Красный

Человек, который никогда не закрывал глаза, может быть даже и не знает, как прекрасны могут быть сны, насколько чудесным спасением после окружающего мира может показаться темнота — такая теплая, словно тяжелое одеяло, найденное в старом сарае у бабушки, пыльное, пуховое, которое придавливает тебя к кровати, таких уже давно не делают, пух заменили суррогатом — синтепоном. Казалось, людей тоже заменили суррогатом — пластиковыми ублюдками, настолько совершенными, что не отличишь от человека, даже Силиконовая долина не кричала, смотришь — вроде все в порядке, а эмоций ноль, реакций — ноль. В этом Рид убедился еще тогда, когда первый «присланный из Киберлайф» спокойно вытерпел все удары, вылитый на голову кофе, только смотрел своими чертовыми щенячьими глазками, даже не дернувшись. Злость, чертова злость — именно она закипала в душе у Гэвина каждый раз, когда его взгляд натыкался на Коннора. Причин для злости было до черта — отчасти даже зависть, ибо нет чувств — нет боли. Нет обиды, разочарования, ненависти, нет злости, ничего нет — ты просто существуешь так, как тебе сказала программа. А чем лучше люди? Получалось, что люди гораздо менее совершенны, словно Бог не старался вовсе. И потому, так хотелось найти в андроидах хоть какой-то изъян, найти ошибку, ведь даже девиация оказалась всего лишь задумкой безумного творца, что сам натолкнул свои создания на этот неправедный путь. После революции все не стало иначе, ублюдки все еще заменяли людей везде, где только можно, рабство из легального стало нелегальным, но большинство полицейских, если честно, закрывали на это глаза. Конечно, не их отдел — Андерсон со своим приемышем больше всех кричал за справедливость, рвался наказывать неверных, хотя всего несколько месяцев назад мечтал сжечь всех жестянок к чертовой матери. Гэвин в своей злости остался один, без соратника, без поддержки, без напарника, пока из Киберлайф, которые разгружали свои фабрики, им не прислали еще одного — насколько похожего на Коннора, но настолько же отличающегося, пластикового ублюдка, который сам себе имя выбрал — Ричард. Словно король из учебников истории, ей богу. И если внешне он от своего собрата отличался, чего стоили только эти холодные, голубые глаза, что пробирали до глубины души своим тяжелым взглядом, то вот на деле он оказался таким же холодным, как и его оптические блоки — безэмоциональным, наивным, словно девиации на него не отгрузили совершенно. Он, иногда, задавал вопросы, иногда — мог перейти границу дозволенного, спросив что-то личное, но никогда ни на что не реагировал вообще. Никакого красного свечения у диода, даже желтый — очень редко, при загрузке, при стрессовой ситуации, а еще — когда Гэвин первый раз облил его кофе, засмеявшись в лицо. Тогда андроид был похож на мокрую кошку, которая не понимает, за что хозяин с ней так жестоко — за то, что не ласковая, за то, что не агрессивная, за то, что пассивно существует, снуя под носом. За то, что Гэвин злится, а кошка нет. Гэвин любил кошек, но не любил своего новоиспеченного напарника, казалось, вся его жизнь сконцентрировалась на одной единственной задаче — добиться хоть какой-то эмоции, добиться злости в ответ, добиться ненависти, алого цвета на виске, но даже когда Рида подстрелили, Ричард только спокойно закончил дело, а потом уже вернулся к детективу, пережимать ему рану. И ни капли не испугался. Человек продолжал цепляться, цепляться, кричать, оскорблять, с каждым днем закипая все больше и больше, желая голыми руками разорвать искусственный скин, только тогда пришлось бы сесть в тюрьму, у них ведь теперь равноправие. Каждый день Гэвин доходил до точки кипения, сгорал дотла, снова и снова видя только голубой диод. «Прямо как твоя ориентация — ха-ха» — пришло как-то раз в голову по пьяни, за что захотелось разбить об эту голову бутылку дрянного дорогущего пива, а на следующее утро кидаться на Ричарда пуще прежнего. И вот даже сейчас — Рид просто сидел и смотрел на андроида, что с закрытыми глазами, мигающим голубым диодом сидел у терминала, отправляя пятничные отчеты руководству. Участок постепенно пустел, время было уже позднее, а