В ночь перед снежной бурей

Детектив-инспектор Магнус Дэвид Гроссхаммер отвернулся от иллюминатора и протёр глаза — они немилосердно болели. Сам, конечно, виноват: не стоило слишком долго вглядываться в арктический лёд. Белый цвет и есть белый, сколько б оттенков он в себе ни таил, высматривать там пока что нечего. Снежная слепота — не самый лучший выбор для человека, летящего расследовать убийство. Ну и заодно укреплять отношения между городами Содружества. Следует быть честным хотя бы перед собой: раскрытие убийства — лишь малая часть миссии Гроссхаммера. Капитан МакКаллум твердил ему об этом столько раз, что Магнус успел потерять счёт повторениям. Никогда в жизни детектив-инспектор Гроссхаммер не занимался политикой. Но кого это беспокоит сейчас, когда леди Соня... простите, сэр Соня обратилась за помощью в Новый Эдинбург? Соня Норд, «леди-стерва», умела ставить раком любого, кого только пожелает. Об этом капитан МакКаллум тоже упомянул. Пару раз. На сей раз выбор хозяйки Нью-Хоупа пал на капитана Нового Эдинбурга, и об этом МакКаллум даже не заикался. Вспоминать об известном всем (и весьма печальном) факте — всё равно что шатать языком больной зуб. Пользы никакой, а расстройство немалое. Глаза всё болели, и инспектор Гроссхаммер прикрыл их, стараясь отвлечься от рези под веками и плавающих в темноте огромных разноцветных пятен — внизу, под дирижаблем, двигались гиганты-автоматоны, трёхногие машины, не знающие устали, умеющие в равной степени качественно рубить уголь и ухаживать за больными — главное, установить нужную программу. Сейчас они несли в Нью-Хоуп продукты и лекарства — обычная торговля, и слава Господу, что это так. В былые дни автоматоны, бывало, вооружали, а сражаться с огромными бездушными машинами в мире, где каждая человеческая жизнь на счету... Магнус невольно содрогнулся. Благодарение Господу за то, что сейчас царит мир! Господу — и шаткому, но существующему не только на бумаге Содружеству Британских Городов. Содружество удерживало остатки человечества от полного и окончательного вымирания. Магнусу приходилось видеть привезённые разведчиками фотоснимки обезлюдевших городов — Винтерхоум, Новый Капитолий... Там дома уже потонули в ледяных сугробах, наметённых очередной бурей. Только снег и лёд, только мертвенная белизна, и ничего более. Страшное это дело — белизна Арктики. Сам Магнус совершенно терялся в мире, где царил белый цвет, холодный и торжествующий, подавляющий все прочие, убивающий всё живое. Размышления прервал разведчик — кряжистый мужчина, одетый в несколько шинелей, нацепленных одна поверх другой. Обычное дело — в Новом Эдинбурге сам Магнус ходил именно так. Ради высокой миссии капитан МакКаллум распорядился выдать ему шубу, хранившуюся где-то в глубине личных капитанских складов. Шуба была старой, нитки в некоторых швах сгнили, и пришлось срочно их менять, но тем не менее инспектор Гроссхаммер оценил свалившуюся на него роскошь. Сам он, правда, предпочёл бы не выделяться из толпы, но тут уж выбирать не приходилось. — Чаю будете, сэр? Или чего покрепче? — Чай подойдёт, мистер... — Эткинсон, сэр. Хью Эткинсон. — Благодарю, мистер Эткинсон. Горячий чай — как раз то, что нужно. Глядя, как Эткинсон споро заваривает чай на мини-горелке, куда из огромного газового баллона отводилась часть газа, предназначенного для купола маленького и юркого разведывательного дирижабля, инспектор поневоле вспоминал детские мечты. Как и все мальчишки в Новом Эдинбурге, он мечтал стать разведчиком и бороздить бескрайние ледяные просторы: отыскивать заблудившихся, открывать новые земли, налаживать связь между затерянными в Арктике городами... И