***
На небольшом чердаке, облюбованном Талоном в ремесленном районе, было холодно, но сыростью не отдавало. Вся столица была похожа на лабиринт с многочисленными узкими улицами и массивными стенами высоких зданий с окнами, которые больше напоминали выступы на бастионах крепости. Окна скромного жилища юноши выходили как на сторону улицы, так и во двор, в котором под вечер купцы и ремесленники, живущие неподалеку, оставляли повозки и усталых лошадей. Будучи ребенком, Талон жил в грязи и холоде на окраинах столицы, глубоко в трущобах зловонных улиц вдалеке от городских ворот. Выбор в пользу чистоты, которую было несложно поддерживать в скромной конуре одного из многоэтажных домов торгового района столицы, был принципом. Пусть жилище юноши не было большим, он не скупился на качестве вещей, что имел, но был готов распрощаться с любой из них в одночасье. Талон не знал крепкого сна, и если таковой доводился, то воспоминания о нем становились призрачными. Мог ли в столице даже аристократ спать спокойно, зная не только о вечном долге перед Империей, но и о жестоких неписаных законах ноксианского общества? Никому из Гильдии убийц, которая уже долгие годы была официальным прикрытием для Талона, он не доверял; старался не выводить след на место, которое с натяжкой, но все-таки мог назвать домом. Каждый раз, покидая свое пристанище, юноша повторял удобные для побега тропы по каменным крышам строений. Поначалу даже его мастерства не хватало, чтобы так же быстро и ловко, как Талон представлял себе, ступать по обтесанным камням. В этот вечер юноша поднялся на чердак через главную лестницу дома неспешно и непременно поблагодарил бы богов за то, что она пустовала, если бы знал молитвы. Засов закрылся с едва слышным лязгом. Плечо, на котором висела сумка, ныла под ее тяжестью; в своём пристанище юноша не имел привычки хранить продовольственные запасы и предпочитал забегать на ближайший рынок каждый раз, как возвращался домой. Своей традиции Талон не изменил, несмотря на полученное в ходе задания ранение. Ожидать очередного свертка с хлебом и вяленым мясом от человека, считавшего себя пожизненным должником Талона, в столь поздний час явно не стоило. Семья зажиточного торговца, Гилберта Ганта, живущая по соседству с юношей на этаж ниже, были единственными людьми, кому он открывал дверь без лишних вопросов. Травник Гант, занимающийся торговлей снадобьями из редких на территории Империи лечебных трав, сталкивался с особо агрессивной конкуренцией в стенах столицы далеко не раз. Не так давно, около года назад, завистливые конкуренты едва не лишили его всего, что у него имелось. Награда за голову несчастного торговца была невысокой, но для мелких сошек в Гильдии убийц весьма заманчивой — немногие знали о нем, беженце из Фрельйорда, но внимательный злоумышленник догадывался о дальнейшем торговом росте Ганта. Талон не понаслышке знал о травнике и частенько наведывался за лекарствами, изобретенными, как оказалось, его юной дочерью. Гилберт с гордостью и тёплой улыбкой говорил о ней людям, что интересовались секретами эффективных мазей и зелий. Об этом Талон слышал практически при каждом своем визите в лавку, но всегда слушал с толикой сопереживания. Всякая история о дочери рассказывалась с необычайным воодушевлением, а о своем товаре Гант мог поведать абсолютно все без затруднений и запинки. Как врачеватель, он знал, что посоветовать и при хворях, и при глубоких ранах. Объявленный в Гильдии заказ показался Талону абсурдным с момента его оглашения; Гилберт помогал людям Ноксуса со всей искренностью и благодарностью за приют, поначалу работая себе в убыток. Возможно ли скрыть злостные намерения за скорейшим принятием культуры и общественных законов другого народа, отчаянным решением завоевать доверие людей не только качеством товара, но и стремлением помочь всякому, кто обратился к нему с недугом? Для семьи беженцев вряд ли такое под силу. С малых лет Талон получал увечья, остававшиеся шрамами на его теле — болезненные клейма. Последние из них, с еще не зажившими следами от швов, были обработаны Гантом, который не попросил за свою помощь больше нескольких монет. Благодарностью убийцы стала не дополнительная плата; найти заказчика было легкой задачей, и он оказался сговорчивым человеком. Угрожать одному из крупнейших торговцев эликсирами и снадобьями — дурная идея, но вполне приемлемая в подходящей ситуации. Оставшись с Талоном наедине без возможности прокричать спасительное «стража», Форколб кротко согласился с выставленными условиями, лишь бы лезвие клинка перестало холодить кожу на шее. Он знал о выдающихся убийцах Гильдии, но предугадать, что один из них, скрыв