их двоих, как назло, оставили на ночное дежурство. Благо — перед выходными работы было немного, большинство трупов находили по воскресеньям и понедельникам, а потому можно было расслабиться. Хотя куда там — как тут расслабишься, когда бесячий напарник просто сидит и смотрит, отсвечивая своими голубыми, как твоя, рид, ориентация как диод, глазами. Гэвин молча показал ему фак и еле сдержался, чтоб не плюнуть на пол. Дерьмо, вот дерьмо! — Детектив, позвольте задать вопрос? — «детектив» закатил глаза, откидываясь на кресле и закидывая ноги на столешницу. — Валяй. — Вы такой злой, потому что у вас секса давно не было? — Гэвин подавился водой, закашлявшись и выплевывая ее к себе на колени. Что эта хуйня пластиковая сейчас вякнула? — Не сочтите за оскорбление, просто услышал это от… А. это не важно, от кое-кого. Мне просто интересно, неужели недоста… — Ебало закрой свое! — Вскочив с кресла, Рид, за два шага оказался около стола андроида, подхватывая его под воротник и, буквально, кидая в стену. — Откуда тебе, жестянке, вообще знать такие слова? У вас, небось, там гладко все? — Не то чтобы он представлял, как там все у андроидов устроено, но… — Нет, детектив. Моя паховая область идентичная человеческой. — И снова — диод не поменялся ни на секунду, оставаясь все таким же голубым, как и раньше. — Вы хотите поговорить об этом? Ответом ему последовал только средний палец. Гэвин поставил андроида на место и отошел, пытаясь подавить в себе желание расквасить эту кукольную физиономию. Идентична человеческой, говоришь? Мысли о «паховой области» постоянно отвлекали от игры в Флэппи Бердс, от чего Рид не мог не беситься. Снова. Да, курсы управления гневом уже не казались такой глупой идеей, когда… — Эй, жестянка, — Ричард отвлекся от материалов дела и выглянул из-за терминала, вопросительно поднимая бровь, — А задница у вас тоже… Идентична человеческой? Диод на мгновение моргнул желтым. Ага! Вот оно! Гэвин оскалился, вставая с места и подходя к столу напарника, усаживаясь на край. — Да, детектив. Но я думал, что вы предпочитаете быть в пассивной позиции. — Это что? Что это только что было? Эта пластиковая хуйня сейчас попыталась подколоть или он на серьезных щах решил поинтересоваться позицией Рида в сексе? — Простите. Мое высказывание было слишком опрометчивым. — Ничего, э… — Гэвин, честно, не знал что ответить. Спеси в нем поубавилось, но просто так сдаться, когда он, наконец-то, нашарил хоть какое-то слабое место — было бы слишком скучно. Он любил ставить себе челленджи, которые, кстати, он очень часто заваливал. — Я не гей. Точнее, я гей, но не… Блять. Короче — не меня трахают, а я трахаю, понял? Или показать, как это делается? Хотя ты, наверное, можешь там загуглить и все такое… — Покажите. — Рид снова закашлялся, смотря в глаза, в которых, казалось, виделся вызов. Или насмешка. Что, этот андроид пытается взять Гэвина на слабо? — Или вы пошутили? Если так, то прошу меня… Гэвин, резко выдохнув, поцеловал Ричарда, хватая его за волосы и чуть ли не заваливаясь на него. Мысли роем наполнили голову — что он делает? Целует андроида? Зачем? Сильные руки сомкнулись на узких бедрах полицейского, и он очнулся, резко отстраняясь и тяжело дыша. А. Вот зачем. Диод горел стабильным красным, а зрачки оптических блоков были расширены, будто бы Ричард был под наркотиками, которые на андроидов не действуют. Гэвин тяжело выдохнул и вытер рот, про себя отмечая, что слюна была странного вкуса — сладковатая, словно кукурузный сироп. «Пластиковый ублюдок» моргнул, потом еще раз, все так же в упор смотря на детектива, а диод постепенно вернулся в нормальное состояние. Рид ухмыльнулся, чувствуя внутри себя гордость — все-таки, он справился, добился своего, так что можно и пойти работать дальше, а то… Его поток мыслей прервал грубый поцелуй. Гэвин резко распахнул глаза, когда его повалили на стол, параллельно с этим скидывая с него все папки с бумагами, которые разлетелись из-за этого по всему кабинету. Какого, мать вашу, черта? Ричард прижал полицейского к жесткой поверхности стола, снова и снова целуя его, и все было бы ничего — только вот диод у него так и остался