Банальных драм достаточно нам,
Смотрит в телефон снова и снова, потому что не может остановиться. Арс скрипит зубами, пытаясь не зарычать, не выдать эмоции, которые комком в горле стоят, клокочут в груди глупой птицей. Очередная порция тупых сториз словно пощечина, насмешка из тех, которые Серый раздает от скуки и вредности — злая, но бездарная. Он разрывается от желания дать Шасту в челюсть наконец-то, затолкать телефон поглубже в глотку или заигнорить его уже полностью, как удачно удавалось делать это каждый раз, каждую его поездку с Ирой, каждый тот момент, когда снова и снова выбирали не его. Пора бы вспомнить, что он, блять, взрослый мужик, и разводить сопли — не его тема, вроде бы. Удается через раз, будто он не актер — так, глупый мальчишка. «Королева Драмы» где-то внутри радостно хлопает в ладошки.Не верь всем словам.
Тем, что разносит по дворам
людская молва.
— Ты выбираешь охуеть какие странные способы общения с фанатами, — говорит спокойно, когда Шаст перезванивает снова; знает, что Антон ждет, что он — Арсений, — шипеть будет и кусаться, как после Турции, как после Испании и мартовских съемок, как после обсосаных всеми Мальдив, знает — и не хочет удовлетворять эгоизм этого урода, которого вполне устраивает иметь и бабу-красавицу, и мужика в своей постели. Антон-таки добился — вот она, голубая мечта русского шоу-бизнеса. Ненавидит едва ли меньше, чем любит, знает-понимает, что нихуя с этим не может сделать — пробовали, плавали — знаем. Всё снова возвратится на круги своя. Арс не понимает, что эгоизм Антона — это страх потери: ему часто кажется, словно если Ира уйдет, все всё тут же узнают, разрушат. И так слишком многое уже испачкано — куда больше?Какая разница?
Да будь ты хоть сто раз права,
Если в любви нашей
случился конкретный провал.
— И это все, что ты скажешь? — спрашивает недовольно и слегка недоверчиво, потому что единственной мыслью, которая в голове Антона гуляла, пока он стори выкладывал — разбить эту ледяную поповскую маску, вытряхнуть мужчину наружу, достучаться попытаться. — Даже промолчишь на то, что я снова взял твои скрины? Те скрины, которыми бездумно обменивались в перерывах между съемками и туром, когда не было возможности увидеться, а говорить о том, как сильно ты скучаешь уже было глупо.Ты сам себе враг, ты сам себе друг…
И вся наша жизнь словно замкнутый круг.
Посуду ломать, полуночи кричать
И как на допросе битые сутки молчать.
— Да похуй, — пожимает плечами, потому что и правда — уже похуй; когда Кузнецова выкладывала стори, где Шаст её кормит — что-то ещё ныло гулко под лопаткой, когда в ленте попадались фото, где Антон Иру обнимал крепко — было еще больно, наверное, а после — ровно, словно по прямой. После разбитой в дребезги посуды, короткого запоя и срыва на самый тупой, блять, пост года — пусто. Внутри, сука, пусто. Арсений сам себе клянется, что все прекратит — обещает снова и снова. Без-ре-зуль-тат-но. — Арс… Арс, хватит, — просит-приказывает, а мужчина бесится снова и снова, словно по кругу.Но мы ведь это все проходили:
Ругались-мирились на съемной квартире…
Их отношения давно, кажется ещё в самом начале, превратились в цикл: они ссорятся смертельно, чтоб наверняка, чудят — каждый как, блять, умеет, — мирятся, с ума друг от друга сходят, снова и снова проебываясь безбожно, а после Шастун снова выбирает Кузнецову — и ссора до нового примирения замыкает последовательность, отбрасывает их в начало. Они все чаще ощущают себя белками в одном странном колесе — ржавом, кособоком, но крепком. Спаянном так, что и не сбежать. — Что хватит, Шаст? Я тебя трогал? Нет, блять. После того, как ты доступным языком мне объяснил, куда я могу пойти с «ринг май беллс» и «кто, блин, пятый» — я замолчал. Ни одного хэштега за время поездки, не одного намека. Вы счастливы, я надеюсь? — сжимает челку пальцами, тянет слегка за пряди — хочется застонать и головой побиться обо что-то, — говорит тихо: — Ты счастлив? — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос, в излюбленной манере, желая переждать эту первую волну — самую тяжелую — потом будет легче. — Арс, я приеду…А помнишь кофе «три в одном»?