как почти у всех мальчишек, эта мечта прошла, оставив лишь воспоминания и смутные сожаления. Теперь же, видя перед собой живое воплощение своего детского идеала, Магнус Гроссхаммер испытал сложные, труднопередаваемые чувства: адскую смесь восхищения, зависти и почему-то иронической теплоты, той, которая возникает обычно при виде играющих детей или хлопочущей у пароварки хозяйки. — Вы давно в этой профессии, мистер Эткинсон? — спросил он, прихлёбывая ароматный горячий чай. Чайные деревья распространялись из теплиц Оксбриджа и ценились чрезвычайно дорого. Обычно слово «чай» обозначало или просто кипяток, или кипяток с примесью разнообразнейшей бурды, подчас не слишком полезной для здоровья. Как-то раз инспектору довелось расследовать массовое отравление на лесопилке, где рабочие устроили чаепитие, а в кипяток подмешали не те опилки. Этот чай был настоящим. Неплохо живут в Нью-Хоупе... — Я? — степенно ответствовал между тем Хью Эткинсон. — Уже семнадцать лет, как я тружусь на этом дирижабле, сэр. Он хоть и немолод, но ни разу ещё меня не подводил! — Семнадцать лет? — Магнус задумчиво покивал. — Ровно столько же и я работаю стражником. — Я считаю, это счастливое совпадение, сэр, — решительно заявил Эткинсон. — Вы обязательно найдёте того мерзавца, что укокошил Джимми Бёрда. Вот вам крест — найдёте! И Хью Эткинсон размашисто, хотя и не совсем по уставу, перекрестился. Хотел бы и сам инспектор Гроссхаммер так истово верить в это! Насколько ему было известно, убийства — предумышленные убийства, а не случайности вроде замёрзшего в мороз пьянчуги или потянувшего не за тот рычаг работника — были редки и в старой доброй Англии; в нынешнее же время, когда мороз косил ряды поселенцев не хуже вражеских войск, убийство стало явлением столь же редким, как оттепель. Лично Гроссхаммер за всю свою семнадцатилетнюю карьеру расследовал всего одно — пьяную драку в баре, спровоцированную нелестными высказываниями одного углежога о жене другого. Как там обстояли дела с верностью супруги на самом деле, обиженный муж выяснять не стал, о чём впоследствии искренне раскаивался. Вот и вся история, никаких тайн. В отличие от убийства в Нью-Хоупе. — А вам самому что-либо известно об этом деле? — Мне, сэр? — Эткинсон пожал могучими плечами. — Нет, сэр, мне — нет. Я вообще тогда был в отлучке: возле нашего аванпоста в Холодном ущелье появилась трещина не трещина, пролом не пролом, а просто один дьявол знает что такое, сэр, простите, сэр. Вот меня и послали выяснить, не опасно ли оно. — И как? — Ну-у... опасно, сэр, но что здесь не опасно? Если бы Господь решил наградить нас, так послал бы в рай, верно? Чтоб птички, трава зелёная, а не снег по уши! Инспектор Гроссхаммер задумчиво кивнул. Что да, то да. На рай Арктика не походила совершенно. Ободренный явным сочувствием, Хью Эткинсон продолжал: — Мы с ребятами закидали этот пролом снегом со льдом, вроде схватилось, а там только Бог ведает, что дальше. Вернулись, думали отдохнуть, а тут такое... Гроссхаммер невольно поёжился. Ему случалось раскрывать достаточно изощрённые махинации с пищевыми пайками, кражи со складов, подкупы должностных лиц... Всё это не шло ни в какое сравнение с предстоящим делом. И чтоб тому бедолаге-углежогу, укокошившему товарища, жить где-нибудь в Новом Лондоне или Фростслэйере! Но нет же! Именно из-за этого дела Соня Норд и обратилась к капитану Нового Эдинбурга. Дескать, только у вашего человека имеется подходящий опыт... Вот откуда, спрашивается, узнала? Конечно, капитан МакКаллум не мог ей отказать. Со времени наступления Великих Холодов прошло уже полстолетия, и человечество сумело если не преодолеть