II
Через несколько недель у него появился парень. У Чимина, естественно. Юнги раскололся, — так сказал Хосок — и теперь в квартире Чимина и Тэхена появился пятый гость с растрепанными волосами и засосами в чиминовой футболке. Сокджин никогда не видел никого столь самодовольного, как Пак Чимин - он порхал вокруг как бабочка, с улыбками, чмоками в нос и обнимашками со спины, пока Мин Юнги смутно понимал, что вообще происходит. Правда, скрыть любовь и восхищение в глазах было нереально. Хосок и Намджун были правы: Юнги был по уши влюблен. Но их прогресс отличался от прогресса, который за всё это время совершил Сокджин. Такое развитие событий только означало, что он не так уж далек от Намджуна, как ему казалось раньше. Чимин настаивал, что все друзья Юнги должны быть и его друзьями тоже. Не то чтобы Сокджина это сильно волновало, нет. У него имелись заботы совершенно другого рода: например, ожидание звонка из театра. Ему эта роль нужна, как воздух. Так что когда наступила среда, Сокджин наконец смог отвлечься. У них была еженедельная традиция: ужин у Чимина с Тэхеном, приготовленный Сокджином. Кто знает, как так получилось: он как будто стал суррогатным отцом для своих младших друзей; усыновил трёх детей, толком ещё не выпустившись из художественного колледжа. Никто не мог прожить на мармеладе и заварной лапше – поставил установку Сокджин. Тэхен сначала сопротивлялся, но в итоге каждый раз просил приготовить что-то вкусненькое. Они всегда собирались за банкой пива, строили планы на уикенд, играли в видеоигры и просто хорошо проводили время. Можно сказать, этих вечеров Сокджин ждал больше всего. Иногда приходили гости - друзья из колледжа, родственники. Поэтому, когда он появился с двумя пакетами из супермаркета, а Чимин прощебетал, что пригласил еще несколько человек, Сокджин не придал этому значения. Из гостиной послышался голос Юнги. Понятно. — И сколько нас? — А, — Чимин захлопал ресницами, — ну, семь? — Семь! — воскликнул Сокджин. В пакетах еды на четверых. — Я из денег что ли сделан, или из кимчи?! — продолжил он с напускным драматизмом. Сокджин глянул на содержимое пакетов: ну что ж. В чапчхэ можно добавить больше лапши, а суп из водорослей разбавить водой… айщ, это вообще никуда не шло. Сокджин воспринимал готовку серьёзно! Чимин все еще смотрел на него своими фирменными щенячьими глазками. — Ладно, кто там? — Юнги, — ответили ему радостно. — И Хосок с Намджуном. На секунду Сокджин чуть не потерял равновесие, разуваясь. На секунду. Он прокашлялся и выпрямился: — Ага. Намджун знает, что я здесь? — Знает, — будто виновато сказал Чимин. — Ничего же страшного? — Да ничего. Что было, то прошло. Когда Сокджин зашёл в гостиную, чтобы поздороваться, парни уже сидели и выпивали, время от времени выбирая, какой трек включить следующим. Намджун сидел на притащенном из кухни стуле в узких джинсах, огромном джемпере, в черной шапочке и очках, которые сползали у него с носа. Это был «книжный червь» Намджун, а не обычный «крутой рэпер» Намджун. Он выглядел хорошо. — Здравствуйте, троечки, — шутливо объявил Сокджин, — и тройка с половиной, — он поприветствовал Чонгука, который довольно улыбнулся, а потом засмущался. — Обидно, вообще-то, — с напускной обидой ответил Хосок. Намджун задержался на Сокджине своим непоколебимым, спокойным взором и уткнулся обратно в телефон. Он уже и забыл, каково это: увидеть кого-то и сразу же загореться таким диким желанием — это всё из-за чёртовой шапочки, которая сидела идеально. — Ну, кто поможет мне с готовкой? Вам лучше встать, а то я... Встал Чонгук. Сокджин хорошо его воспитал. На кухне они болтали о всяком пока кромсали овощи и промывали лапшу, иногда попивая пиво. Чонгук жаловался на колледж и понять не мог, как Сокджин его выжил вообще: — Зачем мне учить физику, если я танцор? Я не понимаю! И Чимин говорил, что поможет мне, но теперь Юнги его оккупировал. Типа, однажды Чимин пришёл на репетицию не спавший вообще. И знаешь, почему? Они с Юнги проговорили всю ночь! — Чонгук выглядел по-настоящему оскорбленным. — Секс… секс я ещё могу понять, но они искренне разговаривали. «Юнги-хён такой умный», — все уши мне прожужжал! — Завидуешь? — Нет! — Чонгук вспыхнул. — Я рад за них, конечно. Мне нравится Юнги, но это переб… О, ты чего тут? Сокджин оглянулся и в дверном проёме увидел Намджуна. — Пиво закончилось, — просто ответил он. Сокджин отвернулся. Но получив, что хотел, Намджун не ушёл — он присоединился к беседе с Чонгуком. Сокджин слушал их разговоры о последнем танцевальном проекте Чонгука, о возможной поездке Намджуна и Хосока в Токио ранней весной. Чонгук всё еще считал, что рэперы неимоверно круты. Пока те болтали, Сокджин изо всех сил прогонял мысли о прослушивании, но они просто делали петлю и возвращались обратно в голову. Он был там в понедельник, а уже среда, и ответа не было. «Мы вам перезвоним». Никто не звонил. Очередной провал, очередной отказ — а ведь он так старался. Чонгук отлучился в уборную, что заставило Сокджина резать овощи в два раза быстрее, понимая, с кем он сейчас наедине. — Решил подрезать кого помоложе, вижу, — сказал он, продолжая стучать ножом. — Он немного стеснительный, но это ничего. — Ну, он единственный из твоего круга друзей, с кем я ещё не переспал, — беззаботно сказал Намджун. Сокджину надо было убедиться, что он пошутил. Он обернулся — его встретила ухмылка. Глазами спрашивал: «смешно?». Нет, не смешно. Намджун стоял, облокотившись на стол, в этой дурацкой шапке, очках и пивом в руках. Мягкий и привлекательный, к большому раздражению Сокджина. Блять, может стоит прямо тут на него запрыгнуть? Или незаметно прокрасться к Тэхену в спальню? Объект вожделения посмотрел на нож в руках Сокджина и сказал: — Этот лук что, всю семью твою убил? — Я готовлю, чтобы расслабиться, — просто ответил Сокджин и вернулся к работе. — Фишка у меня такая. — Ага. И почему же ты сейчас напряжен? — Почему я напряжен? — Сокджин горько хмыкнул. — А почему нет, серьезно? С высоты своих гор не видишь, как мир горит? Жизнь, счета, глобальное потепление, торговые соглашения ОПЕК... Две теплые ладони приземлились на его плечи — он замер. — Твои плечи и правда напряжены, — Намджун начал массировать их сильно и умело, посылая электрические разряды прямо сквозь ткань сокджинового свитера. — Так сильно… — Хах… у меня дежавю, — усмехнулся Сокджин, но глаза зажмурил. По телу пробежались мурашки. Он мог поклясться, что сейчас растает. — Ты мог бы позвонить мне, — хрипло прошептали ему в спину, — если хотел расслабиться. Дыхание в который раз сбилось — сколько раз они уже переспали? Несколько. Немного больше, чем несколько. Расписания у них не было, не было ожиданий, планирования. Намджун был по горло в работе, да и Сокджин тоже, но двадцать минут на метро катался с регулярной нерегулярностью. Он всегда ожидал, что каждый визит будет последним, но каким-то образом всегда возвращался обратно - карт-бланш тянул. — Тебе перезвонят, не волнуйся, — Намджун стоял близко, окутывая своим теплом всё тело и сущность Сокджина. Ему стоило сопротивляться: они были не одни в этой квартире, но… он застыл на месте, желая остаться наедине вдвоем. — Может позвонят, — выдавил из себя Сокджин, – а может и нет. — Позвонят, они сумасшедшие, если не примут тебя. Но, если хочешь, приезжай ко мне после этого… если хочешь избавиться от ненужных мыслей. Обычно такие разговоры велись по телефону, а не хриплым горячим шепотом на ухо. Сокджин обычно писал что-то сдержанное, но соблазняющее, типа «ты свободен сегодня вечером?». А Намджун писал, «хочешь приехать?». Вообще, когда он в первый раз написал это, Сокджин чуть не перешел дорогу на красный свет. Сейчас же, когда он произнес это голосом томным и сладким, как мёд, у Сокджина пробежали мурашки. Он приезжал всего две ночи назад, он не может оправдать и этот раз, но... — Хорошо, — Сокджин рвано выдохнул, — Я приеду. — Голова совсем поплыла, в намджуновых руках он чувствовал себя как желе. Чужие руки с плеч переместились на его голову, легонько массируя местечко под его ушами. Сокджин мягко простонал. — Могу ли я попросить массаж всего тела, раз уж на то пошло? — Посмотрим, — Сокджин не видел его ухмылку, он ее чувствовал. — Ляжешь на спинку для меня? — Ни за что, — сказал он, но его возбуждало то, как они договариваются о таких вещах. Предпочтения предпочтениями, только Намджун, ну, изобретателен в обходе этих требований. — Хах, значит, взять меня, пока я на спине, ты можешь, а самому слабо? Мне иногда так сложно тебя понять, — пробормотал Намджун, утыкаясь носом в его волосы и вздыхая. Сокджин пожал бы плечами, если не боялся, что массаж прекратится. Сердце бешено билось в висках. — Вопрос времени… Уже совсем скоро ты будешь лежать подо мной и умолять не останавливаться, малыш. — Бред, — В горле пересохло от мыслей о таком. — Порок даже. — Хорошо сказано, — Сокджин чувствовал его тяжелое дыхание около своего уха. Господи, как горячо. — Знаешь, я… Намджун отступил, убирая руки, забирая тепло, стоило Чонгуку заговорить где-то в соседней комнате. Когда он зашел обратно на кухню, то осмотрел парочку недоверчивым взглядом, хмуря брови. Намджун кивнул головой на сегодняшнего повара: — Еда и правда выглядит отлично. Кто знал, что в Сокджин-хене есть что-то, кроме милого личика? — Я не побоюсь использовать это, — невозмутимо ответил он, держа нож и глядя на Намджуна. Тот забрал свою банку пива и ретировался с широкой ухмылкой на губах. Чёрт его возьми, теперь щеки красные. Чонгук спутал это со злостью: — Он нагрубил тебе? — и звучал так, будто был готов накинуться на обидчика, если потребуется. — Ещё чего, — отшутился Сокджин, но краска с лица не уходила. Причина, по которой он не стал ничего рассказывать своим друзьям, довольно проста: они бы просто не поняли, переиначили полностью. Если Юнги и Чимин гнались друг за другом со скоростью гоночных машин, врезались и разбивались друг о друга, то себя и Намджуна он мог сравнить только с двумя неподвижными машинами. Никаких гонок, и вообще они припаркованы в разных гаражах. Намджун был не против. Сокджин тоже. Это простые взаимовыгодные отношения, — и взрослым разрешалось такие иметь, так что всё было в порядке. Всё в порядке, всё хорошо. Больше не надо ничего анализировать, потому что анализировать нечего. Когда он проверил свой телефон, он увидел, что «NJ» написал ему: «после обеда я уйду первым, можешь пойти за мной». Сокджин одним глазком заглянул в гостиную, где Чонгук в этот момент пытался поставить маленький столик на семерых. Он ответил: «ок. встретимся около 7-11 недалеко отсюда?». «окей, ладно нам нужны будут еще закуски после твоей стряпни» «я отравлю твою еду, намджун» «неа, не отравишь нам нужны презервативы, в любом случае почему бы закуски не захватить?» Он уставился на экран в тревоге. Покупка презервативов была ответственным делом: у Сокджина с собой их не было, у Намджуна в квартире, наверное, тоже. Отсюда и нужда. «Нам нужны презервативы, в любом случае». Нам нужны. Нам… Сокджин сглотнул. Небольшая оговорка. Нет такого понятия как "нам" – не у него, определенно не у Намджуна. Чонгук смотрел на него всё с таким же подозрением. Сокджин отложил телефон в сторону и улыбнулся, как никогда не улыбался. Он в порядке; всё в порядке. Всё под контролем.***
