After leaving your apartment I hear the coast

Мне бы хотелось видеть, как ты следишь из окна за моим силуэтом, подсвеченным тепло-кровавым светом уличных фонарей. Я бы пришел к тебе домой, закоченевший, с потрескавшимися в кровь сухими от мороза руками и в джинсовой куртке. Короче, нихуя не по погоде, как бы ты сказал мне, а потом кинул через плечо жирный ромашковый крем для рук, даже не посмотрев на меня. Потому что знаешь, что моя тупая привычка не смотреть прогноз и выходить на улицу в чем попало стала для тебя чем-то вроде нашей общей привычки. Потому что долбаный крем в синей, как моя тоска по тебе, банке, всегда есть у тебя под рукой. Всегда. Это можно было бы расценить как проявление толики заботы от тебя. По крайней мере, я бы так считал. Мне бы хотелось видеть, как ты хмыкаешь, улыбаясь лишь одними сонными глазами теплого-теплого древесного оттенка, слушая мои каверы на of empires, зажав плечом диктофон к правой щеке. Твои руки переплетались с моими, впитывая в кожу запах ромашки и мой запах. Правда, я не знаю, чем пахну. По крайней мере, ты сказал, что воском и новыми струнами для гитары, осенью и грецкими орехами. А я все запомнил, все твои слова. Все твои чертовы слова, ушедшие с тобой. Мне бы хотелось видеть, как ты дуешь на мои волосы, а они лезут мне в глаза. И я страшно злой, хмурюсь так сильно, что веки под тяжелыми бровями начинают закрываться. Ты смеешься и заваливаешься на меня, пока я не перестану молить о пощаде, задыхаясь от нехватки воздуха и твоего веса, твоих рук, твоей спины. Тебя. Делаешь захват, прижав мою голову к своей груди. И сердце, мое такое же глупое, как я, сердце, забивается в глотку, стуча и пульсируя громко в ушах. Потому что ты наклоняешься и целуешь. Долго, мокро. И все, что я могу ощущать, задыхаясь от нехватки воздуха (больше от всепоглощающей, беспощадной любви к тебе) - терпкость губ, крохотные трещинки на них и свое гребаное бессилие. Мне бы хотелось видеть, как ты грызешь кончик карандаша, выдумывая эскиз новой татуировки. “Как думаешь, вот сюда или сюда?” Тычешь пальцем на ребра, в щиколотку, наклоняясь к ногам, обутым в белые кеды, вымазанные соком травы и плохо содранной с подошвы жвачкой. Честно, Зейн, мне похер. Эта привязанность к тебе (любовь, точнее) буквально шипит на меня, грызет за глотку всякий раз, когда я хочу показать, что мне есть дело до того, как ты выглядишь. Если б ты всю жизнь ходил в скафандре или набил огромного дракона на спине (черт, ладно, вру, я бы хохотал от души и набил на своей спине осла из Шрека, ну, matching tattoos, сам понимаешь), мне было бы пле-ва-ть. Мне бы хотелось, чтобы в кино ты закидывал свою ногу на мое колено. Тонкая смуглая ладонь сжимала мое плечо, впиваясь ногтями. Это все твоя эмоциональность, знаешь. Я бы каждый раз отвлекался от экрана, потому что твоя нога все теснее прижималась к моей. Классика, правда? Невесомые поцелуи в подбородок, шею и плечо. Рассыпанный попкорн, жалостно хрустящий под нашими кедами. Шипящие пузырьки кока-колы, струящиеся в венах и смешивающиеся с твоим вкусом на губах. Уютная темнота, обнимающая сзади. И снова твоя рука, сжимающая мое плечо. Мне бы хотелось видеть, как ты надеваешь на мой безымянный белое пластиковое кривое кольцо от пачки молока. “Я б вышел за тебя, если б ты не будил меня с утра своими песнями в ванной, Пейн, клянусь богом, их слышно на всю квартиру.” И опять смеешься, хватая меня за запястье. Смотрю на свою руку, а там - след от кофе с твоих губ и красноватый отпечаток укуса. Огонь в зрачках меняет цвет с каштанового на пепельно-рыжий. Не выдержав, начинаю смеяться сам, прижав руку ко лбу. Ты самый настоящий дьявол, знаешь? Мне бы хотелось видеть, как ты поешь. В машине. С открытыми окнами. Длинное-длинное шоссе US Route. Иссохшая на многие километры земля, солнце, льющее кремовые лимонные лучи на твое лицо, подсолнух за твоим ухом. Голос бы срывался вверх-вниз, как хрупкий вагончик на американских горках, ты бы кашлял от пыли, морщил смешно нос, покрытый веснушками и копотью, но продолжал петь. Так громко, что стекло на зеркале заднего вида трескалось, не выдержав твоего сильного, лучшего голоса на свете. А руки сами тянутся к тебе, отпуская потертый кожаный руль. Мне бы хотелось, только нет тебя. Мне бы хотелось, и это полностью мое право, которое ты не отнимешь.