их разрушительные последствия (последнее, наверное, не удастся и за пару сотен лет), то хотя бы немного приспособиться. Арктические поселения, ютящиеся вокруг огромных генераторов, стали настоящими городами, кое-как наладили между собою связь... и началась столь ненавистная сердцу Магнуса Гроссхаммера политика. Новый Эдинбург рос быстро и по праву считал себя центром свежесозданного и кое-как держащегося на нескольких размытых по содержанию договорах Содружества Британских Городов. Беда в том, что центром считал себя не он один. Центров было несколько — Новый Лондон, Великий Кардифф, Фростслэйер... Каждое поселение с населением больше тысячи человек, пережившее несколько снежных бурь, гордилось этим — и по праву! — заявляя, что уж теперь-то оно точно пуп земли и остальные должны почтительно склониться перед героизмом его жителей. Иногда для подобных притязаний и тысячи человек не требовалось. Взять, к примеру, «города-близнецы», Оксбридж и спасённый им Новый Манчестер. Эти и в Содружество-то войти отказались иначе, чем на правах «столиц-близнецов»! Конечно, им было отказано! И пусть все мало-мальски успешные политики современности почитали обязательным для себя пройти в Оксбридже стажировку, но пищевые пайки, как говорится, делятся по количеству человек, а не по заслугам. Нью-Хоуп в этой гонке за лидерством стоял особняком. Кто-то говорил «к счастью», остальные плевались и сыпали отборными непристойностями. По мнению Магнуса Гроссхаммера, правы были и те, и другие. — Ещё чайку, сэр? Путь неблизкий... — Не могу отказаться, мистер Эткинсон. Великолепный всё-таки у вас чай! Глядя, как расцветает на грубом, обветренном лице смущённая улыбка, Магнус не мог отделаться от мысли, что они с Хью Эткинсоном смотрят друг на друга как на чудо. Мистер Эткинсон считает инспектора «башковитым» (или «мозговитым», или как там говорят в Нью-Хоупе), а сам Магнус видит в разведчике воплощённую мечту детства. Забавная всё-таки штука — эти мечты... Глаза всё ещё видели не слишком хорошо, а посему инспектор Гроссхаммер старался не коситься в иллюминатор. Белое безмолвие Арктики, нарушаемое лишь механическим шагом автоматонов, влияло на него угнетающе. Магнус чувствовал себя на своём месте среди городской суеты, знал все закоулки родного Нового Эдинбурга, где родился и вырос. Можно сказать, он рос вместе с городом, а о Лондоне и Старом Эдинбурге слышал лишь рассказы стариков. Но кто верит старикам и их воспоминаниям о жизни, в которой сады цвели на открытой земле, а не в теплицах и по улицам города летом можно было ходить чуть ли не в нижнем белье? Наверное, правильно, что Магнус не стал разведчиком. Глядеть на бескрайние просторы белого и только белого цвета было бы выше его сил. А вот с людьми он чувствовал себя легко и свободно. Так непринужденно, как только мог, Магнус поинтересовался: — Но вы же были знакомы с Джимми Бёрдом, верно? Город маленький, все должны друг друга знать. — Ваша правда, сэр, я его знал, — показалось, или Хью Эткинсон откликнулся с лёгкой заминкой? — Но не сказать, чтоб так уж хорошо. Он из инженеров, сэр, а я простолюдин, сами понимаете. Инспектор Гроссхаммер задумчиво хмыкнул: он сам был выходцем из касты инженеров. Но Уве Гроссхаммер, норвежец, приглашённый шотландскими лэрдами для постройки генератора, не чурался чёрной работы: доводилось ему трудиться и на лесопилке, и на сталелитейном заводе. Бывало, что перед снежными бурями днём Уве мешал черпаком варево на одной из многочисленных кухонь Нового Эдинбурга, а вечером швырял лопатой уголь. У отца Магнус многому научился. Жаль, не унаследовал талант к работе с точными механизмами, зато узнал