свою личность в тени, заступится за столь мелкого торговца, он никак не мог. В голове Форколба тихий, хриплый голос отдавался скрежетом, а страх холодной змеей скрутился у него под сердцем. Покушения на Ганта прекратились в ту же неделю. Плечо ныло. Скинув сумку на непримечательный пуф, Талон поспешил разжечь печурку. Делал он это небрежно, не задумываясь о том, как следует расположить угли внутри нее. Скрипя зубами, юноша снял верхнюю одежду. Дрожащей рукой он стянул слипшуюся, пропитанную кровью ткань, послужившую повязкой на время возвращения в столицу. Наспех перевязанную в пути рваную рану следовало бы промыть еще раз и обработать. Шипя от боли при прикосновениях смоченной лекарственным раствором тряпки к плечу, Талон злился сам на себя за то, что подставился под удар. Наступающая слабость выводила его из себя; в таком состоянии в случае угрозы он вряд ли сможет быстро отреагировать. Перебинтовав надплечье и часть груди, Талон наглухо затворил все входы на чердак, кроме одного небольшого окна, едва заметного снаружи. Дочь Ганта, Ульфа, каждое утро наведывалась к спасшему и ее отца, и семейное дело юноше. По указанию Талона она шесть раз стучала в определенную часть двери чердака. Та была сделана из нескольких слоев досок; в месте, по которому проходился кулак Ульфы, сколоченный слой утоньшался, отчего стук мгновенно прерывал любое занятие Талона, будь то какие-то личные дела или драгоценный сон. Юноша открыл дверь без привычной ему расторопности — Ульфа уже собиралась было уйти, подумав, что хозяина комнаты там нет. Когда дверь отворилась, девушка нахмурилась, тихо поприветствовав Талона. Сделав шаг вглубь комнаты, он дал ей пройти. — Отец велел передать тебе хлеб и кусок сыра, — Ульфа указала свободной рукой на покрытую легким платком корзинку. — Но я положила еще небольшую крынку молока и несколько вареных яиц. И, как вижу, не зря. Девушка кинула беспокойный взгляд на окровавленные бинты. — Спасибо, — сухо ответил Талон, занимая место на постели. С повисшим в комнате молчанием Ульфа мириться не хотела. — Можно посмотреть? Он никогда не отказывался от лекарской помощи. Девушка умело накладывала швы и подбирала правильное лечение, но Талон не сразу дал ответ. Он окинул взглядом тусклую комнатушку, а затем перевел его на пострадавшую от ранения руку. Боль ощутимо отдавалась даже в пальцах. — Валяй, — на тяжелом выдохе ответил он. Широко улыбнувшись и потерев усыпанную веснушками переносицу, — Ульфа всегда так делала, когда чему-то радовалась — девчонка стремглав побежала в свое жилище, чтобы взять все необходимое. Забыв, что она так и не отдала нагруженную корзинку, поспешно вернулась, извинилась и снова скрылась за массивной дверью. Осознание того, что она снова может помочь спасителю ее семьи, приводило ее в восторг и абсолютную рассеянность. Несмотря на свой юный возраст, она врачевала многих, и Талон был одним из ее самых любимых пациентов. Он не требовал макового молока, покорно терпел и лишь в самых запущенных ситуациях стискивал в зубах плотный жгут или рукоятку скалки, услужливо предоставленной Ульфой. Во время работы над раной невнимательность девушки исчезала как по волшебству. — Не слишком больно? — спросила она, делая последний стежок. — Какая уже к черту разница? — огрызнулся Талон. Дыхание его было сбивчивым. Если бы не ноющие мышцы, он бы непременно отвернулся. Ульфа тихо хихикнула, похвалив юношу за терпение и опустив окровавленные руки в таз с теплой водой. Умело перебинтовав надплечье, она приступила к промывке инструментов. — Бенджин снова работает в кузнице на площади, слышал? — Краем уха. — Ты же у него берешь клинки, разве нет? — она промокнула иглы мягкой тряпкой. — Спасибо за помощь и вести. Ульфа поняла, что разговор окончен. Собрав свои вещи, она пообещала прийти вечером, чтобы осмотреть швы. Вряд ли Талон смог бы окрепнуть меньше чем через неделю, если бы дочь Ганта не навестила его. От главы дома Дю Кото, приказы которого юноша беспрекословно исполнял, не было никаких указаний и известий. Как только он смог уверенно чувствовать себя при долгих прогулках по городу, Талон напомнил о себе в Гильдии убийц. Он не собирался браться за новое задание — лишь наигранно изъявил желание. Долгое отсутствие всегда подозрительно. Если его найдут в таком состоянии, то вряд ли оставят в живых: слишком сильным конкурентом Талон был. Талантливого Бенджина он намеревался навестить немногим позже. Ноги сами привели его к нехарактерно яркому для столицы зданию — алому, с изящными пинаклями, на пиках которых возвышались полумесяцы. Окна были скрыты за пестрыми решетками. Два дверных молотка, украшающие ажурные