голубым, от чего в Гэвине снова вскипела злость. Что, так быстро привык? Он ответил на поцелуй, грубо кусая силиконовые губы, надеясь, что не повредил их. — Отпусти, черт, задавишь же, — Рид попытался выбраться из-под андроида, но тот держал крепко, смотря детективу прямо в глаза своим пластиковым, маньячным взглядом, — Черт, хватит. — Сделайте это, детектив. — Гэвин непонимающе мотнул головой, не имея понятия, что напарник имеет в виду. — Трахните меня, детектив. Вы же этого хотите? Человек чуть слышно захрипел, чувствуя, как у него внутри все сводило от того, каким металлическим и рваным звучал сейчас голос Ричарда, каким человечным он сейчас выглядел, какие человечные просьбы у него были, от того, как хочется трахнуть его, добиться красного цвета, но… Что? В какой момент «я ненавижу тебя и хочу чтоб ты сдох» превратилось в «я хочу трахнуть тебя до боли в яйцах»? Ричард двинул бедрами, проезжаясь своей «паховой областью» по вставшему члену, и Риду стало точно не до глупых вопросов. Он резко вдохнул, снова притягивая андроида к себе для поцелуя, понимая, что, наверное, делает что-то откровенно не так, но… А не похуй ли? — Для того, чтоб я это сделал, тебе все-таки придется встать. — Гэвин чуть усмехнулся, отстраняя напарника от себя, слезая со стола и пытаясь отдышаться, приводя свои мысли в порядок. Хотя, о каком порядке идет речь, когда вот это все происходит? Ричард, казалось, тоже был не очень в себе — диод, хоть и не красным, но все же мигал, шарниры в запястьях немного заедали, от чего расстегивание ремня превратилось в настоящее испытание. Кто вообще придумал ремни на штанах для андроидов? — Какой ты быстрый. — Голос Рида хрипел и срывался. — Тебе не нужно там подготавливаться, ну… — Нет, у меня есть естественная смазка, если вы об этом. — Естественная, отличное слово для того, чего, вообще-то, в заднице быть не должно, особенно у полицейских андроидов. Если быть честным — у них и задницы быть не должно, как и члена, который, кстати, был больше, чем у Рида, от чего его снова кольнула зависть. Нет, надо что-то делать с собой, так дальше продолжаться не может. — Так и будешь стоять столбом, детектив? Или все-таки трахнешь меня? Андроид незаметно перескочил с «вы» на «ты» — неудивительно, сложно соблюдать субординацию с человеком, который собирается тебя трахнуть. Ричард сел на стол, окончательно скидывая с себя штаны, а Гэвин звякнул пряжкой ремня, пытаясь найти в себе ответ на вопрос, как так вышло, что он собирается ебать пластикового ублюдка. Рич за рубашку притянул мужчину к себе, снова целуя его, самостоятельно снимая с полицейского белье и беря в руку его твердый член. Да уж, церемониться было точно не в привычках роботов, это детектив для себя уяснил. Андроид, отпустив Гэвина, откинулся на стол и обхватил его уже ногами, вопросительно поднимая бровь, ровно как несколько минут до этого — невинно, словно не он, буквально, совратил своего напарника в их кабинете во время рабочей смены. Внутри Ричарда было тесно, настолько, что Рид тихо заскулил, утыкаясь лбом в пластиковую грудь, выходя почти полностью, а потом обратно толкаясь в силиконовое нутро. Искусственные мышцы поддавались с трудом, но смазка и правда была, тем более андроиды не могли испытывать боль. А удовольствие? — Ты чувствуешь прикосновения к своему члену? — Человек просунул руку между телами, обхватывая его и проводя по нему, сжимая в кулаке. — Да, там есть нервные окончания, но не так, как люди. Можете не тратить на это время. Большинство рецепторов у меня во рту, — Ричард высунул язык, облизывая губы, словно провоцируя. Хотя, почему «словно»? Гэвин приподнялся, тяжело дыша и двигая бедрами, испытывая желание целоваться, так, чтоб губы потом опухшие были, словно он снова в младших классах. Андроид выглядел потрясающе вот так — разметанный по столу, с растрепанными волосами, желтым (все еще не красным) диодом, принимая в себя чужой член, ни на секунду не закрывая глаза. — Нравится? — Рид вскользь поцеловал Ричарда, выдыхая ему в губы и подхватывая под бедро, чувствуя, как под пальцами разъезжается скин, от чего внутри снова все сжалось. — Нравится, когда