне поблагодарил всех причастных к случившемуся богов. Без содействия свыше тут точно не обошлось. — Как насчет трехзвездочного ресторана, где я распрощаюсь со всеми своими сбережениями, чтобы произвести на тебя впечатление? — А потом тебя выселят из квартиры за неуплату, ты притащишься ко мне с чемоданами и любимым кактусом и попросишься на коврик в ванной? Юта широко улыбнулся. — Ты меня раскусил. — Тогда остановимся на какой-нибудь закусочной. Мой коврик не готов к серьезным отношениям. — Но хоть кактус приютишь? Буду пару раз в неделю его навещать и… Сычен покачал головой, шагнул к Юте и, обняв его за шею, поцеловал. Юта не растерялся и через миг уже прижимал Сычена к шкафу. Читтапон вряд ли засчитает этот поцелуй как выполненное желание — от помады давно не осталось и следа, — но Юта, если честно, плевать на это хотел. Он целовал Сычена, и тот целовал его в ответ, и это было, пожалуй, лучшее утро после пьянки, которое случалось в жизни Юты. Ладно, это было лучшее, что случалось с ним со времен его первого настоящего секса, но он никогда не признается в этом Сычену, ибо тот и так имеет над ним слишком большую власть. Поцелуй затянулся, и Юте пришлось его прервать, ибо еще немного, и он бы уже не смог, а нечто большее Сычену точно не понравилось бы. — Все еще бешу? — спросил Юта и напоследок поцеловал уголок Сыченового рта. Сычен кивнул. — Очень. Юта забрался ладонями под его рубашку, погладил спину. Кожа у Сычена была гладкая и холодная, как стекло. Ласкать ее было все равно, что прикасаться к немыслимо дорогой вазе. И если разбить вазу Юта не боялся — при желании и определенной сноровке ее можно склеить, — то с Сыченом все было в разы сложнее. И Юта соврал бы, если бы сказал, что ему это не нравится. — И все же, — прошептал он, — каковы шансы, что ты в меня влюбишься? Сычен поджал губы, но подавить улыбку не смог. Ладони, лежащие на груди Юты, сжались в кулаки; пальцы смяли плотную ткань рубашки. Сычен незаметно, но так разительно преобразился, что на миг Юте показалось — перед ним совершенно другой человек: немного наивный и стеснительный, нуждающийся в опеке и заботе. Внутри расплескалось тепло, от которого даже похмелье куда-то подевалось, и Юта не удержался от ответной улыбки. Так они и стояли, улыбаясь друг другу, как идиоты, и Юта, на самом деле, не имел ничего против. Он бы и вечность так провел, но у той явно были другие планы. Телефон — паскудное изобретение человечества, долженствующее разрушать самые прекрасные мгновения в жизни людей — запищал входящим от прикроватной тумбочки. Сычен вздохнул и выскользнул из рук Юты. — О, твои друзья-извращенцы интересуются, жив ли ты? — Скажи, что для них я умер навсегда. Сычен усмехнулся и набрал ответ. Телефон завибрировал спустя десять секунд. — Угрожают устроить поминки с блэкджеком и шлюхами, и тебя на них не позвать. Юта подгреб к Сычену, обнял его со спины и опустил голову ему на плечо. — Не интересует: судя по описанию, на поминках будут только друзья Читтапона. — Так и ответить? — Читтапон не оценит. А я не люблю шутить впустую. — Юта мягко отобрал у Сычена телефон, оповестил друзей, что они козлы и на веки вечные занесены в черный список, и засобирался домой. Сычен не задерживал. — Вызову такси, — лишь и сказал он. Юта заикнулся было о метро, но Сычен смерил его укоризненным взглядом, и Юта сдался. — У меня друг-таксист. Возить тебя заулками не станет, да и мне спокойней. — Еще вчера ты предлагал мне выпить яду. — Юта уткнулся носом в шею Сычена. Тот дернул плечом, но у Юты в родстве водились коалы, так что отделаться от него у Сычена не получилось. — Когда ты пьяный и выглядишь, как шлюха — так и хочется прикончить. — Неправда. Ты кинкуешь от красной помады. — Это не меняет того, что… — О, так ты признаешь, что у тебя встает на блядскую красную помаду? — Я и не отрицал. — Сычен поднес телефон к уху и показал Юте, чтобы молчал. Юта воспользовался ситуацией и припал к шее Сычена губами. Пока Сычен договаривался с другом — успел добраться до ворота рубашки, расстегнуть три верхних пуговицы, получить по рукам и оставить на ключице Сычена метку. Сычен особо не сопротивлялся, но взгляд его ничего хорошего не предвещал. Так и случилось: как только разговор с таксистом закончился, Юта на собственной шкуре узнал, почему не стоит злить Скорпионов. Пальцы у Сычена оказались такими же холодными, как и вся его кожа, но с застежками на блядоджинсах Читтапона справились ловко. Юта умом понимал — надо бы его остановить, но