двери, были выполнены в виде волчьих голов. Талон снял перчатку, взявшись за кольцо молотка, и размеренно постучал. Его встретили две юные особы — как мышки, бесшумные и юркие, они протянули юноше цветочную маску. На отказ девочки лишь кротко улыбнулись, однако Талона эта учтивость не прельщала. Знание того, на что способны эти маленькие леди в случае угрозы для посетителей заведения, отбивало желание с ними любезничать. Хотя Талон презирал леность представительниц аристократии, в публичных домах его выбор падал именно на них, когда свобода от обязательств это позволяла. Способные занять завидное положение в ноксианском обществе благодаря известности своих семей, благородные девушки почему-то предпочли эфемерную деятельность эскортниц. Они дотошно следили за собой — начиная от тона блеска на выразительных тонких скулах и заканчивая повышенным вниманием к здоровью. Последнее и интересовало Талона. Свою жизнь он ценил весьма высоко и страшился заболеть какой-либо заразой столь нелепым, отчасти недостойным настоящего аристократа образом. Но влекли ли его на деле разукрашенные шлюхи? Внутри помещения было спокойно. Мужчины, скрывающие лица за масками с живыми цветами, уединялись с приглянувшимися им на балу дамами в отдельных комнатах. Юноша тенью прошел в одну из свободных. — Давно не видела Вас, господин. Талон помнил лицо девушки, занявшей место рядом с ним на роскошной софе с бархатной обивкой, но не помнил ее имени. Единожды он навещал ее в этом пропитавшимся духами доме удовольствий, и повторная встреча не обрадовала его. — Я не господин, — отрезал он. — И не лорд, и не любая другая высокопоставленная персона. Мы не на светском приеме, а всего лишь в борделе. Единственное, что отличало напыщенных девиц благородной крови от развязных девок — качество работы. Медлительность злила Талона, но тратить время на смену девчонки он не мог. Вероятно, робость, свойственная леди, была особенностью шарма этой девушки, который не впечатлял юношу. Его интересовали лишь ощущения, а не красота и картинный образ оболочки, выбравшей жалкую жизнь хоть и богатой, но проститутки. Она снимала одежду умело — неторопливо и игриво, но бинты ее явно смутили. То ли отвращение, то ли непривычка, скрывать этого она не умела. Опустившись на его бедра, девушка сжала плечи, за что мгновенно получила оглушающую пощечину, перебившую глухой стон юноши. — Мне казалось, здесь знают, как обращаться с гостями. Девушка виновато опустила глаза, стерев тонкими пальцами кровь с разбитой губы. Она хотела было прильнуть к шее юноши с ласковым поцелуем, но ее действия снова были отринуты. Талон слабо схватил ее за волосы, заставив девушку поморщиться от боли и опуститься на колени перед софой. — Твоим губам место не на моей шее.Часть 1
16 января 2019 г. в 01:31
Лучи закатного солнца пробивались сквозь витражи на узких стеклах. Разноцветными узорами они падали на запачканную, изодранную ткань плаща человека, стоящего у массивной двери кабинета главы рода дю Кото. Он отстучал по двери три раза с небольшими паузами, и лишь затем вошел в залу, не сняв капюшона.
— Долго, — невзрачно одетый генерал поспешил оторваться от документов.
— Точных сроков не давалось, — отчеканил Талон, скрывая раздражение. Поручение вымотало его, как последнюю в хозяйстве рабочую лошадь во время пахоты.
Маркус поднял взгляд на юношу, заострив внимание на черном мешке с засохшими багровыми пятнами за его плечом. Затем он цыкнул, засмеявшись.
— Ты понял настолько буквально?
Талон скинул плащ на многокрасочный ковер под ногами, ловким движением руки раскрыв мешок. В тени гардин охнула прислуга. Две головы с глухим звуком упали на расстеленный рваный плащ. Талон бросил мешок рядом. Дю Кото изогнул брови, прикрыв глаза и шумно вздохнув.
— Вы настаивали, что хотите убедиться. Работа, полагаю, закончена?
Маркус кивнул в сторону прислуги. Та засуетилась, вскоре принеся большую кожаную сумку. Женщина старалась скрывать страх и отвращение к лежащим на плаще головам, но неуклюже оступилась и едва удержалась на ногах, пройдя мимо них. Застывшие в гримасе ужаса лица были ей знакомы — то были сбежавшие из поместья дю Кото три дня назад солдаты, оказавшиеся шпионами. Не дожидаясь, когда прислуга протянет ему сумку, Талон взял ее из дрожащих рук женщины.
Звон монет донесся до ушей убийцы приятной ритмичной мелодией, но в сумке были не только мешочки с платой. Открыв ее, юноша бегло оглядел несколько склянок в отдельном кармане.
— Раны на тебе, увы, заживают не как на собаке. Через пару дней, возможно, ты мне снова понадобишься, не жалей использовать. Едва на ногах стоишь, — Маркус снова уставился в свои бумаги. — Свободен.