жизнь. Рабочие в их доме чувствовали себя вполне уютно. Да и женился Уве на женщине из простой семьи... — Что, этот Джимми сильно нос задирал перед простыми трудягами? — сочувственно спросил Магнус и, дождавшись неохотного кивка, продолжил: — Это он, не в обиду мертвецу будь сказано, нехорошо поступал. Не лорд, в конце концов! Хью Эткинсон ухмыльнулся и радостно согласился, что да, уж кого-кого, а лордов в Нью-Хоупе не водится. Все британские города в Арктике делились на две группы: основанные свободными поселенцами и лордами. Нью-Хоуп принадлежал ко вторым, причём сэр Чарльз Уэнтворт Джордж, граф Клиффорд, показал себя сначала отъявленным мерзавцем во время постройки дредноута, увозившего из растерзанной холодом Британии переселенцев, а впоследствии — редкостным тупицей во всём, что касалось управления городом. Кое-как Нью-Хоуп пережил первую снежную бурю: несмотря на то что генератор поставили на богатейших залежах угля, запасов едва-едва хватило, чтобы обогреть четверть городских построек. После бури больше недели ушло на вынос трупов из заиндевевших домов и последующее захоронение. Учитывая, что владелец Нью-Хоупа демонстративно устранился от «закапывания ублюдков, не сумевших позаботиться о себе самостоятельно», нетрудно было предугадать дальнейший ход событий. Второй снежной бури Нью-Хоуп мог и не перенести, это вскорости стало очевидно всем, кроме графа. И поселенцы подняли восстание. Их капитаном стала Соня Норд, женщина, соответствующая собственной фамилии и суровая, как окружающие Нью-Хоуп ледяные глыбы. Может, именно в этой жёсткости, не переходящей, однако, границ жестокости, и заключался единственный шанс на спасение умирающего города. Капитан Соня начала с того, что не убила лорда Клиффорда, а отправила на санях с группой разведчиков в изгнание, для начала — в Новый Лондон. И вместе с этими же разведчиками она отправила согласие на вступление Нью-Хоупа в Содружество — то самое согласие, которого так тщетно пытались добиться от лорда Клиффорда. Этим она сходу вышибла почву из-под ног сторонников немедленных военных действий против мятежников — а такие сторонники имелись, и в немалом количестве. Но капитан Соня тщательно продумала, в какой город следует послать парламентёров. В Новом Эдинбурге, к стыду инспектора Гроссхаммера, к словам лорда Клиффорда отнеслись бы гораздо серьёзней, ведь лорды продолжали в значительной степени влиять на политику города и родственников у Клиффорда здесь имелось немало. Но в Новом Лондоне значительную часть населения составляли американцы из разрушенного Теслаграда — мятежники и бунтовщики, убившие собственного предводителя. И там с восторгом встретили предложение нового капитана Нью-Хоупа — особенно учитывая, что к нему прилагались начерно составленные торговые договоры по продаже Содружеству угля и стали. Перед бурей особо торговаться никто не хотел, обменяли уголь на еду и таким образом навечно отправили эру лорда Клиффорда в прошлое, признав действующее правительство в лице капитана Сони Норд. Уголь и сталь — беспроигрышное сочетание. Капитан Соня знала, на каком поле играть. Нью-Хоуп успешно пережил вторую снежную бурю, затем третью и активно готовился к четвёртой, когда случилось происшествие, приведшее к отправке в этот маленький, но упрямый городишко инспектора Гроссхаммера. Отсмеявшись, Хью Эткинсон посерьёзнел и грустно сообщил: — Гордый он был человек, сэр, это верно. Заносился перед людьми. Но всё же за такое не убивают. Магнус мог ответить наивному разведчику, что люди — создания странные и убить могут за совершенно несусветные вещи, но вместо этого глубокомысленно вздохнул. В конце концов, Хью