Тонкая психология

      Самый типичный день на базе. Как говорят философы - обыденности дней нужно избегать во что бы то ни стало, "дабы не произошло оскудения мира идей своих". Видимо под словосочетанием "мира идей" они подразумевали что-то очень морально-важное. Для меня такое не подходит. Палить из револьверов - не философскую теорию строить, "а как же повлияет на мою нравственность сила отдачи Дырокола?". Отработал ежедневную норму стрельбы. Немного поплавал, немного потонул. Ну куда же без таких "радостных" мелочей? Ни одного дня без медпункта не обходится. Сегодня опять этот прилетел. В шубе своей, без ружья - уже неплохо. А я вот лежу, устроился поудобнее и наблюдаю.       Ван Холл сидел на стуле, на обычненьком таком стуле, железном. Шуба покоилась на вешалке, отвисая как шкура, снятая с доисторического медведя-метросексуала. Триллионер был облечён в строгий черный костюм, который долгое время пребывал под медвежьей шубой, до того, как та повесилась. Забросив ногу на ногу и сверкая лакированными туфлями, Ван Холл удовлетворенно потягивал папироску, выпуская в атмосферу клубья серого дыма. Иногда отрываясь от втягивания сладостного дорогого табачного дыма, постукивал пальцами по сигарете, сбрасывая пепел с прогоревшего конца.       Кстати о пальцах. Сей великий триллионер явно не был человеком семейным. Хотя семья и желание править миром - цели несовместимые. Так вот Ван Холл, оказывается, был еще тем понтовщиком. На правой и левой его руках красовались самой разной масти кольца, нет, скорее перстни. Да, именно они. Их в общем счете было четыре шутки - два перстня на одной руке, два на другой. Причем ни один из них не размещался на том пальце, к которому шла якобы вена от самого сердца. Вот почему в браке сердечно-сосудистые заболевания обостряются сильнее. Тахикардия, аритмия, экстрасистолия, что там еще, убийства за мытьем посуды - такие дела. Вот взять Седого, он уж точно в свое время испытал семейного сердечно-сосудистого счастья. Вот как брак меняет людей! Сначала женишься, потом крыс сажаешь в лабиринты, а потом и людей туда же. Тьфу на это брак, буду сильным и независимым мужчиной. Никаких Сирений, никаких метёлок. Как там говорится сейчас - тнн? А вообще, отвлекся я. Перстни. Так вот о перстнях Ван Холла. Как уже подчеркнул ранее, обручального колечка таки не было. Зато было аж четыре штуки перстней из золота какого-нибудь, с алмазами да изумрудами. Нет, ну я понимаю, что золотые ручки, бесконечный запас лютен это дело житейское, но перстни...почему я раньше их не видел. Точнее нет, я не совсем ещё из ума выжил, чтоб не обратить внимание на такое. Значит он не надел их намеренно, но только при нас... Думал, о наших детских душеньках, чтоб такие сокровища не развратили младые мозги, какая забота. Кольцо на пальце, палец в кольце, звучит как-то анатомически.       Вам, наверное, интересно, что я-то тут делаю и как наблюдаю всю эту ситуацию без последствий для себя? Ну, как вам сказать - я в трубе. В какой? В вентиляционной. Я уже давно заметил, что эти трубы влияют на мою судьбу, сколько узнаю о себе и других, путешествуя по этим железным трахеям нашей подземной базы, даже страшно становится. Ползешь себе ползешь - и узнаешь, что ученые-одиночки воруют медицинский спирт, доктора-мозгоправы смотрят немецкую хронику, а миллионеры вот перстни носят. Вот и я так полз, полз и выполз к свету. Смотрю через решетку вниз, а там этот сидит, укуривается, эстетирует.       Ну, ничего интересного не происходило, курит и курит, даже лютню свою отложил. Хотя сам по себе Ван Холл фигура интересная, загадочная такая, если ничего интересного не говорит и не делает, то хоть любоваться. Любоваться...