На следующий день Сокджин получил роль Кунву в «Слабом сильном человеке»: измученного молодого человека, оказавшегося между своим лучшим другом и его женой. Эта роль была глотком свежего воздуха за последнее время, — и Сокджин в этом глотке отчаянно нуждался. Намджун узнал первым, потому что Сокджину позвонили рано утром, пока он собирался уезжать из его квартиры. Телефон зазвонил, как только он натянул на себя брюки, не успев надеть даже свитер, а Намджун был в душе. Сокджин еще разговаривал по телефону с кастинг-директором, — да, он подъедет к обеду, да, принесет паспорт, подпишет контракт, как здорово, что так вышло, — когда Намджун, в одних боксёрах и с полотенцем на голове вышел из ванной. Он застыл в дверном проёме, вслушиваясь в разговор, и потом широко улыбнулся, обняв Сокджина, который ещё не договорил. — У тебя получилось?! — Кажется, это стоит отметить, — засмеялся в трубку директор. Сокджин был слишком взволнован, чтобы засмущаться. Намджун настоял на завтраке за его счёт в ближайшей кофейне, сказал, что в студию пойдёт попозже – ничего страшного. Сокджин позвонил своим друзьям, пока Намджун заказывал кофе, и Чимин буквально закричал от радости, твердя, что Сокджин всё это заслужил. Пьеса будет числиться в репертуаре их Малого Театра два месяца — придут критики, другие актеры… О, боже. А что, если он провалится? Что, если это незаслуженно? Наверное, уже наступило то самое время года: темное и печальное, с ямами, которые так и ждут, пока ты в них провалишься по пути. На самом деле он и не заслужил этой роли, это просто счастливая случайность, его выбрали лучшим из худших… к тому же всё, к чему он прилагал усилия в прошлом, рассыпалось на руках. В чём отличие сейчас? Но Чимин уже организовывал для него вечеринку, Чонгук вызвался репетировать вместе с ним его строчки, а Тэхен планировал сфотографировать его в новом сценическом образе. Сокджин скорее всего провалится, будет опозорен критиками и не сможет оправдать ожиданий самой большой роли, что у него когда-либо была. Это совершенно точно разрушит его карьеру — и он вернется к рекламам сока и йогуртов. Сокджин окончил звонок сразу же, как Намджун сел к нему за стол, протягивая ему мокко со взбитыми сливками. — Один из многих подарков, что я тебе задолжал, — он улыбнулся, — ты такой молодец. — Я теперь звезда, — объявил Сокджин. — Будущий Ди Каприо. — Он не так хорошо сохранился, так что несравнимо, — ответил Намджун искренне. Действительно. Конечно, этот день стоило отметить как следует, но со временем мысли Сокджина вернулись в квартиру дяди Санхуна, недели спустя, где силуэты, видневшиеся из окна, отказались верить в его существование. Он правда не заслужил всего этого.***
Ноябри у Сокджина были не в почете: солнце угасало, его становилось всё меньше и меньше с каждым днем. Ты просыпаешься в темноте и засыпаешь в ней же. Все дни упорной работы мешаются с грязью и дождем, серым бесконечным существованием. Бывали, конечно, просветы — его друзья, их глупые шутки и квартира Намджуна — маленький кусочек Рая, в который Сокджин мог прийти в любое время. Место, где он получал всё то недостающее в ноябре тепло и солнце. Все эти вещи сделали этот месяц более запоминающимся, заставили его продолжать быть таким же громким и придурковатым, раздражать людей своими шуточками — самое обычное представление — но, честно, это не могло заставить время течь быстрее. Неважно, получил ли он главную роль, или нет — подготовка шла полным ходом, и этот ход времени включал в себя его: нужно было просто постараться не отставать. Как-нибудь. Ему нужна была помощь, и многие вызвались. Даже Намджун, и Сокджин в отчаянии принял предложение, решив, что Намджун будет честнее с ним, чем его друзья. Намджун ещё никогда не был в квартире у Сокджина, и тот откровенно нервничал. Он убрался, потом посчитал свои действия абсурдными и специально воссоздал бардак ещё раз. Мнение Намджуна не имело значения, разве нет? Намджун пришёл после девяти сразу из студии в своей кожаной куртке, со свежеокрашенными в серебряный волосами и пакетом еды, что захватил по пути. Сразу по приходу он решил пошнырять вокруг. Сокджин на своей маленькой кухне раскладывал упаковки с едой и открывал пивные банки, и Намджун не пришел, когда его позвали. Он знал, где его найти — в своей спальне. Там Намджун, наклонив голову, пытался прочесть названия книг на книжных полках. — Еда готова, — повторил Сокджин. Квартира была маленькая, и он знал это. Это всё, что он мог себе позволить. Другие подстилки Намджуна из его этих рэп-кругов жили, наверное, в квартирках побогаче, с огромными кроватями и сухими стенами. Чья это вообще была идея встретиться здесь? — Мм, — только и промычал Намджун ему в ответ. Он доставал и осматривал книжки одну за другой, пролистывал их и аккуратно ставил обратно. — Я тут занимаюсь исследованием. — Исследованием чего? — Тебя, — ответил Намджун, косясь на него. — Получаю степень в Ким Сокджине. Хочу стать кандидатом наук. — А, разве ты не милашка? — отрезал он, хотя на душе отчего-то стало тепло. — Хватит рыться в моих вещах и иди есть. Вскоре Намджун сидел напротив него за маленьким кухонным столом, спрашивая, как долго он тут живет. Сокджин отвечал, что живет тут уже несколько лет, переехал после расставания. Конечно, он сказал это без задней мысли, о чём потом пожалел. Намджун взял в руки палочки для еды и на мгновение замер, прежде чем запустить их в общую тарелку лапши: — Ты жил с кем-то? — Да, какое-то время, — Сокджин пожал плечами, и это показалось ложью. — Несколько лет. Намджун кивнул, не поднимая взгляда. — Ты, наверное, был ещё молод? Двадцать, двадцать один? — он уже и забыл, сколько ему было лет, когда они с Санхуном стали жить вместе. Да, возможно он и был молод, но разве любовь не та штука, на которую юность надо спускать? Слепо любить кого-то, а потом понять, что все книжки и песни тебе врали? Намджун больше ничего не спрашивал про это. Они говорили на разные темы: о микстейпе Хосока, о том, как Намджун помогал ему, о Сокджине и его коллегах по работе, о первой годовщине Чимина и Юнги — прошёл целый месяц! — и о том, как Юнги был сам не свой, потому что забыл и ничего не приготовил в подарок. О том, как они выясняли Отношения. («Я — даритель! Я дарю!», — объявил Чимин, и Юнги сказал: «Это прекрасно, Чиминни, но, я думаю, не стоило так заморачиваться?», — и это вызвало Скандал с большой буквы, но они успокоились сразу же после того, как Юнги признал, что был неправ, и Чимин прекрасен как есть.) Вся эта ситуация Сокджина утомила: отношения были утомительной штукой. Он был рад, что с ним этого точно уже не произойдет. К третьей бутылке пива они уже смеялись даже над самыми тупыми шуточками. Намджун улыбался ему с другого конца стола. Их стопы под столом соприкасались. А когда закончилась и еда, Намджун встал из-за стола: — Что-ж, давай пробежимся по сценарию? Тяжкий труд побеждает талант, когда талант не трудится. — На что ты намекаешь... Стоп. А кто я из двух? — Сам мне скажи, — и ухмыльнулся. Поскольку гостиной у Сокджина не было, спальня была единственным подходящим местом для репетиции. Намджун сел на край кровати, держа в руках сценарий, и настоял на писклявом голосе для Минсо, из-за чего Сокджин не мог воспринимать всё это всерьез. Минсо-Намджун сказал: — Я страдала и сгорала годами, Кунву, как старая лампа на подоконнике… — Не смей говорить со мной о боли! — провозгласил Сокджин, ходя взад-вперед по своей спальне. После трех бутылок пива вжиться в роль истерички Кунву было намного легче, и пусть он не звучал настолько утонченно, насколько хотел, Намджун вообще звучал абсурдно. — Не говори со мной о горе! Да что ты знаешь о нём? Мы с тобой существуем в разных мирах, ты — воплощение жадности, да, именно ты! Жадность ко мне, и к своему мужу. И тебе больно? Как может быть больно кому-то, кто забирает так много?! Следующая строчка не последовала. Сокджин обернулся на Намджуна, что смотрел на него с открытым ртом. Он моргнул пару раз: — Охренеть, хён. Ты, типа, ужасно хорош. У меня аж мурашки по телу, — в доказательство Намджун показал ему свои руки. — Да, продолжай хвалить меня, но только строчку мне прочти. — А, бля, извини, — Намджун откашлялся и сказал писклявым девчачьим голосом: — Эээ... Это потому, что наша любовь бесконечна! Бездонна! Кунву, милый, не сердись так, прошу тебя. Что я делаю я делаю от любви, невинной чистой люб… — Невинной?! Да ты жалкое подобие женщины! Ты поглотила меня и выплюнула, от меня не осталось ничего! Вот же, вот…— — Не-а, не так, — прервал его Намджун и помахал сценарием в воздухе, — Теперь ты должен поцеловать меня. Намджун попытался звучать нахально, но Сокджин резко подошёл к нему, схватил его лицо обеими руками, страстно и отчаянно целуя. Он