Часть 1
13 января 2019 г., 14:50
В подвальной комнатушке, служившей коменданту варийского замка Маттео Вилладжио кабинетом, царил полумрак. Свет старинной настольной лампы с зелёным абажуром падал на огромный письменный стол с резными ножками, заваленный бумагами и банками из-под овощных консервов, заставленный пустыми бутылками из-под молока. Комендант, что-то писавший в огромном гроссбухе, периодически поднимал голову и с тревогой вглядывался в сумрак, сгустившийся в одном из углов, где на продавленном диване, свернувшись как зародыш в материнской утробе, дремал его лучший друг – сержант третьего отделения отряда Урагана Стивен Палленберг. Стивен пару часов назад вернулся с миссии и, не переодевшись, не приняв душ, сразу же спустился в подвал, чтобы рухнуть на комендантский диван и провалиться в глухой тяжёлый сон без сновидений. Стройный как цветочный стебель сержант, с длинными, спутанными светлыми волосами, слегка поблескивавшими в слабом свете лампы, в любимом безразмерном свитере с декоративными дырами и пыльных джинсах казался неотъемлемой частью тёмной комнаты, обставленной списанной мебелью разных стилей и эпох, где ворохи старых чеков шуршали под ногами словно прошлогодняя листва. Прямо над головой Палленберга раскинул крылья мёртвый, превращённый в чучело ворон, стоявший на хлипкой этажерке с книгами, когда-то украшавшей комнату его непосредственного начальника, лейтенанта Бельфегора.
Плохо пригнанная дверь скрипнула и на пороге показался младший лейтенант Фран собственной персоной. В руках он держал большой бумажный пакет, а под мышкой – видавшие виды «камелоты» Палленберга.
- Курьерские услуги! С вас пять евро, - объявил мальчик, швыряя ботинками в сержанта.
- Премного благодарен, - ответил мигом проснувшийся Стивен, бросая в иллюзиониста горстью мелочи в ответ. – Вот вам ещё пять, только скажите, где я их оставил?
- Прямиком на крыльце, где же ещё. Чтобы прокрасться кошачьим шагом и не получить люлей за очередную самоволку, верно?
- Верно! О, вы их ещё и изнутри сполоснули, - Палленберг перевернул левый ботинок и из него выплеснулась лужица дождевой воды.
- По-вашему, вы мне настолько омерзительны, что я извожу вас мелкими пакостями сверх положенной вам нормы? – Фран снял шапку и запустил ею в угол. – Я и так делаю больше, чем мне положено по служебному уставу. Вот, пожалуйста, - иллюзионист водрузил на стол перед Вилладжио свой пакет. – Пресвятые круассаны от пресвятого пекаря. Да я и сам святой, судя по тому, что мое терпение до сих пор не лопнуло. Поцелуйте меня в лобик.
- Да хоть сейчас, - комендант встал и через стол потянулся к мальчику, - Вы такой заботливый, мой дорогой Франсуа.
- Э! – иллюзионист вытянул обе руки перед собой. – Кто заботливый? Я заботливый? Слушайте и запоминайте. Если этот идиот будет шляться по замку босиком, непременно простудится. Простудится – попадёт в лазарет. Попадёт в лазарет – я останусь без сочинения по итальянскому языку. Останусь без сочинения – схлопочу «неуд». Схлопочу «неуд» - капитан Скуало, который каждую неделю получает по электронной почте мой табель успеваемости, на меня наорет. А если он на меня наорет, у меня нещадно разболится голова. Палленберг простудится – у великого меня приключится мигрень. Смекаете?
- Мла-адший лейтенант, - позвал Стивен. – Вы, может и гений, но гениально врать вы так и не научились.
- Да ну?
- Ну да. Что вам от меня на самом деле нужно?
Прошла секунда, и Фран закрыл щёки ладонями. Этой секунды хватило, чтобы комендант заметил: вечно бледный до прозрачности иллюзионист покраснел.
- Знаете, сержант, похоже от бесконечных засад и работы под прикрытием у вас развилась паранойя. Не припомню, чтобы давал вам разрешение копаться в моих мозгах столовой ложкой, так что прикройте рот, пожалуйста. Спасибо.
Фран вышел из комнаты, тщетно стараясь скрыть поспешность, с которой он это сделал.
- Он не безнадёжен, - проговорил Палленберг, глядя ему вслед. – Раньше, чтобы разбудить меня, он наступал мне на руку.
