Самсуддинские хроники. Охотник

Почему-то Арменду показалось, что если он сейчас оглянётся на турка, то не увидит его на месте. Но нет, Мевлют-паша всё так же беспечно похлопывал себя по животу, довольно крякал да смотрел куда-то вдаль, думая о чём-то своём. Арменд вновь вперился глазами в развалины города, лишь неверными отсветами выбивавшиеся под луной. Город напоминал челюсть старика, и округлые обветренные белые стены торчали кое-где среди буйной растительности, как редкие старые зубы. Кое-где на высоте второго этажа к стенам прилеплялись деревья, раскидывая свои кроны, казалось, на целые перекрёстки. И ни одной живой души на этот немаленький городок. Не было и памятника Скандербегу, который сразу подавлял своим величием любого, входящего в город. Как же так? Практически никаких следов не оставалось от того, что здесь буквально час назад кипела жизнь. Роковая пещера, и та выглядела сейчас более живо, чем город. Арменд глянул на свои руки. Он где-то слышал, что это хороший способ проснуться из затянувшегося кошмара. Но нет, эти руки были такими реальными, они действительно были его. На них блестел свежий бараний жир. Надо же, выходит, если это проклятье работало таким образом, что все эти люди давно умерли… Выходит, у кого тогда Арменд купил шашлык? А может, его и вовсе не было. Глянув на турка, Арменд только ещё раз в этом убедился — шашлык действительно полностью исчез. А турок? Как может существовать в наше время солдат османской армии среднего возраста на севере Албании? Значит, всё это бред и галлюцинации. Но он сам-то существует?  — Я мыслю, значит, я существую, — повторил вслух Арменд расхожую фразу, как небывалое открытие.  — Да, подобный вид располагает к таким откровениям. Что-то похожее говорил мне Мурат-эфенди на развалинах города Милет, мы там отдыхали месяц перед тем, как нас перебросили сюда. Древний, заброшенный город, построенный ещё древними греками. Гигантский амфитеатр на тридцать тысяч человек. И ни одной живой души. Только волки воют где-то в роще неподалёку, да ржут привязанные кони… — погрузился вновь в воспоминания Мевлют-паша, но Арменд не слушал его, а всё думал, думал, думал… С другой стороны, всё, что произошло, выдумать просто невозможно! Всё шло так логично, и пока что не было никаких противоречий, характерных для галлюцинаций или бреда. Вот он турок, его можно потрогать, и куда-то же делся череп, который Арменд принёс в пещеру? С другой стороны, на месте черепа появилась змея, Мевлют-паша её зарубил, а куда делись её останки? Видимо, туда же, куда и турок-охранник, куда и камни завала… Что же делать? Как убедиться в том, что всё это было на самом деле? А самое главное — неужели Арменд сам является колдуном? Может быть, он не осознаёт свою силу? Тогда понятно, почему всё вокруг так изменяется, и реальность начинает напоминать горячечный бред — это его, Арменда, вина! Всё это — он сделал. Нет, нужно развеяться. Это всё ненормально. Ненормально даже думать таким образом. Арменд встал, неспешно отряхнулся и побрёл обратно в пещеру. Ему просто необходимо взглянуть на труп колдуна, только и всего. Все сомнения развеются. И если это так, а это, есть надежда, именно так, то нужно бежать отсюда как можно скорее. И если турок не захочет присоединиться к нему, то нужно будет оставить его здесь. Албанец прибавил шагу и зашёл под своды каменного прохода. Турок, кажется, совершенно не обращал внимания на странные действия своего собеседника. Он лишь вполголоса что-то бормотал. Кажется, это были уже не воспоминания, а вечерняя молитва. Незнакомые слова несколько насторожили Арменда и помогли собрать рассредоточенное внимание в кулак. Нужно пойти обратно в пещеру и найти там тела колдуна и шведа, только и всего… Нужно дойти до них, взглянуть, убедиться, что они тут… Огни факелов колыхались на ветру, и какие-то странные вздохи доносились до Арменда. Пещера будто была гигантским носом циклопа, который медленно дышал, вдыхал и выдыхал воздух. Эти холмы — живые. Крепость — живая. Она убивает того, кто слишком много о ней знает… В таких мрачных мыслях Арменд дошёл до алтарной залы и взглянул на камень с ощущением дурноты.  — Ох… — выдохнул Арменд, осел на пол, и у него на секунду потемнело в глазах. Его худшие опасения подтвердились. Здесь не было ни тела Стрёма, ни тела колдуна Эркена. Не может быть! Будто зверь, Арменд подбежал к алтарному камню, ухватился за его более широкий край руками, закричал и… нет, не перевернул, а всего лишь слегка стронул тяжеленный самодельный алтарь с места. Ничего. Никаких тайных лазов или ходов. Да и сам камень был абсолютно сухим, никаких следов крови. Жир на руках есть. А крови на алтаре нет. Ну и чертовщина. Арменд, как сумасшедший, если, конечно, он в действительности не был сумасшедшим, начал бегать по соседним помещениям, открывать гнилые деревянные двери, а кое-где вышибать их кулаками и ногами.  — Эркен! — раздавалось эхо голоса Арменда по залам. А в глубине души рождалось удушающее, как удав, ощущение, которое говорило ему будто бы на ухо шёпотом:  — Он не ответит. Нет того цветастого колдуна, это лишь твоя сила. Ты сам — сумасшедший колдун Эркен, ты проклял этот город, захотел — снял проклятье, захочешь — опять наложишь. Ты сам всё это сделал, ты и только ты! И теперь нет никакого пути назад! Арменд кричал, сдирал руки в кровь о каждую казавшуюся дверью трещину или дырочку, подбрасывал ногой камни, лежавшие на полу, ожидая, что за ними скрыт потайной рычаг… Однако до сих пор ничего не происходило. Конечно, Арменд — не мальчик-с-пальчик, а вокруг не сказка, а суровая и страшная реальность. Но ведь… Арменд вдруг осознал, что большую часть тех сомнений, которые он почувствовал в самом конце рассказа турка, он тут же, ни о чём не подумав, выпалил ему, как на духу! Но Мевлют-паша, похоже, никак на них не среагировал. Значит, он верит в то, что Арменд не может быть колдуном. Но откуда же происходят тогда все эти вещи? Арменд решил вспомнить всё сначала. Что было в самом начале? В самом начале была та жуткая метель, тот кусок зимы посреди лета, когда Арменд Муаррем, только приехав в Самсуддин, оказался вдруг в холодном, заброшенном городе, почти как этот, и наблюдал за турецкими офицерами, шарящими по чужим домам в поисках тёплых вещей. Кто ещё может быть столь силён, чтобы добиваться подобных эффектов и явлений? Вокруг кого ещё происходят странные вещи? Арменд вспомнил о Бесе и Марьям. Конечно, они ведь настоящие ведьмы, без дураков, умеют и вещи двигать, и людей лечить… Кроме этого, они как-то связаны с этим городом. Например, Беса — дочь колдуна Эркена. Значит… В идеале, если следовать логике заклятья, Марьям — это её мать, простая албанская женщина, жена Эркена… Та, вроде, никакими сверхъестественными способностями не обладала… Но ведь Муаррем явно видел летающих бабочек и ходящую куклу? И тут албанец вспомнил, что ни разу он не видел подобных магических эффектов в присутствии других людей. Помощь Бесы могла быть исключительно врачебной, может быть, она, как деревенские знахарки, знала какие-то точки, на которые нужно надавить, чтобы вылечить человека. А летающие бабочки были лишь игрой его воображения, когда он говорил с Марьям и вспоминал о собственном детстве, о том чудесном, добром и спокойном мире, мире, который не нуждался в объяснениях, где всё могло случиться, и всё было чудесно. Так же было и с шагающей куклой, и со всем остальным. Албанец вздохнул и обессиленно присел у стены под факелом. Но что, если на самом деле именно Марьям — это перевоплощение Эркена? Ведь в этом случае, если она действительно ведьма, очевидно, что магические свойства у неё проявились потому, что она — воплощение не матери Бесы, а отца! От этой жуткой мысли Муаррем аж передёрнулся. Нет, этого не может быть. Этого не может быть никогда! Хотя бы потому, что всегда, и турок тоже на это указывал, перерождающиеся люди получали ту же самую внешность, что и их прототипы — их деды и бабки. К тому же, они далеко, в другом городе… Вряд ли их мысли так сильно отражаются на Самсуддине. Значит, всё действительно так, как он предположил — он сам и есть колдун Эркен. А ведь Мевлют-паша не так много сказал о его внешности… Упоминал только, что колдун был заросший, как обезьяна, и волосы у него были жёсткие и чёрные. Но здесь Албания, тут у каждого волосы жёсткие и чёрные. Узнать бы какие-то особые приметы… Арменд уже собрался выходить из пещеры, чтобы спросить турка об этих особых приметах, но тут его ноги будто опустили в лёд. Конечно! Турок просто не подал виду, что разгадал секрет Арменда. Как и все турки, этот, скорее всего, двоедушник и лицемер, боящийся собственной тени. Безусловно, если Арменд сейчас попытается выйти из пещеры, будет немедленно подло зарублен — и поделом, ведь он — колдун Эркен! Значит, выходить нельзя… Какую злую шутку играет судьба — один освободился из пещеры, чтобы другой занял его место, но Муаррему, видимо, суждено быть погребённым здесь заживо… Призрак, которым является оживший турок, скорее всего, может вечно ждать его у ворот с верным ятаганом наперевес. Это турок по нему отходную читал, вот что! Сердце Арменда будто остановилось. Даже несмотря на то, что сейчас он более, чем когда-либо, допускал, что является колдуном Эркеном, и даже уже начинал чувствовать вину за всё то, что натворил этот кочевой туркмен, Муаррем всё-таки очень хотел жить.  — Я ещё жив! Я хочу жить! — проговорил Арменд вполголоса. Он зашёл в самую дальнюю комнату. Крепко закрыл за собой дверь. Затем подумал и вновь её открыл, чтобы слышать, если кто-то сюда зайдёт. В келье были мокрые полы, на каменном столе бегали тараканы. Арменд плюхнулся на влажный каменный уступ, заменявший скамью, и положил голову на руки. Больше всего на свете ему сейчас хотелось спать. Почему-то ему казалось, что если он уснёт, то сможет проснуться в каком-нибудь другом, более приятном, спокойном и предсказуемом мире… Уснуть бы вот так и больше не просыпаться, во всяком случае, здесь не просыпаться… Он почувствовал, что вселенная движется вокруг него. И вот он уже сам — странное существо, помесь льва и грифона, с цветной гривой и жуткой чёрной мордой… Слева — бескрайний океан, до самого горизонта, справа — степь, поросшая ковылём и мелкими кустиками, тоже — до самого горизонта. Посылаешь туда взгляд — а он всё летит, летит… как птица. А прямо, сколько хватает глаз, узкая ровная полоска песчаного пляжа… А сверху светит одинокая луна. И она так сильно напоминает глаз… глаз… глаз…  — Открывай глаза, Арменд! Пошли! — на него смотрел жёлтый глаз турка.  — Ааааа! — крикнул Арменд, щупая себя по пустому дырявому карману.  — Что кричишь, как сумасшедший? Вот он, твой пистолет! Положи в другой карман, да не перепутай! — сказал офицер и протянул Штайр рукояткой вперёд. Муаррем с пару секунд тупо посмотрел на протягиваемый ему его пистолет, затем сообразил, что что-то в его прежних размышлениях было неправильно, заикаясь, поблагодарил турка и сунул пистолет в карман. Мевлют-паша не верит, что Арменд колдун! Но как же убедиться в собственной нормальности… Надо выбираться отсюда…  — Муаррем, надо выбираться отсюда, — вслух повторил его мысли турок деловитым тоном, — что толку тут ночевать, в холоде и голоде. Кто знает, какие сюрпризы ещё притаила в себе пещера. Я даже не о колдовстве и проклятиях, а о банальных тараканах, сколопендрах и крысах. Добрый и мудрый, рассудительный голос турка привёл Арменда в чувство, и он, встав и долго, с наслаждением почесав макушку, пошёл вместе с турком к выходу из пещеры. Как же им теперь быть… Их всего двое, из них один — призрак. Как Арменду получить подтверждение того, что он нормален? А вдруг — он уже призрак? А может быть, он сошёл с ума? Вновь, будоража кровь, вспомнилась Муаррему картина психбольницы. Несчастный Горкут-бей часто повторял имя «Эркен»… «Тьма падёт, тьма падёт!» — причитал этот юродивый, и, похоже, тьма пала на Арменда. Вдруг он уже находится в стенах этого учреждения? Может быть, турок с его спокойным и рассудительным голосом — вовсе и не турок, а доктор Цорвас, избравший для себя такой образ, чтобы войти в доверие к пациенту?  — Доктор Цорвас! — несмело прошептал Муаррем, явно обращаясь к спине шедшего впереди турецкого офицера.  — Что ты там шепчешь, какой я тебе Гектор Дорвас, ты что, рехнулся что ли? — отчеканил турок и продолжил идти вперёд со словами:  — Да, эта пещера способна кого угодно с ума свести. Тут, видимо, пары какие-то нехорошие. Пора нам на воздух. И всё-таки, вдруг он уже сошёл с ума? Или умер? И куда делся город с тысячами его жителей? Арменд, полностью повинуясь ритму движений турка, переступал ногами уже в почти полной темноте, выйдя из коридора факелов и идя по длинному земляному рву, края которого постепенно понижались… Впереди, сияя фонарями и окнами, как золочёное чеканное блюдо, лежал на равнине древний загадочный город Самсуддин. Неужели? Неужели всё вернулось на место? Может быть, они просто перенеслись во времени? Но тогда и колдун остался на месте… А может быть, они вернулись в то далёкое время, когда колдуна ещё никакого не было… А может, всё это бред… Арменд почувствовал радость, но она была какой-то спонтанной и скомканной, не отчётливой. Кто мог бы внести ясность? Кто-то не из этого города. Роккелли! И теперь уже Арменд вышел вперёд и повёл турка к дому, где снимал себе комнату Роккелли. Внезапно на плохо освещённой дороге какой-то мрачный силуэт выбежал из кабака и начал махать небольшой лопатой в сторону Арменда. Неужели ещё и самые настоящие, обычные бандиты теперь охотятся за его головой? Но, щупая рукоятку револьвера и приблизившись ближе, Арменд успокоился.  — Ах, здравствуй, Самир!  — Здорово, Арменд…  — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Со мной тут… Арменд обернулся и увидел, что турка как не бывало. Куда же он мог деться?