отстранился так же резко, чуть не роняя Намджуна на кровать. — Вот же, вот, Минсо, вся моя потерянная жизнь на твоих губах, — Сокджин подошёл к окну и осторожно выдохнул. Медленно покачал головой. — Мы больше никогда не свидимся, Минсо, — должен был послышаться плач, но Намджун совершенно не знал, как притворно плакать. — Не стоит; твои слёзы ничего не значат. Есть только время и мы, что иссякли. Всему пришёл конец. Конец сцены. Медленно гаснет свет. Минсо, плачущая на сцене, и Кунву, уничтоженный ею, пытаясь отомстить любыми доступными способами. — Вау, — наконец сказал Намджун, и Сокджин повел плечами, выходя из образа. — Как драматично, хах. Меня еще никто так не целовал, ты с такой злобой это сделал! Но ты не думаешь, что та строчка с «жалким подобием женщины» — сексизм? — Но я же хорошо сыграл, да? — спросил Сокджин и нервно сел на кровать рядом с Намджуном. Выхватив бумажки из его рук, он принялся их изучать. — Я всё правильно сказал? Ты вообще проверял... эй, — он протестовал, слабо, когда Намджун приобнял его за талию и уткнулся носом в шею. — Отвали, сейчас не время для этого. — «Моя потерянная жизнь на твоих губах…» — сказал тихо Намджун, удобно устраиваясь подбородком на сокджиново плечо, читая сценарий вместе с ним. Сокджин обомлел: он не привык к такой близости с Намджуном, что звучало абсурдно, учитывая то, чем они занимались. Но Намджун повис на нём без какого-либо сексуального подтекста. Было приятно… да, приятно. — Слушай, а девушка, играющая Минсо… она горячая? — О, да. В театре все горячие, — он легонько пожал плечами, пытаясь отвлечься. — Но я там самый горячий, чтоб ты знал. — Но стремно, наверное, столько раз её целовать? — Целовать Сеху? Нет. В колледже на спектакле я должен был отсосать одному парню на сцене, и… Намджун сразу же встрепенулся и с широченными глазами уставился на Сокджина. — Так ты всё-таки снимался в порно?! — Это не порно! Это искусство! Я притворился, что отсасываю ему, а потом меня облили смесью из воды и муки, чтобы выглядело по-настоящему. Да как ты смеешь называть моё искусство порнухой, ты, необразованный кусок... Намджун поцеловал его, сладко улыбаясь в поцелуй. Сокджину всерьез следовало задуматься, насколько далеко он позволил Намджуну зайти, будь он в образе Минсо, или нет. — Не порно, — прошептал Сокджин, когда отстранился, немного ошеломленный. Намджун продолжал улыбаться. — Критики назвали это изобретательностью. — Хорошо сказано. Сокджин внезапно почувствовал себя потерянным, так что вернулся к сценарию. Намджун ласково погладил его висок, недоумевая, что произошло. — Ты в порядке? — спросил он после нескольких минут тишины. Все у него это спрашивали в последнее время — он в порядке, правда. Просто сейчас ноябрь, стресс, постоянный страх провала и неуверенность в завтрашнем дне, что он прятал за тупыми шуточками и топил в пиве. Сокджин бросил сценарий и сам рухнул на кровать с тяжелым вздохом. — Голова болит. Намджун задумчиво посмотрел на него. — Мне уйти? Сокджин замолчал, обдумывая вопрос. Ожидая от самого себя холодного “да”, он отрицательно покачал головой. Намджун лег рядом с ним, крепко обнимая за талию. Сокджин, непонятно почему, не стал сопротивляться, только закрыл глаза, чувствуя чужое тепло. Пальцы Намджуна зарылись в его волосы: — Я такой же, как и ты, — сказал он тихо, — постоянно накручиваю себя по пустякам. Утомляет, правда? — Да, — признался Сокджин, и Намджун предоставил ему ещё один карт-бланш: теперь он и выговариваться мог, если захочет. Ну, по крайней мере Сокджину так показалось, и он точно не смог вспомнить точный момент, когда это стало возможным. Они и раньше разговаривали, очевидно: «как дела?», «возьми меня», «как там с работой?», «трахай меня сильнее». Разговоры вещах, лишенных смысла. Приятно, наверное, иметь кого-то, с кем можно серьезно и по-настоящему поговорить. Чимин и Юнги этого и добивались: поздняя ночь, долгие разговоры, рассказы о вещах, которые еще никто не слышал… И сейчас Намджун лежал рядом с ним, держал руку на талии. У Сокджина были тысячи, миллионы слов внутри, но к горлу опять подкатил ком. Было очевидно, что он ждёт от Сокджина хоть немного этих слов, выжидающе смотря своими нежными, но тёмными глазами. Сокджин сам дотянулся до серебряных волос Намджуна и погладил их. Они ему шли. Откашлялся, проглатывая те самые миллионы: — Знаешь, со времен колледжа мои навыки в отсосе улучшились. На лице Намджуна промелькнула улыбка. — Правда? — Могу показать, — ответил Сокджин, притягивая Намджуна ближе к себе. Оказалось, сосать было намного легче, чем разбираться со всем бардаком в голове. Оказалось, что если сосать достаточно сильно и заглотить так глубоко, что аж до слёз, — это, конечно, были не совсем те слезы, но.. — становилось легче. Намджуновы пальцы зарылись в его волосы с большим остервенением, неприятно оттягивая. Он смотрел на Сокджина сверху вниз. — Ты такой красивый, малыш. Этого достаточно.***
— Чонгук теперь моё единственное успокоение, — драматично объявил Тэхен за столиком студенческого кафетерия. Сокджин чувствовал себя слишком старым для такого места, но всё же. Ради этой очень важной, очень серьезной встречи, он пропустил лекции по дикции, на которые ходил чтобы улучшить своё резюме. — Ты говорил «супер-важно»? Это максимум мелкое неудобство. — Мелкое! — вздохнул Тэхен. — Мой ЧимЧим меня покинул, бросил ради этого голубоволосого кексика… его волосы теперь голубые, кстати. И ты видел Намджуна? Он из блондина перекрасился в серебряный. Типа они такие крутые, — раздосадовано пробормотал он, светя своей красной шевелюрой, без намека на иронию. Сокджин знал, что Намджун покрасил волосы, но притворился, что в первый раз слышит. — И ты больше не приходишь потусоваться с нами! Чем ты каждую ночь занимаешься? — Репетирую, — попробовал защититься Сокджин, и почувствовал вибрацию в кармане. — Я тебя не бросил, обещаю, просто я – очень важная персона, у меня всё по минутам расписано. Цени этот момент, Тэ, пока я тебя ещё помню. Он достал телефон и увидел сообщение от NJ: «рано закончил, че как?» Намджун редко уходил с работы рано, честно, он в своей студии жил. Сокджин не успел написать ответ, как пришло ещё одно сообщение: «стой, у тебя же пары, я забыл» Интересно. С каких это пор Намджун знал его расписание? «кофе с другом пью», быстро напечатал он и снова почувствовал это незнакомое тепло внутри. Тэхен наблюдал за ним. — Что-то не так? — А? Всё нормально, — его телефон снова завибрировал. — А, извини, — Сокджин прекрасно знал, что невежливо торчать в телефоне во время беседы с кем-то, но... «а что с парами? и что за друг?» «пропустил тэ» «круто, и где вы?» «в кафе?» «я понял гений. в каком?» «а зачем тебе? придешь?» «не, я иду в спортзал» Сокджин прикусил губу, борясь с желанием написать «в какой?», но вспомнил, что рядом с офисом Намджуна было здание Fit365+. Почему он знал об этом? Когда они вообще говорили об этом? — Земля вызывает Джин-хёна, — Тэхен помахал ему рукой. — Что случилось? — Ничего. Просто кое-кто из актерского состава спрашивал, типа… где я. — промямлил Сокджин. Он знал, что эти сообщения были проявлением интереса, может, так Намджун пытался выяснить, доступен ли Сокджин для секса. Но такие переписки напомнили ему о Санхуне каким-то образом, и эти мысли полностью испортили настроение. — Типа, какая им разница, где я, да? Никакой разницы. — Вау, да у тебя истерика, — он был близок к ней, он чувствовал… Сокджин не знал, как себя чувствовал. Польщённо? Радостно, что о нём вспомнили, хотя за этой радостью клубилась тревога. — Просто не забудь о своей голливудской мечте, — сказал Тэхен, внезапно серьёзно. — Как я могу забыть о таком? Я стану знаменитым, мы станем знаменитыми и до конца наших дней будем купаться в деньгах, – помпезно объявил Сокджин, по-актерски улыбаясь. Фальшиво. Он обещал Тэхену взять его с собой в Нью-Йорк, поселить в хороший отель и посетить с ним все выставки, о которых Тэхен мечтает. Они даже пожали друг другу руки – это была обещанная сделка. Тэхен улыбнулся, и у Сокджина отлегло от сердца. — Ты точно уверен, что всё в порядке? — Да, просто работа 24/7. Ну же, когда я что-то скрывал от тебя? — Сокджин легонько пнул Тэхена ногой под столом, и Тэхен пнул в ответ. — Как ты посмел поднять ногу на своего хёна! На это Тэхен улыбнулся ещё шире. Отлично. Снова вибрация, снова сообщения: «повеселись и позвони мне попозже, малыш ;)» Сокджин моргнул - это не случайность, понял он к своему большому беспокойству. Ожидая уже привычных гнева и раздражения, неожиданно на место им пришло нечто совершенно иное. Надежда - понял он, когда в груди разлилось тепло, когда он не смог сдержать улыбку. Это слабое, но мучительное чувство внутри было надеждой. Он мог справиться со всем в этом мире, но не с ней. Только не с ней.***