я тебя трахаю? Андроид моргнул, смахивая все сообщения о системных ошибках и улыбнулся, обнимая детектива за шею, зарываясь пальцами ему в волосы. — Нравится, как ты смотришь, когда меня трахаешь. — Гэвин снова зарычал, целуя грубо, прокусывая силикон, чувствуя привкус тириума на губах, надеясь на то, что он не токсичный. — Мне нравится чувствовать твой член в себе. Рид рвано выдохнул в чужие губы, пытаясь прижаться ближе, войти глубже — видимо, все-таки, андроиды умеют чувствовать хоть что-то, пусть для этого и приходится трахнуть их на рабочем месте посреди смены. — Ты такой узкий, блять, — Каждый толчок был словно первый, силикон — не мышцы, он не растягивается так просто, крепко сжимая в себе напряженный орган.— Я у тебя первый, да? Андроид хмыкнул, словно ему действительно могло быть смешно — а может и правда было. — Да, детектив. Вы — первый, кто меня трахает. Тешить самолюбие — чудесно, добиться того, чего хочешь — тоже, даже если это «что-то» — твой собственный напарник-андроид, у которого диод краснеет от грязных разговоров, которые, казалось, раньше Гэвина вообще не привлекали, но этот металлический, теряющий нотки человечности, голос — лучшее, что детектив вообще мог услышать во время секса. Лучше стонов. Лучше тяжелого дыхания. — Давно вы мечтали об этом, детектив? Отличный вопрос. Восхитительный — ибо Рид знал ответ с точностью до секунды: — Как только ты вошел в участок. — Гэвин на секунду остановился, входя до самого конца и смотря в голубые оптические блоки, чувствуя тяжелые руки на своей шее — Я увидел тебя и понял, что хочу выбить из тебя всю твою напыщенность. Вытрахать ее из тебя, трахать до тех пор, пока ты не начнешь искрить, пока твои системы не полетят по пизде, Ричард. Я хочу, чтоб ты девиантнулся на мне, чтоб ты чувствовал то, что чувствую я, когда вижу тебя, хочу, чтоб ты хотел меня так, как я хочу тебя, сука, у меня яйца разрываются, когда ты вот так смотришь на меня каждый день, словно целка. Рид зажмурился, тяжело дыша. Он уже готов был кончить, но сначала нужно было закончить начатое. — Я не знаю, можешь ли ты кончить, но я бы очень хотел, чтоб ты кончил, потому что я тебя трахаю, чтоб вырубился нахрен, хочу, чтоб ты отсосал мне, хочу на лицо тебе, блять, кончить. Ты знал, что ты пиздец, какой красивый? Я бы трахнул тебя перед зеркалом, чтоб ты увидел, как хорошо ты принимаешь мой член, чувствуешь, какой он твердый? Мне так хорошо в тебе, блять, я с ума схожу… Тихий скрежет прервал речь Гэвина, и он распахнул глаза, чувствуя, как у него все дыхание словно выбивает из груди. Красный. Ярко-красный, мигающий диод. И дрожащий, словно старый холодильник, Ричард, изо всех сил вцепившийся в волосы детектива, смотрящий на него безумным взглядом, разве что пар из него не шел. — Ох, блять. Ты в порядке, жестянка? Андроид кивнул, снова, видимо, пытаясь что-то сказать, но в итоге снова вышел только скрежет, он всхлипнул и притянул человека к себе, трясущимися губами пытаясь поцеловать. — Кончи… — Ричард на секунду все-таки обрел контроль над своим голосом, но не над своим телом, продолжая дрожать. — Кончи в меня, детектив. Рид тихо застонал, двигая бедрами, смотря андроиду прямо в глаза, не имея возможности отвести взгляд от такого беспомощного взгляда, чувствуя, как силиконовые мышцы сжимают его внутри. Это был откровенный пиздец — они все-таки ебались на работе, но ломать — приятнее, чем строить, а смотреть, как ломается под тобой андроид, просит кончить в него, словно он — шлюха из «Рая», ощущать, как внутри тесно, словно девственности его лишаешь — пиздец, другого слова не было. Детектив толкнулся несколько раз, прижимаясь своими перемазанными в тириуме губами к бледной коже, слыша ржавые стоны, свои собственные хрипы, чувствуя сильные руки, которые сейчас так слабо цепляются за чужие волосы — и кончил. В глазах потемнело, словно все в секунду взорвалось, Гэвин буквально завалился на Ричарда, утыкаясь носом ему в шею, в свои поцелуи, пачкаясь в синей крови еще сильнее, мир померк и все сознание сузилось до одной жестянки, что лежала сейчас под детективом. Да. Красный — определенно, теперь его любимый цвет.