прав. Если бы Джимми Бёрда укокошили за зазнайство, об этом говорили бы все. Про углежога и его жену в Новом Эдинбурге болтали ещё несколько лет после убийства. Кстати, о жёнах... — Мистер Бёрд был человеком семейным? — А как же! Всё как полагается: законная супруга и деточек двое. Хотели больше, но миссис Бёрд здоровьем слабовата для здешних мест. Лекарь велел не рисковать. Ну, мистер Бёрд и послушался. Показалось — или при упоминании миссис Бёрд славный малый Хью Эткинсон слегка смутился? Секунду Магнус раздумывал, надавить на мистера Эткинсона или узнать побольше уже на месте. С одной стороны, чем больше знаешь о деле — тем лучше. С другой — сплетники найдутся в любом городе, а портить отношения с провожатым не хотелось. Так и не решив до конца, как поступить, Магнус повёл среднюю линию и не слишком заинтересованным тоном спросил: — Хорошо жили? Ладили между собой? Эткинсон явно колебался, и Магнус устало вздохнул: — Мистер Эткинсон, поверьте, я не люблю ни распускать слухов, ни собирать их. Я вообще не склонен лезть в дела людей без веской на то причины. Но причина-то, согласитесь, весьма веская! Тот, кто убил мистера Бёрда, нарушил одну из главных заповедей Господних и, возможно, на этом не остановится. Его нужно найти, пока он не устроил чего похуже. Найти и убедить покаяться. Вопрос религии Магнус затронул весьма осознанно, хоть сам и был достаточно равнодушен к делам церковным. Но в Нью-Хоупе, если верить всё тем же слухам, церквей было едва ли не больше, чем домов. Вдобавок, в город каким-то неимоверным образом умудрились просочиться идиоты, ожидающие конца света, и сэр Соня не только не вышвырнула их взашей (как сделали многие города, включая Новый Эдинбург), а отдала этой общине несколько домов на окраине города и позволила возвести собственное святилище. Как она умудрилась договориться с узколобыми фанатиками — тайна, покрытая мраком, но религия Ожидающих Апокалипсиса приобрела некоторые конструктивные черты. Что-то вроде уверенности, что после конца света лентяям вечно стыть в бездне, полной льда, а трудолюбивые работники попадут туда, где вечное тепло и фрукты растут прямо на улицах — стоит руку протянуть... В общем, полная чушь, но почему-то сработало. Магнус Гроссхаммер ничего не имел ни против Господа, ни против верующих, пока их рвение не превращалось в фанатизм. Однако ему предстояло работать как раз в городе, населённом фанатиками. Он, можно сказать, репетировал заранее. И небезуспешно: услыхав про покаяние, Хью Эткинсон энергично кивнул, явно отринув сомнения: — Вы правы, сэр, вот как есть правы. Слухи... — Он отставил пустую чашку и задумчиво почесал затылок. — Вот не привык я, сэр, слушать такое всё, но теперь припоминаю: болтали про миссис Эткинсон. Нехорошее болтали. Будто, уж простите меня, сэр, но от мужа она налево бегает. Да, вспомнил: сестра моя это говорила. Только я, уж простите, сэр, отшил её и велел язык-то попридержать, а то и рот со снегом вымыть. Потому как ничего толком никто не знал, а трепать чужое имя попусту нехорошо. Хью явно чувствовал себя неловко, и Магнус счёл своим долгом подбодрить его: — Вы поступили разумно и благородно. А болтать люди любят. Иногда сплетни возникают ну совсем на пустом месте. Вот помню как-то... Пара баек растопила лёд, и Хью Эткинсон, благодарный за смену темы, в ответ поделился некоторыми сведениями о себе, своей дочке, этой зимой вышедшей замуж, и своим мнением о запрете в Нью-Хоупе арен для хорошей драки. Магнус слушал и кивал, не забывая подливать себе чаю. Кажется, когда он наконец доберётся до города, чай начнёт выливаться из ушей! Но беседа с Хью Эткинсоном того стоила.