когда, бога ради, он прислушивался к тому, что не член? Члену знакомство с ледяными пальцами Сычена поначалу не очень понравились, но после он попривык, и Юта должен был согласиться, что в этом есть определенная прелесть. Он расслабился и приготовился мужественно принять свое наказание, но… явился приятель-таксист, и Сычен, аки самый мерзостный из всех существующих в мире Скорпионов, выставил Юту за порог. — Ты же в курсе, что я тоже Скорпион по гороскопу? — проорал Юта в захлопнувшуюся перед носом дверь. — Если думаешь, что я тебе этого не припомню, то… — "не ошибаешься", — гаденько проблеял внутренний голос, который не хуже самого Юты знал, что мстить Сычену он никогда не станет. Хоть и должен. Но не сможет. Ибо у Сычена чудеснейшая из улыбок, восхитительные ушки и очень ловкие пальцы, которые член Юты еще долго будет помнить... Юта в сердцах пнул дверь и поковылял на выход. Водила оглядел его бегло, но ничего не сказал. Кивнул на заднее сидение и уставился за ветровое стекло. Весь путь до дома Юты он тактично помалкивал, чему Юта был несказанно рад. Его ждали. Стоило машине въехать во двор, как Юта заметил две приткнувшиеся под кустом дикой вишни фигуры. И если Тэён делал вид, что вышел свежим воздухом подышать, то Читтапон бесстыдно пялился на такси, пока то не остановилось в метре от него. Дожидаться, когда Юта из него выберется, он не стал, и Юта не мог сказать, что не рад этому: бумажник он забыл дома, а Сычен выставил его за дверь, наградив лишь стояком. — Заплати таксисту. — Юта опередил открывшего уже рот Читтапона на долю секунды и со второй попытки выцарапал себя из машины. Обувь поудобней Сычен ему тоже не предложил, так что пришлось довольствоваться монструозными полусапожками. Читтапон захлопнул рот и полез в карман. Водитель улыбнулся, отчего на щеках его появились ямочки, и Читтапон, до того не обращавший на него внимания, крякнул и странно изменился в лице. Подоспевший Тэён покосился на него подозрительно и взглядом спросил у Юты, что происходит. Юта пожал плечами. Ему, по правде говоря, было все равно. Читтапон после вчерашней выходки и не такого заслуживал. Тэён, впрочем, тоже, потому Юта решил начать с него. — Знаешь, я ожидал чего-то подобного от Читтапона, но ты… Как ты мог бросить меня в этом клубе одного? — спросил он, нахмурившись. Тэён натянул на лицо щенячье выражение. — Это все Читтапон. И мы не уходили. Точнее, мы ушли, но… В свое оправдание замечу, что мы три с половиной часа проторчали в вонючей подворотне, дожидаясь, когда тебя вышвырнут из клуба с разбитой мордой, а ты взял и укатил вместе с Сыченом. — Я сейчас должен растрогаться и вас простить? — Их можешь не прощать, но я-то твой лучший друг. И это была моя идея — подождать. Читтапон вообще предлагал сразу свалить домой. — Ибо знал, что Сычен не устоит перед красной помадой. — Читтапон вклинился между ними. Щеки его бесстыже пылали, а в глазах плясали игривые чертята. — И оказался прав. Это ведь приятель Сычена? — Читтапон проводил выехавшее со двора такси мечтательным взглядом. — Сычен говорил, тебя его друг привезет и... — Господи, Читтапон, не все парни — геи. Когда ты уже это уяснишь? — Юта сцапал Читтапона за локоть и поволок к подъезду. — И куда вы подевали Джонни? — Он дома: отсыпается. И ты не можешь знать, что этот красавчик не гей. На нем ведь не написано. — Читтапон покорно шагал за Ютой. Тэён держался позади и всем своим видом показывал, что любуется местными красотами и этих придурков знать не знает. — Ты вот тоже на гея не похож. Мой сосед до сих пор считает, что ты самый натуральный из натуралов. И вообще, где твое спасибо? Я устроил твою личную жизнь, а ты… Юта со стоном затолкал Читтапона в подъезд. — Лучше бы свою устроил или работу ради разнообразия нашел. — Я и пытаюсь. Устроить. А ты меня обламываешь. — Ты днями и ночами отираешься в "Георгине", но запасть решил на водителя такси? Гениально. Просто гениально. — Напомнить, кто целый год упадал за парнем, который грозился пустить его на корм собакам? — Мне есть, что на это ответить, но некогда: завтра иду на свидание, а перед ним нужно хорошенько отдохнуть, поэтому… — Юта впихнул Читтапона в лифт, подождал, когда к ним присоединится Тэён, и нажал кнопку своего этажа. — Я раздобуду номер твоего таксиста, если ты целый день проходишь в этом. — Он стащил сапог и вручил его Читтапону. Читтапон обреченно поглядел на десятисантиметровый каблук и прижал сапог к груди. Двери лифта закрылись. Ноябрь, 2018 — Январь, 2019