Сокджин разработал план, как избежать Намджуна – не оборвать все контакты и уехать в другую страну под чужим именем, к сожалению, а просто дать себе время и проветрить голову. Договор был на отношения без обязательств, поэтому Сокджин особо не заморачивался: каждый раз он просто писал Намджуну, что занят с пьесой, и напишет, как освободится. Тот только желал ему удачи. Всё. Его правда не должно было это тревожить, никоем образом – но его качало, как на штормовых волнах. Его тревожило то, что от Намджуна ни слуха, ни духа. Его тревожило, что он не знает, кто занял место его подстилки на всё то время, что Сокджина нет рядом. Его это тревожило настолько сильно, что Сокджин, как самый настоящий идиот, волновался. Ноябрь плавно перетек в декабрь, и наступил его день рождения. Он пригласил всех, кого знает, в коктейльный бар, чтобы отпраздновать – друзей с колледжа, коллег по работе, и своих донсэнов, конечно. Их набралась дюжина, вроде, и все расселись по отдельным столикам, слушая мягкий джаз в приглушенном свете. Место было дорогим, попасть сюда было большой удачей, и официантки разносили коктейли, которые стоили больше сокджиновых гонораров. Тэхен фотографировал на свою новенькую камеру; Чонгук обсуждал свою любовь к собакам с Сехой, той самой, что играла Минсо; и, естественно, Чимин потащил Хосока на танцпол, когда лаунж-джаз сменился легким техно. Юнги объявился одним из самых последних, из студии, на пару с Намджуном. Сокджина это не удивило: Чимин даже создал отдельный групповой чат для них всех, чтобы «сделать друзей Юнги и его друзьями». Именно туда Сокджин и написал по поводу вечеринки. Намджун отправил только эмоджи с пальцем вверх, чтобы это ни значило. Юнги и Хосок сказали, что придут. Намджун правда пришёл, и они не разговаривали уже несколько дней – это ничего не значило, конечно же. Сокджина это вообще не волновало и тот был уверен, что Намджуна тоже. Юнги подошёл к нему, поздравив с днём рождения, и Сокджин по-быстрому обнял его, благодаря. Намджун был следующим: в больших черных ботинках, черных брюках, идеально выглаженной белой рубашке с длинными рукавами (первые три пуговицы он расстегнул). Волосы он тоже уложил на бок. У Сокджина от одного взгляда на него сжались все внутренности, он задумался, знают ли все присутствующие здесь, что к ним явился сам Господь бог? А, и Намджун просто рядом стоит – ха-ха. Смешно? Сокджин нервно выдохнул. Блять. — Держи, — Намджун протянул ему что-то, по размеру и форме напоминающее книгу. Книга, значит? Сокджин взял подарок в руки, ощущая его вес: две книги? — С днём рождения, — сказал Намджун уже тише, и обнял его. Так же, как он обнял Юнги – быстро и одной рукой, но в этот раз Сокджин мог почувствовать тепло и запах тела напротив, желая прижаться ближе с тоской, которую он не мог распознать. — Выглядишь отлично, — ещё тише, уже на ухо. Потом Намджун так же быстро оставил его, как ни в чём не бывало. Он и Юнги в итоге сели где-то рядом с Сехой и другими актёрами из труппы. Чонгук уже позарился на подарок, что Сокджину подарили. — Что там? Большинство людей покупали ему только больше коктейлей – на подарки он и не рассчитывал. Юнги и Намджун заказывали напитки у официантки, пока Сокджин распечатывал свой подарок: две книги, как он и думал. Первая была биографией Греты Гарбо, на английском, с её трагично красивой фотографией, служившей черно-белой обложкой. Второй книгой был английско-корейский словарь. — Круто! — Вынес вердикт Чонгук, уже листая биографию. — Это же та актриса с твоего постера, да? Почему она тебе так нравится? Почему ему нравилась Грета Гарбо, знаменитая одиночка, легенда Голливудского кино? А как она не может нравиться тем, что ушла от самой престижной работы в тридцать пять, чтобы больше никогда не появляться на экране, сколько бы фанаты не умоляли? Она никогда не выходила замуж, никогда не имела детей, никогда не держала никого близко к сердцу. Она жила одна в Нью-Йорке, собрала художественную коллекцию, стоящую миллионы, ненавидела публичность до конца своих дней, и никто до сих пор не смог её разгадать. — Она была одной из лучших, — он ответил, не заморачиваясь. Тяжелый вздох вырвался из него, завидев словарь. — Мой английский ужасен, я никогда не смогу её прочитать. — Всё равно ты его лучше знаешь, чем я, будет хорошим опытом, — пытался подбодрить его Чонгук. — Откуда Намджун вообще узнал, что она тебе нравится? И... о, он написал что-то. Чонгук отдал биографию обратно, и именинник увидел надпись на первой страничке: « Сокджину, Для твоих радостей и горестей. — Намджун » Он узнал знаменитую цитату Греты, слова которой он знал наизусть: «Мои радости и горести. Невозможно облечь их в слова. Если ты делаешь это, ты обесцениваешь то, что внутри тебя.» Прикусив губу, Сокджин закрыл глаза. Откашлялся, вздохнул. — Как мило с его стороны. Он, наверное, мною очарован. Хех, как и все в этом зале, — Сокджин одним ловким движением положил книги в пакет, где уже лежал подаренный Чимином новый шарф. Намджун разговаривал с Юнги, смеялся над чем-то, даже не смотря в его сторону. Они с Чонгуком допили свои коктейли и переместились на танцпол – был почти час ночи, кто-то уже ушёл, кто-то остался. Чимин упокоено восседал на коленях Юнги, Тэхен бродил вокруг с камерой, и кто-то ему даже позировал; Намджун болтал с каким-то парнем за барной стойкой, скромно улыбаясь ему, прикрывая рот рукой, когда смеялся слишком сильно. Сокджину стало немного больно. Чуть-чуть. Двадцать шесть лет он живёт, и ради чего? В баре был мезонин со вторым баром, и он направился именно туда. Поднявшись, чтобы его обслужили, он оказался рядом с Намджуном, который заказывал себе пиво. В коктейльном баре, да. Сокджин же не из-за него сюда пришёл, правда же? — Хэй, — сказал Намджун, и Сокджин только кивнул. Они не виделись уже неделю, что являлось их самым долгим перерывом, отсчитывая от начала. Сокджин засыпал на своей кровати в любых позах, в каких только хотел, и тихий храп Намджуна его совершенно не тревожил. Первые несколько ночей без него было нормально, а сейчас его отсутствие нервировало Сокджина до чёртиков. Но Намджун чувствовал себя налегке. — Как проводишь день рождения? — Моя потерянная жизнь на губах, — процитировал он, и Намджун улыбнулся. — Спасибо за подарок, я... — к нему наконец подошёл бармен, и он заказал себе космополитен. Намджун так и сидел с пивом в руке. — Ты не должен был ничего мне дарить, правда, — он попытался снова. — Трудно, наверное, было найти эти книги. Намджун усмехнулся. — Стоило пройтись по парочке книжных. Ладно, по пяти, — быстрая милая улыбка промелькнула на его лице. — Самую лучшую нашел на Тэханно, нам стоит когда-нибудь туда съездить. Сокджин кивнул: да, да, стоит. Почему он нервничал? Намджун вытянул руку и потрепал его по волосам, остановившись на шее. Сокджин вздрогнул, но не отодвинулся. — Всё в порядке? Ты ведешь себя странно, — и ни тени улыбки. — Быть «нормальным» - понятие растяжимое, — попытался отшутиться Сокджин. Не сработало. — Всё как-то навалилось сверху, всего-то, — ну, хоть в этом он признался. Учеба, пьеса, ужасная усталость, страх провалиться, попытки не показывать это на людях и, как вишенка на торте – Намджун. Последний наивно улыбнулся ему, и... — Ты все еще меня избегаешь, или…? — Ах. Не так уж и наивно. — Я был занят, – Намджун все смотрел на него, приподняв бровь, ожидая внятного ответа, но у Сокджина были свои правила, своя политика: — Слушай, я провожу свое время так, как захочу, я не обязан докладывать об этом тебе или кому-то еще. На лице Намджуна промелькнуло хмурое выражение и он отдернул руку, больше не улыбаясь. — Кто сказал, что ты обязан? Ну... никто, наверное. — Я в том смысле, что мы не в такой ситуации где надо постоянно следить друг за другом. Вот и всё. — сказал Сокджин и задумался, что плохого в “слежке” за кем-то. Разве не хорошо, когда о тебе заботятся? Разве не было прекрасно, если бы Намджун заботился? Он отказался прислушиваться к этому голосу; нуждаться в ком-то — слабость. — Ты чертовски много решаешь за меня, — ответили ему, прожигая взглядом. — Хорошо проведи время, Сокджин. И с этим, Намджун растворился в толпе. Сокджин обескураженно смотрел ему вслед – что это было? Ссора? Перепалка? Чёрт. Он заплатил за пиво – после этих слов должно было стать легче, но нет. Он чувствовал себя отвратительно. Хосок и Намджун сидели за каким-то столом, разговаривая, и Сокджин пытался игнорировать их, сидя с Чимином и Юнги. В голове он составил список вещей, которые волновали его: то, как он сказал «нам», забыв, где он и с кем разговаривает, вопросы о том, где он был и с кем, то, как для него искали эти книжки, разрешение выговариваться и делать все, что ему хотелось, не понимая, насколько это опасно… для Сокджина. Одного Намджуна не волновали эти вещи – ему было легко, что бы он ни делал. Позже к ним присоединился Хосок, оставляя Намджуна за тем же столом, только уже в компании мужчины, которого Сокджин не знал. Они флиртовали? Похоже, что да. Сеха тоже была там, скорее всего, это её друг. Недавняя перепалка, наверное, уже выветрилась из его головы. Господи, что в дружбе, что в отношениях, Сокджин - полный неудачник. — Кто-то сегодня уедет домой не один, — с улыбкой сказал Чимин, поглядывая на Намджуна и того парня. Хосок и Юнги в унисон рассмеялись. — Что? У него репутация, как-никак! — Кто сказал? – спросил Юнги, держа руки на Чимине. Тот надул губы: — Ты! — А помните Хэджин? — смеялся Хосок. — Когда она переспала с Намджуном, она всем об этом растрепалась – знали даже люди, которых мы не знали. — Даже уборщица знала, – подхватил Юнги. — Да все знали! Её первый оргазм, или что-то такое. Люди до сих пор это обсуждают. Намджун, пытающийся забыть Юну это что-то с чем-то, — Хосок и Юнги начали обсуждать какие-то события из прошлого, к которым Сокджин не имел никакого отношения. Он запомнил одно лишь имя: Юна. Привет, милашка. Намджун никогда не говорил о ней, но догадаться нетрудно. — Боже, помню, когда Намджун переспал с тем... – Юнги окинул его двусмысленным взглядом, заставляя Хосока замолчать на полуслове. — А, неважно. Глупая история. Сокджин пожал плечами. Какая ему разница? Он и был всего-то очередным именем в намджуновом списке подстилок. Он знал это. Тот мужик и Намджун уже сидели в опасной близости друг к другу. Его рука была уже на бедре у Намджуна. Конец игры. Всё, всё уже – наигрались. Он в порядке сам по себе. В одиночку. Он в порядке. — Я пойду потанцую! — громко объявил Сокджин и вырвал Чимина из рук Юнги. Почему его это так заботило? Намджуну же было все равно, Сокджину стоило следовать примеру. Да, ему нравилось это внимание, но оно было… оно было опасным. Для Намджуна он был простым встречным, смазанным лицом на улице, и он игрался с ним до тех пор, пока Сокджин не начал создавать неприятности. К чёрту милые переписки, к чёрту эту бесполезную надежду, что начинала раздирать сердце. Лучше закинуть эту надежду далеко и надолго, где ей место. Она ничего не значило; Намджун сам ему сказал, что он лезет не в свое дело. Сокджин натянул самую фальшивую улыбку из всевозможных. Ему было двадцать шесть и оставалось всего девять лет для того, чтобы испариться, как Гарбо – таинственно, красиво, одиноко. Она и сама