Поздно вечером в комендантской появился сержант третьего отделения отряда Солнца Тонино Ванцетти. Маттео заварил чай в старом электрическом чайнике и разлил его в фарфоровые чашки из старинного сервиза, списанного из-за трещин. Встав за чашкой, Ванцетти споткнулся о ботинок Стивена, стоявший у дивана, и едва не растянулся в полный рост.
- Так обувку и не забрал, - вздохнул комендант. – Франечка будет оч-чень недоволен.
- Дети – самые жестокие существа в мире, - заявил Тонино.
- С чего это вдруг? У тебя у самого двое…
- Этот ваш Франечка – исчадие ада. Он откуда-то прознал, что я боюсь тараканов и теперь постоянно напоминает мне об этом при рядовых. Это же позор для отряда: киллер, который боится насекомых! Мои парни по крайней мере пытаются сдерживаться, а остальные ржут мне прямо в лицо! Я аппетит потерял, плохо сплю. Психиатр сказал, что у меня невроз. Если этот малолетний садист узнает – форменную травлю мне устроит. Откуда он такой взялся вообще? Кто его этому научил? Мукуро Рокудо?
- Нет. Это Франечкино личное достижение.
- Зачем?
Вилладжио заглянул в свой гроссбух, будто пытаясь найти там ответ. От перепада напряжения замигали лампочки в трёхрожковой люстре. В словах коменданта слышался приговор:
- Сложно игнорировать человека, который пытается тебя уничтожить.
Около полуночи дверь комендантской заскрипела, как врата преисподней. На пол легла узкая полоска света из коридора. Кто-то, похлопав ладонью по стене, нашарил выключатель и по комнате растёкся привычный вязкий электрический полумрак. Из разноцветного тряпья, разбросанного по дивану, выглянула лохматая голова складского уборщика Франко Сальваторе.
- О, младший лейтенант. Опять не спится? А Стивена нет, он в семнадцатой палате медкорпуса отсыпается.
- Опять? Пора табличку с его именем на дверь повесить. Он пользуется ей почти единолично, - холодный голосок Франа прозвучал чуть менее равнодушно, чем обычно. – И почему именно тогда, когда он мне позарез нужен, м?
- Может быть, я могу вам помочь?
Мальчик задумался. Он как будто не мог на что-то решиться.
- Сальваторе, вы ведь художник, верно? Нарисуйте мне сеточку йодом.
Фран уселся на диван рядом с уборщиком и Сальваторе увидел лиловый синяк, украшавший его щёку.
- Я могу не спрашивать кто вас так разукрасил, да? – парень взял у младшего лейтенанта аптечку и склонился над ней в поисках пузырька с йодом.
- Смею предположить, что это не ваше дело, - мрачно бросил Фран, глядя в сторону.
- Ну, конечно, конечно, не моё, - согласился Франко. – Опять садомазохизмом балуетесь? Заглушаете душевную боль физической?
- А? – парнишка приподнял брови. – Вы о чём?
- Знаете, некоторые люди так странно устроены. Сделают кому-нибудь больно и на душе легче. Получат сдачи – вообще отлично, пусть бьют, лишь бы не игнорировали. Запрети такому окружающих мучить – он, чего доброго, руки на себя наложит. Помните, когда я только здесь поселился, сержант Мюллер постоянно на меня охотился? Я не мог решить, как мне себя вести. Не хотел множить насилие, отбиваясь. Не хотел, чтобы его смерть была на моей совести. Но…
- Но?
- Потом я понял, что он уже мёртв.
Фран притих и погрузился в себя. Он даже не замечал, что вместо сеточки Франко рисует на его щеке лунного кролика. Несколько тягостных минут прошли в абсолютном молчании.
- А лейтенант Бельфегор? Он ещё жив? – спросил наконец мальчик.
- Жив. И страдает.
- Разве этот маньяк способен страдать?
- Может быть, он и маньяк потому что страдает? Кто-то когда-то ранил его больнее чем вы, и теперь он радуется, что может ранить вас. А вы потом идёте и берёте у капитана заказ на убийство, чтобы снять стресс… Принцип домино.
- А не пора ли мне убить вас, Сальваторе? – голос Франа звучал так отстранённо, будто они говорят о погоде.
Франко прижал палец к губам.
- Тссс… Я никому не расскажу.
Шаркающие шаги Бельфегора оставляли едва различимые следы на влажном полу. Принц гордо шествовал по коридору, волоча за собой розовое платье с оборками, обычно висевшее на манекене в его комнате. Фран мог бы раствориться в мягком полусумраке спящего замка до того, как его напарник завернул за угол, но почему-то мешкал.