не очень подходящее слово выбрал, не картина же чтобы любоваться, о чем я вообще, вдвойне тьфу. Думал уже всё - данная "панорама" не поменяется, двинул было дальше по вентиляции, а тут пунктуальный такой стук в дверь, мерный такой. И сразу последовал голос. Очень знакомый мне голос, тот голос, который я первым делом слышу, когда после клинической смерти оправляюсь. Не тот, что звучит с неба ангельским пением, как показывают в фильмах, когда главный герой воскрешает. А тот, который возвращает тебя в эту суровую реальность из объятий морфея - голос моего вечного спасителя от мирной загробной жизни, принадлежащий никому иному, как доктору Йодлю. Что скажешь, фашисты - они такие, любят людей перерабатывать и использовать повторно, и ещё, и ещё. Вот и этот такой же, садист еще тот, только не показывает. Так вот стучит он, значит.       — Я могу войти?, — доносится из-за железной двери спокойный голос Йодля.       А вот у нас он не спрашивает разрешения на вход, вообще никто не спрашивает. Просто берут и заходят за чем надо, могут и с кровати сбросить, одеяло стянуть, ведро воды вылить. Нет бы так спокойно разбудить, мол "Вставай, солнышко, пойдём отстреливать головной и спинной мозг генетически-изменённым чудовищам, сбежавшим из лаборатории?". Где равноправие, где личное пространство? Вот оно - наглядное оскудение нравов.       Я двинул назад, чтобы посмотреть, что за движ такой со стороны этого фашиста в комнату уединения триллионера. Интересно, однако. Ван Холл ни дернулся, ни удивился, будто знал уже, что в эту минуту к нему явится Йодль.       — Да-да, конечно, входите доктор, я вас ждал.       Ну вот, что и требовалось. Ждал он его, как Психея ждала... а, не важно. Повело меня. Я прислушался и пригляделся.       Йодль вошел тихо. Шагов даже слышно не было, хотя обычно, когда я наблюдаю его рядом с собой идущим - легкий стук все же издавали его арийские ноги, причем такой достаточно повелевающий и гипнотизирующий. Что тут скажешь - психолог чертов, с нами-то он как с щенятами, звукотерапию своим шагом создает - угнетает, а тут так зверь крупнее попался - уподобился тихой змее. Вот ж, нацист.       Я поморщился. Нацист... Неприятное слово, режущее, то ли дело фашист - "ф" смягчает ощущения. Снижает степень опасности что ли, хотя фашистами же назывались макаронники, у них там движение еще как-то так называлось "фаши", что ли. А Йодль все же фамилия немецкая. Но лучше нацистом его вслух не называть, а то еще запомнит. Какие пытки может подготовить один обиженный немец? Сколько нацистов может вкрутить лампочку...Тьфу. По моей спине пробежали мурашки, я обычно не боялся Йодля. Даже так, лояльно к нему относился, а тут что-то накрыло меня.       Я слушал. Ван Холл улыбался, приятно так улыбался, будто в зеркало смотрел. Я даже позавидовал, так обаятельно улыбаться не каждый триллионер может. Йодль тоже улыбнулся в ответ, получилось у него психологически наиграно, но вряд ли Ван Холл это заметил. Йодль выглядел довольно, спокойно, как всегда, Ван Холл выглядел менее спокойно, заинтересованно даже. Странно, ждал-то Ван Холл, а интерес проявляет не Йодль.       — Как там обстоят дела с проектом? Что на счёт тех троих. Они теперь-то готовы? — триллионер закурил еще одну папироску.        Это он про нас.        — Я бы не мог с абсолютной уверенностью сказать, они психически нестабильны. Если они узнают...        — Они не узнают. А даже если узнают, то для них все равно будет уже поздно. Вы мне уже об этом говорили, — Ван Холл потер подбородок. — Они вас опасаются, но и я не ребенок, вы не сможете давить на меня своей хорошо проработанной психологией. Ван Холл выпустил дым.       — Зря вы так думаете, господин Ван Холл, — Йодль растянулся в неприятной улыбке. — Я считаю, что им еще нужно время для подготовки.       — А я считаю иначе, вы забываете свое положение, доктор Йодль. Вы всего лишь один из руководителей проекта, могу напомнить вам ваши прямые обязанности, — сказал Ван Холл заметно напряженным голосом и начал нервно постукивать пальцами по ручке стула. Теперь он уже не курил сигарету, а нервно жевал.       Ну все, Йодль, старый фашист, сейчас голландский триллионер обломает о тебя свою лютню. Лютен ему не жалко.       Я стал ждать, ситуация выходила занятная. Повисло молчание. Ван Холл посмотрел высокомерным взглядом на доктора, победным таким взглядом. Ну конечно, кто будет тягаться с тем, у кого в руках пол правительства, в ногах заводы по производству супероружия, а в голове информация. С таким спорить - лютней можешь получить по башке. Причем в самом прямом смысле. Ван Холл усмехнулся, бросив взгляд в сторону Йодля, закурил еще одну сигару, причем сделал это с таким пафосом и собственным достоинством, что это вполне можно было сделать сюжетом одной из моих будущих картин, называлась бы так же пафосно "Вкус победы". Нерукотворный шедевр. Но Йодль почему-то не выглядел побежденным, наоборот, на его фашистском лице заиграл хитрый прищур.       — Господин Ван Холл, а вы знаете, что курить сигары - признак латентного гомосексуализма?       Я подавился. Подавился воздухом, и ещё чем-то, видимо той информацией, которую только что услышал. Ван Холл тоже подавился. Да так, что вдохнул лишка и теперь сидел дымил и судорожно откашливался. Прогорел миллиардер.       Тут я задумался, мне почему-то стало так невыносимо приятно от этой информации, она мне показалась настолько ценной, что потом может быть хорошим средством для шантажа. Ну а что? Ко мне подступала ехидность. Ван Холл, голландский миллиардер с костромскими корнями - гомосексуал. Звучит как хорошее заглавие в газете. Я похвалил себя за остроумие. Ну хотя, было слышно по тону Йодля, что это очень высокопрофессиональная шутка из кругов психологов и мозгокрутов. Дедушка Фрейд, привет. Хотя его теории по поводу сексуальности не очень котируются, хотя не думаю, что Ван Холл об этом знает. Ах да Йодль, старый лис, всё ты да заметишь. А ведь точно, миллиардеров всегда задевают сплетни, ложь и всё такое, касаемо дезинформации по поводу их личности, очень хороший ход, хорош. Похлопаю. С Йодлем шутки плохи, а сам он шутит хорошо, так что сам веришь.       — Ну, что вы, господин Ван Холл, слишком глубоко взяли...затяжку? — Йодль холодно улыбнулся.       В какие-то считанные секунды лицо Ван Холла приобретало выраженный красный цвет, постепенно так. Наливался, как яблоки поздней весной. И видно было, что распирает его не та краснота, с которой он обычно в порыве гнева ломает лютни, а другая. Я впервые видел Ван Холла таким, обычно он был высокомерным и деловитым миллиардером, который ради своей цели мог начать ядерную войну или еще чего хуже. Но сейчас его лицо наполняло смущение, причем такое - необычное. В нем смешивались ошеломление, злость и даже какой-то стыд. Обычно такое выражение лица бывает у молодых девиц, которым рассказали очень пошлый каламбур или шутку. Хотя может так действует на организм излишки табачного дыма и кратковременная гипоксия. Ван Холл отвернулся и продолжил курить. Это было мощно, это было показательно. Даже будучи малость смущенным заявлением доктора, он продолжал двигать свою тему, свою правоту. Сильно. Молодец Ван Холл, раскусил план наблюдательного Йодля.       Но видимо это была лишь пробная атака со стороны мозгоправа. Или так сказать - прелюдия.       Становится интересно. Подерутся эти двое? Или кто-то из них лютней получит? А может тихо-мирно разойдутся - кто знает.       