не знала, чего хотела. Когда от танцев и разговоров с Тэхёном и Сехой накатила усталость, Сокджин отлучился в уборную. Прямо на выходе посчастливилось наткнулся на Намджуна уже во второй раз, теперь под лестницей мезонина. Они чуть не врезались друг в друга – вовремя остановились. Намджун смотрел на него, прожигал в нём дыры своими глазами. Казалось, у Сокджина земля уходит из-под ног – удивительно, что Намджун ещё здесь. Почему он не уехал к тому парню? Сокджин пожал плечами: броские «ну и что?», «неважно». Сейчас они проигнорируют эту стычку, притворятся, что не увидели друг друга, и всё то, что происходит – правильно. Было бы отлично, если... Уже в следующую секунду Сокджина за запястье затащили в пространство под лестницей, где стояли пустые бочонки, а затем прижали к стене. У Сокджина перехватило дыхание, он задыхался, но Намджун держал лицо руками, удерживая на месте, упорно целуя. И как только Сокджин осознал это, то ответил на поцелуй; отчаянно, горячо и влажно. Он обхватил Намджуна руками за плечи. Их тела прижались друг к другу, ища контакта. Намджун прижался своим лбом к его, когда разорвал поцелуй. В ничтожно малое расстояние меж их губами, он выдохнул: — Ты поедешь домой со мной? Сокджин отдышался, медленно сглатывая. — Только потому что ты покупаешь мне классные подарки, я не соб... — Ну, ну, прекрати, — прервал его Намджун. — Поехали вместе. Сокджин усмирил себя: выровнял дыхание, сфокусировал взгляд. Он должен быть веселым, душой компании – правда веселья он не чувствовал уже неделями. Анализировать нечего. — Хорошо, — услышал он от самого себя, — Всё равно тут музыка ужасная. — Я могу включить лучше, для тебя, – тихо ответил Намджун, и Сокджин вспомнил, какую там музыку он включал у себя дома, когда Сокджин был с ним. Одна мысль об этом возбуждала, но в этот раз возбуждение отдалось болью – он соскучился по запаху Намджуна, по теплоте его прикосновений, по вкусу его губ... блять. Сокджин решил повыделываться: — Тогда пошли отсюда, любовничек. — О, мне такое не по нраву, – Намджун насупился, — ты - ходячее противоречие, знаешь? — Его пальцы свободно гуляли по сокджиновым бёдрам. — Ну, должна же у меня быть изюминка, – попытался пошутить Сокджин и опять никакой реакции. Его нос терся об нос Намджуна. — Ты больше не злишься? — Нет. Никогда. — Отлично. Встретимся на улице, малыш. Всё всегда было хорошо. Сокджин вышел из бара спустя десять минут, с двумя пакетами подарков, один тяжлее другого из-за книг. Он быстро со всеми попрощался, обнялся, не нашёл Тэхена, но передал прощания и ему. Намджун там ещё не передумал? Не передумал. Он стоял у дороги, в коричневой зимней куртке, копаясь в телефоне. Как только Сокджин подошёл к нему, улыбка расплылась на его лице. Намджун открыл дверь такси, приглашая. — Ты слишком воспитанный для человека, живущего в горах, — фыркнул он, когда Намджун забрал у него сумки, но все равно не стал его останавливать. — Только потому, что сегодня твой день рождения, Сокджин-ши, – Улыбка Намджуна была одной из самых ярких на свете. — Замолчи, — приказал Сокджин, но не удержался и прижался своей улыбкой к чужой. Он не хотел сбегать с вечеринки с Намджуном – не планировал так завершить ночь. Он ничего из этого не планировал. Поцелуй затянулся. Спустя час он уже сходил с ума из-за Намджуна, что сейчас прижимался грудью к его спине, был невероятно близко. Всё в порядке. Он в порядке. — Я соскучился, – признался в конце концов. Губы Намджуна прижались к его шее: — Я тоже. Я тоже... Сокджин вскоре кончил, срывая голос в подушки. Казалось, он не чувствовал ног – всё тело тряслось, как в лихорадке. Он не был уверен, выиграл он или проиграл.***
Сокджин ещё крепко спал, когда лёгкий поцелуй коснулся его лица. Было рано, слишком рано для пробуждения и даже мыслей о нем. Он застонал, пытаясь отстраниться в отчетливом протесте, но к его лицу прижался еще один поцелуй, такой же подлый. — Санхун… милый, я сплю, — он прижал подушку к лицу. Сокджину снился сон: он стоял на большой сцене, в ханбоке, на его лице тяжелым слоем лежал макияж, но в театре шёл дождь, а у людей вместо обычных голов были рыбные… а потом просто темнота, глубокая и блаженная. Он резко проснулся уже в пустой кровати и моргнул. Что это за сон такой? Какой сейчас день недели? Где он? Сокджин сонно потёр глаза – Намджун отвёз его домой в этот раз и остался, вспомнил. Ночь пролетела незаметно – они вместе листали биографию Греты, и Намджун помогал ему освоиться, объяснял сложные слова. Он уже слышал, как Намджун читал рэп на английском, ведь это строки которые можно просто заучить – до этого момента он даже не догадывался, что Намджун в идеале владел языком. Биография, к слову, всё ещё стояла на книжной полке, и Грета с обложки скорбно и величественно смотрела куда-то в потолок. — Намджун-а? – позвал Сокджин, привстав с постели. Место рядом с ним уже не отдавало теплом – это и напомнило ему, что Намджун сейчас снова в студии. Сокджин нашёл рукой телефон, проверил время: было без двадцати девять. Он написал: «мне приснился сумасшедший сон. как думаешь, рыбные люди существуют?» Последние пару недель были хорошими – репетиции в театре шли без напрягов, он и Намджун снова начали разговаривать и видеться почти каждую ночь. Сокджин до конца не понимал, что происходит между ними, но до тех пор, пока он не задумывался над этим – всё было отлично. Даже если Намджун не ответил на его глупый вопрос. Но Сокджин так и провёл весь день в каком-то сонном тумане, и во время читки пьесы, и слушая советы режиссера. У нее свое четкое представление о постановке и шутки с ней плохи. К счастью Сокджин легко ее понимал, и вскоре она была удовлетворена корректировками. Целый день Сокджин, Сеха и портниха провели в гримерке, примеряя сценические костюмы. Сехе для первого акта сшили милое платье в цветочек, заметное отличающееся от разодранной ночнушки, в которой она окажется в конце. Пока швея торопливо снимала с него мерки, Сокджин не шевелился. Не мешать же человеку работать? На другом конце комнаты рядом с Сехой завибрировал его телефон. — Можешь проверить, пожалуйста? — Попросил он в надежде, что это Намджун ему ответил. Она взяла телефон и на мгновение замолчала. — Чимин хочет знать, смазка с каким запахом тебе нравится больше всего. Хах. Сколько у тебя парней вообще? — Чимин – мой друг, — возразил Сокджин, – ноль парней, и с вишневым. Сеха с угрюмым лицом положила телефон обратно. — Серьёзно? Вы расстались? Сокджин вскинул голову, посмотрев на Сеху. — Что? О ком ты? — Ты и твой парень? Ну, тот высокий красавчик с серебряными волосами? — описала она, — С вечеринки? От этих слов живот у Сокджина скрутило. Как она вообще додумалась о таком, когда Сокджин буквально избегал Намджуна всю ту ночь? Портниха кивнула и отошла, быстро записывая цифры в блокнот. Сокджин расслабился, но лишь немного. Сеха, наверное, заметила, как побледнело его лицо, поэтому решила его добить: — Я что, ошиблась? Просто вы так страстно сосались, я подумала, что всё серьёзно. Сокджин поперхнулся. — Сосались?! Что! Я с ним не сосался! Ни с кем не сосался, тем бол… — он остановился на полуслове. Сеха явно ему не верила. – Кто еще видел? — спросил Сокджин с ужасом – со дня рождения прошло уже несколько недель, и с тех пор Тэхен себя странно вёл, наверное… или он опять напридумывал? — Только вся очередь в уборную, — рассмеялась она, и Сокджин раздосадовано вздохнул. Она столько времени знала об этом и молчала! — Но это было горячо! Вы многих девчонок порадовали этим, знаешь ли, — Сеха закинула ногу на ногу. — Так в чём проблема? — Ни в чём. Мы не встречаемся, всё не так. Мы, э-э… иногда спим вместе, и всё. Ещё у нас общие друзья, и мы не хотим, чтобы они всё неправильно поняли. — Неправильно поняли что? Не поняли, что вы безумно нравитесь друг другу? Чёрт, да чтоб меня так же целовали, как тебя тогда. — Но я целую тебя каждый день! — с напущенным драматизмом ответил Сокджин. — Как ты смеешь такое говорить – я всю душу вкладываю в свои поцелуи. Я люблю тебя, Минсо! — Фальшивые поцелуйчики мне кровать ночью не согреют, — отрезала Сеха, цокнув языком. Она подозрительно посмотрела на своего партнера. — Ну так что с ним не так? Сокджин хотел уйти, как можно скорее. — Ничего, — промямлил он. — Я просто не ввязываюсь в отношения, а Намджуну… Намджуну я просто попался под руку. — Вау. Ну, да, конечно. Буквально весь наш разговор тогда был о тебе и этой пьесе, но да, так я и поверила, — Сеха отвернулась к своему зеркалу и начала поправлять макияж. Сокджин чувствовал, как от стыда горели уши. — Серьезно, кто тебя обидел? Ее слова хоть и были шуткой, но звучали одновременно серьезно. Сокджин рассмеялся, как обычно это делал, и поправил длинные рукава своей рубашки. Он знал ответ на её вопрос, и от этого было только хуже. Репетиция закончилась ближе к восьми вечера, и Сокджин направился домой к Тэхену и Чимину для их еженедельной традиции. Юнги был ещё в студии – Чимин проинформировал его – и Намджун тоже. У них сложный день. Ладно, Сеха их увидела, но видел ли кто-то ещё? Кто-то из друзей Намджуна, или его собственных? За ужином Сокджин решил аккуратно спросить об этом, прощупать почву: — Мы на мой день рождения повеселились, да? Вы… это… заметили что-нибудь, э-э, скандальное? — Кроме твоих танцев? — сострил Чимин, и Сокджин недовольно просверлил его взглядом. Тэхен улыбался, поедая лапшу, и Чонгуку шутка понравилась. Ну что ж. Всё чисто. Юнги пришёл к одиннадцати ночи, прямо перед уходом Сокджина. Тот выглядел смертельно уставшим, из-за чего Чимин незамедлительно накинулся на него с объятиями. — Мы бы закончили часами ранее, но Намджун не в духе, — пожаловался Юнги. По пути домой, Сокджин уже на автомате проверял сообщения. От досады всё-таки написал: «трудный день?» Ответа не последовало. Когда он проснулся на следующий день, в этот раз ото сна без рыбных людей, Намджун ответил ему: «работы в студии по горло я напишу тебе, если освобожусь» Пять минут спустя прошлых сообщений, глубокой ночью, Намджун добавил: «продолжай стараться! ты сыграешь отлично». Сокджин не мог поверить в то, что прочитал. Эти сообщения, казалось, написал кто-то другой. Ничего страшного! Конечно, всё в порядке. Как обычно – один из них был занят, поставлена пауза. Ничего особенного. Потом Сокджин заметил интересный выбор слов: Намджун напишет ему, если освободится. Не когда, а если. Почему нет? Пустяки, серьёзно. Его руки дрожали.***