И мы на кухне рано только вдвоём
Как в той старой песне…
А ведь, когда они пьяные впервые поцеловались, никто и не думал, что все так закончится, и Ира еще камнем преткновения не была. Они прятались, срывались и переёбывались, обрывали нити между собой и снова их связывали, готовы были буквально запястья себе рвать зубами, пока не пришло-таки осознание — это не желание, нет, — это любовь. И после покой им только, сука, снился.Вокзалы-аэропорты,
Предубеждения и гордость.
И они же бегали друг от друга, словно школьники, глаза прятали и касались только на сцене, маскируя собственные эмоции и срывы под контекстную импровизационную игру — выходило откровенно хреново. Ребята качали головой, но молчали. И так бы и дальше тянулось, но Антон вспомнил, что он мужик и собрал яйца в кулак. Арс восхитился, честно — у него бы духу не хватило. У него на Шастуна всегда почему-то не хватало смелости. Антон смотрел в окна задумчиво и немного грустно, думал — обо всем и ни о чем, грелся с Арсом, об него, около него. Попов тогда светил, счастливо сообщая ненавистным шипперам и любимым фанатам о переменах в личной жизни, а после уже Антон сказал-отчеканил-припечатал однажды, но честно, прямо на сцене — «я тебя очень сильно люблю». Но это всё было тогда, давно, в любимом и ненавистном семнадцатом. А сейчас было только сейчас.Когда комок где-то в горле
— Нет, — твердо. — Не стоит обделять свою девушку вниманием из-за меня. Больно-больно-больно, хоть сотни раз слышал уже и от Серого, и от Стаса с Дариной, и от Димки Позова, что он взрослый и сильный, и ему страдать ни к лицу и не по статусу. — Надеюсь, ты успеешь выгнать Ксюшу из своей квартиры до моего приезда.И кончились все слова…
Арс приподнимает брови в немом вопросе. Да нахуй неужели? Почему-то смеяться хочется, а ещё обязательно надо отвести девушке бутылку хорошего вина и шоколад. Потому что Ксюша глянула стори Антона, и написав лаконичное «сейчас все будет» снова отчудила. Милая девочка, которой повезло влюбиться ещё меньше, чем ему. Попов понимает, что в прошлой жизни он сделал что-то очень хорошее, раз в этой ему с друзьями повезло. Очень сильно определённо. Арсений обещает себе не прощать Антона.И мы вдыхаем тот воздух
С привкусом волшебства…
Это уже после Шастун будет стучать в его квартиру долго и упорно, пока у актёра нервы не сдадут и он дверь не откроет. Это уже после Антон будет медленно и вдумчиво объяснять, что как бы они ни хотели, иначе у них не получится. Это уже после Антон будет касаться холодными окольцоваными пальцами чужой шеи и целовать-целовать-целовать как делал это впервые, но, кажется, что и в последний раз, будто через пару секунд солнце взорвётся сотне миллионов искр и упадёт им на плечи. Это после Арс откровенно простебет Антона по поводу его ревности к Косс, господи. Это всё будет после. Сейчас Попов обещает себе не прощать и не слушать Шастуна. Только снова ничего у него не выйдет. Потому что в этой вселенной, как и в миллиарде других, Арсений Антона любит. А Антон очень сильно любит Арсения.