Йодль подошёл к сидевшему триллионеру, близко так подошел. Тот сделал вид, что не обращает никакого внимание на действие доктора, крепится. Йодль медленно наклонился к Ван Холлу. Миллионер втянул дым и затаил дыхание. А Йодль будто навис над душой. Страшно так навис. Аура повисла убийственная, в прямом смысле кровожадности этого слова. Казалось, что будто сейчас возьмет и придушит или выхватит свой скальпель. В пятках будоражуще закололо. От этой атмосферы даже мне стало не по себе. Фашист все стоял выжидал чего-то. А Ван Холл и головы не повернул, старался не смотреть в сторону доктора, и как-то слишком напряженно уперся взглядом в пол. Избегание конфликта - наглядная тактика.       Всеми, кто имеет волю к власти, движет страх. Так говорил Ницше. Ван Холл, по-видимому, тоже чего-то боялся, причем сильнее всех нас вместе взятых, власти-то у него в руках немало сосредоточено. Вот только чего?       Не выдержав, триллионер, выдохнул набранный в лёгкие дым.       — Хорошо, хорошо, доктор Йодль. Я прекрасно понял ваш совет по поводу подготовки тех троих. Спасибо за осведомление. Я думаю, стоит это обговорить более подробно в полном составе со всеми руководителями проекта, чтоб уж точно выявить слабые места нашей системы и произвести наибольшее функционирование проекта. — с какой-то подавленностью выдавил Ван Холл. Причем сделал он это, вжимаясь в спинку стула, будто вот-вот и начнут его пытать. Лишь косо поглядывая в сторону доктора, который находился на довольно таки близком расстоянии, тем самым еще больше нагнетая и без того неприятную обстановку.       Хоть Йодль и не был одарен крепостью конституции, но всё же он был выше голландского триллионера чуть ли не на голову. Хотя вру. Чуть меньше головы, но все равно это мало что меняло. Рост придавал солидности. Психологическая атака сработала, фашисты - те ещё тактики. Сначала обескураживают противника, затем угнетают давлением,душат стремление и добиваются цели. Гнусные методы вполне в их духе.       — Я рад, что нам удалось профессионально разрешить ситуацию. Благодарю, за уделённое вами время. — Йодль улыбнулся. Страшненько так улыбнулся. Улыбка высокоорганизованного психологического маньяка.       Ван Холл молчал.       — Кстати, зачем вы всё-таки меня позвали? — Йодль наконец отстранился на расстояние подходящее для делового разговора. Его лицо стало вновь спокойным, сошла то зловещая холодная улыбка, теперь он приобрел даже миролюбивый вид. Вот тебе и вкус победы...       Видимо Ван Холл уже не был настроен на первоначальный разговор, который хотел иметь с доктором. Но сказать что-то ему было надо.       — Давайте перенесем наш разговор на потом, сейчас я что-то сильно утомился. — довольно нервно отрезал миллиардер.       Однако, выглядел он более чем...подавленным.       — Утомились? Не желаете посетить наш скромный медпункт. Беспочвенное утомление здорового человека - признак патологии. Я бы вам провел клиническое обследование, в вашем-то возрасте так быстро утомляться? Если вы, конечно, и вправду не... — Йодль усмехнулся.       И вправду было что-то в этом приглашении ироничного. Ох уж эти медицинские шуточки.       — Оставьте свой сарказм, доктор, — Ван Холл поморщился. — Это ничто иное, как хорошо скрытая агрессия.       — Как скажете. В любом случае, если я вам вновь понадоблюсь, вы знаете, где можно меня найти. Всего вам доброго, господин Ван Холл, — спокойно попрощался Йодль и удалился.       Дождавшись ухода доктора, Ван Холл нервно забарабанил пальцами по ручке стула. Драгоценные камни перстней переливались от падающего и преломляющегося в разных направлениях света. По миллиардеру было видно, что плохое настроение до конца дня ему было обеспечено.       Сейчас, наверно, лютню свою обломает - подумал я.       