Университеты закрывались на зимние каникулы, и все его друзья уже собрали вещи и были готовы разъехаться, кто куда: в другой город к семье, или на романтическое путешествие со своими вторыми половинками. Труппе разрешили отдохнуть всего три дня, да и его родители на каникулы улетели в Австралию, так что в этом большом городе Сокджин был предоставлен самому себе. Это далеко не первые его каникулы в городе, в одиночестве – тем более; его семья никогда не поднимала шумихи вокруг праздников и редко собиралась вместе. Рождество для Сокджина, как и для других - праздник счастья и воссоединения с любимыми. Юнги уехал куда-то с Чимином, например – и это объясняло, почему родители Намджуна решили отметить их тридцатую годовщину только вдвоём. Он это узнал, опять же, на встрече с Чимином – когда накануне отъезда они сидели в кафе: Сокджин, Чимин, Юнги, плюс откуда-то Намджун. Узнал за те кошмарные 10 минут до того, как Намджун начал оправдываться, насколько он занятой. Сокджину стало легче, честно, когда он ушёл. Если раньше Сокджин только думал, что он его бросил, сейчас был в этом уверен: Намджун даже ни разу не посмотрел на него. Ну и ладно! Он сам справится. Наивно было вообще думать о том, что... Когда они с Чимином пошли по магазинам, тот сказал: — Недавно Юнги сказал мне кое-что очень странное. — Опять эти сексуальные штучки? — Сокджин вздохнул. — Ладно, так уж и быть, слушай внимательно, я дам совет... — Нет! — перебил его Чимин, заметно смущаясь. — Нет, мы сами разобрались, я же уже сказал. Нет, он… ну, он спросил, не знаю ли я кого-то с именем Санхун. Расслабленное настроение Сокджина испарилось мгновенно, стоило ему услышать это имя. Санхун. Это имя. Имя, которое носят люди. — Почему он спросил тебя о таком? Чимин пожал плечами. — Не знаю. Ну, единственный Санхун, которого я знаю – твой бывший, ну я и ответил. Он тогда странно отреагировал, и сейчас смотрел странно, на тебя. Я что-то пропустил? — Да, — безразлично ответил Сокджин, — да, у меня трагический роман с Юнги за твоей спиной, мы... — Не смешно, — протестовал Чимин – из головы иногда вылетало, насколько он был влюблён. Сокджин просто закинул руку ему на плечо вместо настоящего извинения. В мире жило много Санхунов, чёрт, это мог быть кто угодно, да? Чимин поправил шарф на шее. — Ну так вот… все ведут себя странно. Намджун ведет себя странно, и Юнги это раздражает. Оказывается, он встречается с кем-то. И именно сейчас этот тупой фонарный столб встал у них на пути – Сокджин еле успел увернуться. Чимин попросил быть внимательней, и тот извинился, буквально пытаясь собрать себя по кусочкам. Одним этим предложением, казалось, его этим столбом ударили несколько раз, переломали кости. Намджун был слишком занят для него, и не смотрел на него в кафе. Они не разговаривали уже несколько дней. Намджун напишет, если сможет, или не сможет. Всё сложилось в единую картину. — И с кем же? — поинтересовался он так спокойно, как только мог, пробираясь вместе с Чимином через переполненную улицу. — Не знаю, но Юнги сказал, что отношения у них… напряжённые? В плохом смысле. Это плохо сказывается на работе, а ему ещё работать над новой песней GirLuv в новом году. — Да, ему надо… надо сфокусироваться на работе. — промямлил Сокджин, миллионы мыслей кругом в голове. Он оглянулся: вокруг за ручки ходили парочки, витрины магазинов украшали рождественские декорации, люди беззаботно катались на коньках, а откуда-то доносилась какая-то заурядная рождественская песня… он провёл множество каникул в городе, с Санхуном и его друзьями, а в этом году... язык заплетался. — Никто не хочет остаться один в это время года, хочется… хочется любви. Ему это пойдёт на пользу… Сокджин всегда это знал. Он всегда знал, что он – ничтожество. — Блин, ну, я очень рад за него! Он в порядке. В порядке, в порядке, он...***
Никого нет. Он в порядке, а никого нет. Сокджину не нужны были люди – ему нужно было быть самодостаточным, он обязан был быть самодостаточным. Он не мог доверять другим для счастья, даже самым близким друзьям. Сокджин усвоил этот урок, когда от Санхуна ничего не осталось. Он так никому и не написал, зная, что все заняты: Юнги и Чимин были вместе, Тэхен уехал к своим бабушке и дедушке, Чонгук катался на лыжах где-то с другом из колледжа, а Намджун, наверное, тоже был у родителей, или, чёрт возьми, со своей новой милашкой… у всех был кто-то. Весь сочельник и рождество Сокджин провёл в кровати под одеялом, пытаясь (с помощью гугл-переводчика) прочитать биографию Греты Гарбо; было сложно без головы Намджуна на его плече, без его перевода. Было сложно без Намджуна, прижимающимся к нему, без мягких улыбок и легких прикосновений. Он продолжал листать книжку, в одиночестве, отказываясь сдаваться. Что будет, если никто так никогда и не вернется? Станет ли Сокджин обычной безликой тенью в толпе, идущей на работу, возвращающейся домой, никогда ни с кем не разговаривая? Многие люди так жили, понял он. Сколько таких людей он уже увидел, даже не осознавая? Люди, существующие в этом мире, но не взаимодействующие с ним. Такая судьба казалась слишком тяжёлой. Кто вспомнит о нём, когда его не станет? Сокджин посмотрел на Грету с обложки, рассматривая её безупречное лицо. «Я помню тебя», сказал он. Ей с этого ни горячо, ни холодно. "Я никогда не говорила: 'Я хочу быть одна'. Я только сказала: 'Я хочу, чтобы меня оставили в покое', а это не то же самое." В итоге Сокджин поймал себя на просмотре прошлогодних рождественских фотографий: год назад с Чимином и Чонгуком, еще год назад с семьёй, еще… он застыл, затаив дыхание: одни с Санхуном, на пляже в Чёджу. Он стоял на заснеженном пляже в пуховике и глупой шапкой Санты на голове – красавчик, каким он был раньше. Он и сейчас красив, без сомнений. Сокджин тогда сделал, казалось, сотни селфи вместе с ним в этих шапках, корча смешные рожицы на камеру. Но пришло лето, и Санхун покинул его. Он сказал, что обдумывал это решение, как минимум, уже шесть месяцев. Шесть. Это включало в себя рождество. Сокджин посмотрел на довольного себя с фотографии, посмотрел на Санхуна – и не мог сказать наверняка. Не мог сказать, разлюбил ли его Санхун на этой фотографии, или только начинал. Сокджин ничего не мог. Санхун нуждался в нём, в какой-то степени, пока не избавился от него. Сокджин был нужен однажды, но никто не хотел его сейчас, никто не полагался на него, он провел рождество в покинутом одиночестве – это и есть свобода, да ведь? Это и есть та независимость, за которую Сокджин боролся. Прошло уже несколько лет. Несколько, блять, лет – он усвоил этот урок. Сокджин знал себя, знал Намджуна - может даже больше, чем следовало, - но это просто еще один урок. Намджун просил позволить ему быть исключением – он им и стал. Стал закреплением одинокого правила. Сокджин захлопнул ноутбук и налил себе в стакан крепкого виски – не забыв добавить клюквенный сок, потому что хо-хо-хо! Рождество, сука. Он знал, что должен уметь выживать в одиночку, но правда то в том, что Сокджин не мог держаться долго. Ему нужны люди, толпа, публика, зрители; надо оставаться таким же веселым пареньком, душой компании с глупыми шутками, иначе в голову змеями ползут черные мысли, эхо самых ужасных страхов. Там не появлялось ничего нового, Сокджин помнил, что он – неудачник, скучный, нелюбим никем. И этот образ веселого беззаботного добряка? Он и есть: образ. Все знали, что он врал. Его друзья на самом деле его ненавидели. Жизнь стала бы лучше, если бы его никогда не существовало; Сокджин знал, что это – парадокс: как могла улучшиться жизнь несуществующего человека? Безжизненное существование, оксюморон. Где-то в самых дальних уголках его памяти Намджун сказал, с легкой ухмылкой на губах: «Хорошо сказано». Оксюморон. Хорошо сказано. Сокджин остался стоять там, не шевелясь. Задумался, чем сейчас занят Санхун? Он задумался.***
Репетиции возобновились после Дня подарков, что не могло не заставить Сокджина облегченно вздохнуть. Друзья, к слову, до сих пор не вернулись, и даже если они изредка писали и слали фотографии, он не мог заставить себя ответить. Чимин написал: «джин хён, привеееет. я же вижу, что ты читаешь мои сообщения, ты точно жив, ПОЗВОНИ МНЕ». Сокджин ответил, что занят с работой. Дни тянулись своим чередом. За два дня до нового года Хосок пригласил его на вечеринку, которую собирались закатить он и его сестра. Сокджин не знал, что делать – Чонгук и Тэхен всё ещё не вернулись в город, Чимин и Юнги будут заняты друг другом, и никого другого он не знал. Сеха тоже позвала его с собой на какую-то вечеринку, из жалости, не более. Он долго обдумывал… … и сказал Хосоку, что придёт. Ещё до её начала Сокджин решил, что напьётся –так будет легче. Чёрт, да это же новогодняя вечеринка! Кому какая разница, в каком состоянии он туда придет? Те недели, что он провёл без Намджуна, казались годами: они не виделись с той случайной встречи в кафе с Чимином и Юнги. Намджун вправду уехал к родным – Сокджин узнал, листая его Инстаграм. Фотографии с семьей смешивались с красивыми фотографиями зданий и пейзажей со строчками его любимых песен в описании. И нет причины думать о каком-то неудачнике там, в городе, да? Особенно когда всё было кончено: Сокджин не нашёл упоминаний о намджуновой новой милашке, но, наверное, их отношения ещё не на таком уровне, чтобы знакомиться с родителями. Намджун всё-таки написал ему, после рождества, спрашивая, как он там. Сокджин понимал, что ему просто было его жалко – Намджун прекрасно знал, что он остался один и никому не было до него дела, так что он ответил только спустя несколько часов, расплывчато и