- Вот ты где, недобитая гадина, - прошептал Бельфегор, столкнувшись нос к носу с подчинённым. – Это ты сдал моё платье в стирку, пока меня не было?
- Ах, так оно всё-таки ваше, а не вашей тайной возлюбленной, - холодно проговорил мальчик. – Кажется, я знаю, почему вы так и не унаследовали престол. Трансвестит не может быть наследником, да? А сейчас почему его не носите?
Хранитель Урагана подошёл вплотную к иллюзионисту и приставил блестящий стилет к его горлу.
- Поговори с моим ножом.
Фран уставился туда, где под густой чёлкой прятались Бельфегоровы глаза.
- О, я понял. Потому что Палленберг даже в платье из картофельного мешка куда симпатичнее, чем вы. Принц, вы та-акой стесняшка.
Лезвие вошло в плечо мальчишки, как нож в масло. Иллюзионист тихо сполз на пол.
- Вот вам моя философия в двух словах, младший лейтенант, - прошипел Бельфегор. - «Не смей игнорировать человека, который может тебя уничтожить».
Фран очнулся в семнадцатой палате варийского медблока. Градусник на стене привычно показывал плюс шестнадцать. Кто-то заботливо укрыл его двумя одеялами и положил горячую грелку в постель. Подросток опустил глаза и уткнулся взглядом в Палленберга: тот сидел на его койке, поджав ноги в ослепительно красных носках, и читал «Страдания юного Вертера» Гёте. Заметив, что Фран пришёл в себя, он опустил книгу.
- Что у вас опять стряслось? Попросили принца поцеловать вас в лобик?
- Попросил поцеловать мой лягушачий зад.
Иллюзионист попытался повернуться на бок, на адская боль пронзила правое плечо. Фран стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть.
- Опять вы за своё, - вздохнул Стивен. – Разыгрываете спартанского мальчика, который молчал, пока лисица грызла его внутренности. Можете орать, сколько угодно: медбратья ушли на обед и вас никто не услышит.
- Сержант, я терплю вас уже четыре года. Вы за это время хоть раз слышали, чтобы я орал?
- Нет, а зря. Хром Докуро рассказала мне, что иллюзионисты мучаются от ран, сильнее, чем обычные люди, а она знает это по личному опыту. Так что…
Палленберг не договорил и выжидательно взглянул на своего собеседника. Фран натянул одеяло до самых бровей и тоже примолк. В комнате раздавалось лишь его равномерное сопение. Однако, когда Стивен, устав ждать ответа, снова взялся за книгу, лежавшую у него на коленях, из-под одеяла послышалось:
- Однажды река унесла меня в море. Никто не заметил. Бабка бросилась меня искать только на третий день.
Сержант отложил книжку и придвинулся ближе.
- А ваша мать?
- Я лет до пяти не знал, как выглядит моя мать, пока не нашёл фотографию у бабки в альбоме. И вот на днях, представьте себе, она прислала мне письмо.
- Чего хочет?
- Алиментов.
Фран спрятался под одеялом с макушкой и засопел ещё громче. Где-то за стеной раздался бой старинных часов с маятником. В коридорах гулял холод, стёкла в ветхих деревянных рамах жалобно дребезжали от ветра. Полоска электрического света под дверью пропала, затем появилась вновь: десяток обогревателей в палатах – тяжкое испытание для давно не знавшей ремонта электросети. Палленберг посмотрел в окно и не увидел ничего, кроме сплошной стены серого, изматывающего своей монотонностью дождя. Монотонный, в тон ему, голосок Франа почти сливался с ним, приглушённый двумя слоями верблюжьей шерсти и начинающейся простудой.
- Когда меня научили убивать, я только и делал, что представлял, как она бьется в конвульсиях. Не говорите мне, что я больной ублюдок, я это знаю. Я родился больным и мне это нравится. Что такого я должен сделать, чтобы она мучилась так же, как я?
Стивен, машинально накрутив прядь волос на палец, прикрыл глаза. Сопение прекратилось. Мальчик замер под одеялом. Казалось, он забыл, как дышать.
- Почему вы спрашиваете об этом меня?
- Потому что вы - единственная мать, которую я знал.
Длинные тонкие пальцы Палленберга сплелись в узел – такой крепкий, что побелели костяшки.
- Младший лейтенант, эта женщина уже мертва.
Помедлив секунду, он добавил:
- А вы - ещё нет.