И вправду, Ван Холл быстренько так встал, схватил свою лютню и одним точнехоньким ударом сломал ее пополам о спинку железного стула.       Прямо по расписанию.       Знаете как звучит смерть музыкального инструмента биологического вида "Лютня"? Скрипуче-плаксиво в русско-народном стиле. Эх, родина.       Триллионер откинул бездыханные остатки недавно ещё функционировавшего инструмента. И завалился во всё тот же железный стул. Он сидел, нервно отстукивая каблуком туфель, словно китайская пытка. Тук-тук-тук. Ван Холл не закурил. Не закурил...       Вот, видите? Психопаты, что с них взять - больные люди. Я двинул обратно. Я полз. Полз. Ну и дополз куда надо. Откуда выполз - туда и приполз. Я слез из вентиляции в комнату, где ждали меня знакомые рожи - мои "коллеги": Сирень - эта та вот метёлка о которой я упоминал, боевая девица; и Дрюпин - гений не по своим годам, с лысой башкой и небольшого роста. У них типа романтика была какая-то особая, любил шутить над ними. Но сейчас настроения такого вообще не было. Я спустился. Они посмотрели на меня сначала удивленно, а потом как засмеялись, получилось у них заливисто.       — Ты чего это как рак выполз, что там увидел, красный-то такой. Неужто душевые комнаты женского персонала?, — Дрюпин смеялся. — Так вот расстроить тебя хочу, у нас нет такого персонала. У нас прогрессирующий шовинизм. Теперь Дрюпин уже заржал. Ну а Сирень просто прикрыла рот ладонью и смеялась, только плечи подрагивали. Я сделал агрессивную рожу. И сказал: — Да я между прочим там чуть не умер! Слышь ты, гений чертов, о гипоксии что слышал? Мне банального воздуха не хватило, вот а ты говорил, что все у тебя налажено.       Дрюпин сбавил обороты, но все еще продолжал смеяться. Показывает датчик.       — Не, там с кислородом все было отлично, видишь?       И правда, кислорода было в норме - 21%.       Я посмотрел в зеркало - да, рожа была красная, уши были просто огненные, лицо такое сложное. И вообще я себе не понравился такой, слишком уж напряженный. День напряга какой-то. Я повалил к выходу.       — Э, ты куда? А на счет разведки когда нам расскажешь? Тип зачем ты и полз - выяснить что-то новое. Ну так что? Узнал что о проекте? Зря что-ли я термодатчики крашил.       Ну да, ничего толком не узнал о проекте. Зато даже больше узнал о руководителях, во дела. Я усмехнулся.       — Да ничего там не было, никого не было почти стоящего. Только лаборанты всякие, все как всегда. Ну и с крысой подрался, сволочь проходу не давала, — приукрасил я.       — А, так вот чего ты красный такой, крысиный воитель, убийца грызунов. Небось даже дудочка крысолова тебе не понадобилась? —Дрюпин опять заржал. Бесит.       Я плюнул и направился в свою комнату. Закрылся и лег на кровать. Принялся тупо смотреть в белый потолок. В моей голове вертелась мелодия из "Деревни дураков". Откуда я вообще её знаю? Вроде Каламбур у нас не транслировали. Мне вдруг стало смешно. И с себя, и с ситуации. Меня окружают одни шизики и психопаты. Что от них было ожидать - до конца неизвестно. Они сами видимо каждый раз ошеломлялись от происходящего. Я заснул с совершенно неподходящими мыслями для такого места - как наша база. Всё думал о перстнях Ван Холла. Ну перстни, как перстни, а я думал. Я представил себя с перстнями. Выглядел я не менее пафосно, чем миллиардер. Как можно назвать перстни?       Вскоре мне приснился сон. Во сне был Фрейд. Его почему-то окружали несколько немецких солдат времен ВОВ. Они о чем-то оживленно спорили с известным психоаналитиком. Фрейд ругался. Солдаты отнимали у него его любимые сигары, Гитлер-то не любил, когда рядом курили. Вдруг резко зазвучала инструментальная музыка. Психолог Зигмунд Ф. играл на лютне.