кратко: занят, но у него все в порядке. В новогоднюю ночь Сокджин отправился по адресу, что прислал ему Хосок. Он специально явился слишком поздно – в четверть двенадцатого. Час назад Хосок в панике писал ему: «Хён, поторопись!!». Сокджин надел черную шелковую рубашку, узкие джинсы, промучился с укладкой, нацепил бижутерии - и выглядел на миллион долларов. Внутри зияла дыра. Ему нельзя было показывать слабость, не так ли? Неделя, восемь или девять дней без привычной системы поддержки – Сокджин мог только догадываться, что бы он с собой сделал один в квартире. Он потерял всякий сон, и пил в одиночестве. Появилась традиция: «пришёл домой с работы – выпей!» и «никому нет до тебя дела, выпей» и «кстати, помнишь как ты думал, что вы с Санхуном будете вместе навсегда? Интересно получилось, правда? Пей.» Ему больше нравилось выпивать в компании, он редко пил один. Он пил один. После тишины и покоя громкая и шумная вечеринка плохо сказалась на его самочувствии. Везде были люди: друзья Хосока, друзья его сестры. Хосок быстро отыскал Сокджина в толпе, представляя своего крутого друга-актера другим друзьям – ха, за день он забыл строчки три раза, и режиссер наорала на него, а потом оставила страдать. Даже окруженный людьми Сокджин остался один. Он огляделся вокруг: и нашёл себя в гостиной хосоковой квартиры. Везде висели его семейные фотографии, фотографии его друзей. Одна привлекла его внимание: на фото были запечатлены пять человек, три парня и две девушки в бикини на фоне бассейна – Намджун выглядел младше, его было лицо круглее, и на голове была какая-то идиотская причёска. Удивительно, но Намджун с фотографии улыбался ему так же, как и в реальной жизни когда-то – ярко, мило, обворожительно… он обнимал какую-то девушку: стройную, с длинными черными волосами и молочной кожей. Его руки на её талии, её руки на его теле. Они выглядели счастливыми – даже Юнги улыбался. Привет, милашка, привет, милашка. Ему пришлось отойти, когда Хосок заметил, что он смотрит. Вечеринка стала немного лучше, когда пришёл Чимин, и, господи – он скучал по Чимину. Правда, Юнги был рядом с ним, буквально стал его тенью, и они оба были немного навеселе и влюблены друг в друга. Сокджин был уверен, что ему полностью полегчает при виде Чимина, но его рассказы о том, как они хорошо провели время вместе заставили его чувствовать себя настолько одиноко, как никогда раньше. Сокджин скрылся в ванной и облокотился на раковину. Он залпом выпил два своих напитка – и теперь земля уходила из-под ног. Ничего так и не вышло, правда ведь – внутри него больше ничего нет. Он рассматривал своё отражение в зеркале, ища на лице трещинки. Где же они? Сокджин мог поклясться, что чувствовал их. Так и наступил новый год, пока он дрожал над раковиной. Он слышал, как вели отсчёт люди, как они радостно закричали. Сейчас все, наверное, обнимались и целовались и отмечали, и они все были друг у друга. Кто-то постучался в дверь. Новый год, и вот он снова постарел – они все автоматически постарели. Сколько лет мне еще осталось, Гарбо-нуна? Выходя в провонявшую алкоголем и сигаретами гостиную, Сокджин наткнулся на Намджуна. Хотя нет, не так – Сокджин просто моргнул, а тот материализовался прямо перед его носом: в уже новой шапочке на голове, такой же красивый и грандиозный, как сокджиновы мечты о карьере. Этот Намджун совсем не был похож на парня с фотографии у бассейна, а в следующее мгновение реальность и прошлое стали выглядеть совершенно одинаково. — Я искал тебя, — сказал он. Сокджин не знал, что Намджун вернулся в город. Боже, он был прекрасен – в миллионы раз прекрасней, чем на фото в Инстаграм. — Я надеялся, мы сможем поговорить? — и вот его рука легла на талию Сокджина, и он не мог этого вынести. Цвет его шапки – красный – напомнил ему о той, что была на Санхуне на пляже в Чёджу, когда Санхун больше не любил его, потому что Сокджина никто не любил. Чимин подскочил к ним, поздравляя с новым годом, и в хаосе праздника Сокджин ускользнул. У Хосока в квартире был балкон: маленькое квадратное пространство с двумя пластиковыми стульями около стены. Сокджин облокотился на перила, дрожа под минусовой температурой первого января, его жалкая шелковая рубашка совершенно не спасала. Он дрожал, но ему стало легче, голова прояснилась. Внизу открывался головокружительный вид: девятый этаж. Сокджин отошёл от края, ударяясь об стекло, и всё-таки смог сесть – прямо там, в одних красных носках, на холодный бетон. Окно гостиной находилось у него над головой, заливая половину балкона холодным желтым светом; громко играла музыка, люди смеялись, болтали и пели, все еще желая друг другу счастливого нового года. Он закрыл глаза и просто вздохнул. Сокджин закрыл глаза и дышал, - просто дышал - пока дрожь не прекратилась. Холод пробирал до костей, но стало спокойнее. Вскоре дверь повторно открылась, и на балкон зашёл Намджун. В руках он держал пальто, в котором Сокджин пришёл. Как Намджун узнал, какое пальто принадлежало ему, из всей кучи одежды? Он моргнул и дрожащими руками судорожно потянулся за ним, безмолвно накинув на плечи. Намджун сел рядом, стянул с себя свою шапку и задумался над чем-то, прежде чем натянуть её Сокджину до самого носа. Чтобы не мёрз. — Так лучше, — сказал Намджун, но не удовлетворённо. — Не так уж тут и холодно, — слабо ответил Сокджин, выпуская в воздух облака пара. Шёлковая рубашка и шапка – он выглядел отлично. Сокджин не чувствовал пальцы на ногах. На Намджуне, хотя бы, были ботинки. — Не против, если я закурю? — поинтересовался Намджун, доставая из кармана пачку сигарет. Сокджин уставился на него в удивлении. — Ты же не куришь. — Нет, — согласился он, закуривая, — не курю, — он глубоко вздохнул, наполняя легкие ядом, прежде чем тоже прижаться к холодной стене. Его затылок касался нижней части окна. — Я курил где-то год, когда мне было семнадцать. Думал, что выгляжу круто, — выдох, — так что теперь, когда я возвращаюсь домой, остаюсь в своей старой спальне - это тяга какая-то, не знаю. Просто ассоциация, дом, родители... Черт, вот стопроцентно они, учитывая весь хаос с годовщиной. Я держался целый день, прежде чем все-таки их купить. — Вы выглядели счастливыми на фотографиях, — тихо ответил Сокджин. Ему все равно на это признание сталкинга в соцсетях – они всё равно читали друг друга. Он просто увидел фото. — Мы выбираем, в чем хотим убедить людей, и видим только то, в чем нас убедили, — голос Намджуна звучал уставшим. На нём был черный свитер, вроде новый, но Сокджина волновало, не холодно ли ему в нём. — Что на самом деле произошло? Переосмысление моей карьеры, да и вообще жизненных выборов. Я выслушивал жалобы своей бабули – почему я живу в столице, и у меня ещё нет детей или хотя бы жены? И это только начало. Сокджин просто смотрел на него, на витки серого дыма. — Я думал, ты встречаешься с кем-то. — Да. Да… я тоже так думал. Все оказалось немного сложнее. — И до Сокджина дошло, что Намджун, возможно, сейчас говорил о нём. Намджун поскреб каблуком ботинка пол балкона, нахмурившись. — Я очень хотел поговорить с тобой. В другой комнате начала играть «Gangnam Style». В общую атмосферу не вписывалось. Сокджин чувствовал себя опустошённым – ни шутки, ни остроумного комментария он придумать не смог. У него не было сейчас энергии и желания для игр с Намджуном, ничего другого не оставалось, кроме как продолжать сидеть на морозе. — Без проблем. О чём? — О тебе. Можно? — Как вежливо. Ну, дерзай. Намджун почесал переносицу, обдумывая, как лучше выразиться. — Так, ну… уже в первую нашу встречу ты дал мне понять, что не хочешь заводить отношения, — осторожно начал он, — это можно опустить. Ты можешь посчитать нужным не рассказывать мне о своём прошлом, это личное, я прекрасно понимаю. Я хочу спросить… о настоящем. Не о том, что произошло, а что происходит, — Намджун задумался, прежде чем продолжить: — Почему ты хочешь быть один? — Я не хочу быть один, — возразил Сокджин: он хочет, чтобы его оставили в покое. Хотя нет, это тоже ложь – совсем недавно он понял, в каком покое он совершенно точно не хотел оставаться. — Я просто не хочу отношений. — Ага. И почему? — А разве не ужасно, что мне вообще надо это объяснять? Как мы все думаем, что завести отношения - высшая цель в жизни? — этот раздражающий, навязчивый и самонадеянный вопрос ему задавали несколько раз за прошедшие года. Он воистину ненавидел отвечать на него. Намджун медленно кивнул. — Да, ты прав, это ужасно. Но это не ответ на мой вопрос. Сокджин выдохнул. Что ж. — Одиночество становится привычкой. Парочки, и… ну, другие люди, не могут себе даже представить, насколько невозможным становится желание пустить кого-то в сердце спустя такое время. Может, по началу было не так, но сейчас я не могу представить себя по-другому, — Сокджин старался смотреть в сторону, на здание напротив, укутываясь в пальто ещё сильней. Боже, как же ему холодно. Мягкий желтый свет из гостиной путался в намджуновых серебряных волосах – казалось, что у него был нимб. Естественно, у него-то точно. Намджун в очередной раз вдохнул сигаретный дым, прожигая взглядом свои ботинки, – думал о чём-то. После выдоха он размял шею, будто ему было больно, и замер. — Но не скучаешь ли ты по близости? Сокджин понял, что улыбался – он был впечатлен, искренне. — Я в ужасе от близости. Именно её я и пытаюсь избежать, — выражение лица Намджуна помрачнело ещё больше, но Сокджин продолжил, несмотря на подступающий к горлу ком: — Специально показывать кому-то свои слабые стороны – это страшно. И мы все ходим по земле, притворяясь полноценными и нетронутыми, когда в реальности дунешь на человека – и он рассыпется. Ты говоришь «близость», но я уже не могу вспомнить настоящее значение этого слова. Для меня она – угроза. Намджун было открыл рот, чтобы что-то сказать, но не прозвучало ни слова. Он молча предложил сигарету Сокджину, но тот отказался. После очередной затяжки, сказал: — Да, но один в поле не воин. Люди нуждаются в людях. Нам нужен кто-то близкий, это заложено у нас в генах, это в нашей природе. Без этого жизнь становится чертовски невыносимой, — у ночной тишины, отстраненной от шумной вечеринки, Намджун спросил: — Разве тебе не одиноко? — У меня есть мои друзья. – ответил Сокджин. — Дружба, близость – я могу взять её у них. Романтическая близость ничего не значит, физическая – тем более. — Естественно. Разве тебе не одиноко? Туше. — Одиноко, — Сокджин чувствовал, как защипали его глаза. Он откашлялся, утёр замёрзший нос и попробовал взять себя в руки, не смея смотреть на Намджуна: — Но я научился жить с этим. Так легче, так – лучше, — он кивнул, сам подтверждая свои слова. – Это правда, поверь мне. Я знаю себя. — Только потому что так легче не значит, что так – правильно, — парировал Намджун не недоброжелательно - просто как бы предлагая. — Разве ты не отказываешь себе в привязанности? — Ха, — усмехнулся Сокджин, натягивая на уши шапку. — Человек, переспавший со всем городом, еще что-то мне говорит про привязанность? — Не со всем. Это был один из жизненных этапов, и я его переступил. Сейчас я ищу… что-то другое. Близость, привязанность. — Привязанность – вещь дорогая. — Привязанность – естественная нужда человека. — Не для меня, – отрезал Сокджин и покачал головой. — Нет, мне лучше быть одному, но в безопасности, чем уязвимым, но с кем-то. И, знаешь, я лучше, как друг, как душа компании. В дружбе я так хорош, как никогда не буду хорош в отношениях, — Намджун не шевелился вообще. Сокджин вздохнул. — Послушай, если бы пришлось выбирать между мной и каким-нибудь парнем без моего огромного, бесчисленного груза проблем… — Хорошо сказано. — …спасибо. Лучше выбрать того парня. В противном случае я просто буду врать, что у меня есть, что предложить, я буду притворяться тем… тем, кем не являюсь. — Кто сказал, что тебе нечего предложить? Но ему не хотелось об этом говорить. Он сказал достаточно. Его глаза слезились. Хватит. Сокджин тяжело вздохнул, дрожа, но не от холода. Он правда всем своим нутром ненавидел разговаривать об этом – он уже пробовал, с Тэхеном и Чимином. Они двое не были настолько поврежденными, Сокджин не мог свалить на них этот груз, но Намджун был другим – тоже порванным в нескольких местах, но самое главное, он не унижал его мнение. Другие отвечали: «Ой, да ты просто не встретил того самого...» - неправда. Он постоянно встречал тех самых. И что они говорили за его спиной? Как трагично – милое личико, душа компании с широкой улыбкой. Но за всем этим… — Сокджин, — настоял Намджун. Он ждал ответа. Наконец: — Я не восстанавливаюсь, как другие люди, — уже играла другая песня, все еще веселая. Сокджин уставился в пол. — Другие люди могут встречаться с разными людьми, менять партнеров, как перчатки. А я… я застрял. Не восстановился. Смотря на других, это так легко, но я замыкаюсь в себе. Я бы хотел… хотел быть в состоянии… любить кого-то, и всё такое, в какой-нибудь параллельной вселенной. В этой у меня не получится. Намджун хмыкнул, и Сокджин знал: хорошо сказано. Очень хорошо. Сигарета полетела вниз за ограждение. Воздух пах табаком, а стены дрожали от басов какой-то хип-хоп песенки. Послышался смех – Хосока, а потом и Чимина. Сокджин чувствовал себя открытой раной, больше не кровоточащей, но зияющей – уродливой и разодранной. И что ему надо делать? Найти какого-нибудь неиспорченного человека и свалить все проблемы на него? Так нечестно. Нет. Он никогда бы так не поступил с человеком, тем более с любимым. Сокджин так и остался стоять один – не зная, куда обратиться с багажом. Один в поле, вдали от внешнего мира, он не знал проблем. И если бы он попытался уйти, оказалось бы, что это не поле, а пустой остров в океане, плота у него не было, и никакой он не воин. Проще было замереть. — Поправь меня, если я не прав, — тихо произнес Намджун, кладя руки себе на колени, — но кто просит тебя притворяться, что тебе никогда не разбивали сердце? Нам всем по двадцать с небольшим, покажи хоть одного человека, которого не ранили. Я думаю… я думаю, это возможно – любить кого-то ещё и помнить о прошлом. Мы, как общество, мало говорим об этом. Как люди в отношениях, чёрт, в браках – любят совершенно других людей. Мы создали этот стереотип о том, что любить можно только однажды, и отрицаем всё остальное. Но всем ясно, что это неправда – люди просто боятся говорить об этом. Мы знаем, что человеческие чувства не так работают. Вот я, например, до сих пор думаю о своей бывшей каждый день… каждый чёртов день. И сколько времени прошло? Почти два года? Сокджин улыбнулся, не предчувствуя ничего хорошего. — Может, вам стоит снова сойтись. — Может, Юна изменила мне с одним из её дружков, — отрезал Намджун, и Сокджин даже не догадывался. Милашка, что ты натворила? Пиздец. Они сидели плечом к плечу, бедром к бедру – Сокджин уже не мог вспомнить, в какой момент диалога они так прижались друг к другу. И не мог понять, почему разговаривали полушепотом, если сидели одни. — От измены можно оклематься, — осторожно продолжил Намджун. — Я не говорю, что измена безоговорочно разрушает все отношения – но она точно разрушила мои. И, думаю… я не был эмоционально доступен в тот момент. Так же говорят? Типа, оглядываясь назад я понимаю, что тоже виноват, понимаю, что пренебрегал ей. Я не особо хорошо умею проявлять эмоции, и она подумала… неважно. — Он вздохнул. — Смысл в том, что в те моменты, когда я скучаю по ней, мне особо и не важно, что она сделала и насколько это было ужасно – я любил её. Так помнит моё сердце, оно помнит любовь. Не измену, — Намджун остановился на секунду. — Прошло почти два года. В случае Сокджина прошло уже больше, чем два года – срок близился к трем, Намджун знал. Господи, и все говорили, что он найдёт кого-нибудь другого, что справится с этим… но что, если этого и не произойдет? Никто даже не сказал, что есть такой вариант. — Знаешь, что самое ужасное в расставаниях? — спросил Сокджин, почему-то чувствуя уверенность. — Когда все воспоминания и шутки «для своих» внезапно кажутся чужими. Ты как-то пошутил, что занимаешься исследованием Сокджина. И ведь так и есть: ты изучаешь человека, зубришь от корки до корки, сдаешь экзамены на самые высшие баллы, и потом индустрия обрушивается, и ты остаешься ни с чем, кроме бесполезного, блять, диплома, с которым никуда не возьмут. Зачем мне знать, что у Ли Санхуна на правой ноге шрам? Зачем мне знать, что он порезался стеклом на пляже в Малайзии в детстве и ему три шва наложили? Когда там викторина начнется, в чём, блять, смысл?! Потому что после обрушения тебя оставляют со всеми воспоминаниями и шутками, с этой степенью в человеке которого не видел годами. И ты носишь её с собой, а человек, ради которого ты так старался – испарился, его просто нет; он ушёл, уехал, улетел, но ты скитаешься с этим клочком бумаги до конца своей жизни, и что… и что вот с этим делать? Сокджин резко выдохнул, сам удивляясь своей злостной тираде. Правда, после злости сразу следовала печаль. Намджун посмотрел на небо. — Отпустить, Сокджин. — И всё? Так просто? Мне просто надо… отпустить? Щелкнуть пальцами, сказать волшебное слово? — Никто не говорил, что будет легко. Это сложно. Это одна из самых сложных вещей, известных человеку. И даже если остались какие-то вещи, моменты и воспоминания, которые ты не сможешь отпустить, следы некоторых людей не смываются никогда – отпускай как можно больше. Выбрасывай их, не носи с собой. Такая ноша непосильна людям. Сокджин смотрел перед собой, в оцепенении. — И что потом? Перезагрузиться, переродиться, будто ничего не произошло? Подпустить кого-то близко к себе и однажды проснуться в пустой кровати? Я никогда не переживу такого. Блять, я… я знаю, что много важничаю, знаю, но… когда дело доходит до таких вещей, я... я слаб. — Сокджин… — Намджун приобнял его за плечо и притянул ближе, ломая окончательно. Сокджин в панике закрыл лицо руками. Отличная вечеринка, что ещё сказать. — Жалко, господи, как же это все жалко… — приглушенно бормотал он, и Намджун ничего не говорил. Сокджин слишком устал, чтобы смутиться, чтобы разозлиться на него. — Как люди с разбитыми сердцами вообще функционируют? И если другие люди чувствовали то же самое, эту душераздирающую боль, приглушенную временем, но никогда не пропадающую – как они вообще жили с этим? Чувствовал ли Сокджин слишком много, или другие чувствовали меньше? Собрав в руки всё, что от него осталось, он сказал: — Ладно! Ладно. Я напуган. Мне страшно, и больно. Ты это хотел услышать? Я не хочу отношений, потому что мне страшно. Доволен? — Сокджин сглотнул, комок всё ещё был в горле, и одним резким движением протёр от слёз глаза. — Айщ, я уйду в монастырь, стану буддистом, наверное. С лысой башкой я всё равно красивый, да? И оранжевый мне к лицу. Я... Намджун приподнял его лицо за подбородок и поцеловал: табачным дыханием, холодными губами, потому что была зима – вечная зима, и они оба продрогли до костей. Его щёки нежно гладили, не давая отстраниться. — Отвези меня домой, — выдохнул Сокджин в губы напротив, уставший и вымотанный. С него хватит ругани. Его не волновало, кто видел, с кем он ушёл.***
Сокджин хотел пить. «Хочу», шептал он Намджуну, когда они целовались на кровати в его квартире, и Намджун отвечал: «Знаю, знаю». Не существует слова для описания этого чувства внутри Сокджина – словно острая тоска и жажда, охваченные пламенем. Было горячо, густо и сладко, когда их голые тела наконец примкнули друг к другу. Сокджин без промедления обхватил ногами талию Намджуна, а тот навис над ним – он бы умолял при необходимости. Но это что-то его тревожило, и он пытался найти объяснение. Было ли это отсутствие музыки, то, что Намджун не стал заморачиваться с ней? Нет, это было что-то другое, вещь, которая уже давно вылетела из головы – слово вертелось у Сокджина на языке, но произнести его он не мог. Всё чувствовалось, как в тумане – вкус сигарет Намджуна на его губах, и сам Намджун, что выцеловывал его шею и грудь, такой красивый и привлекательный, то, как его тело начало перегреваться после долгого холода; пальцы Намджуна, разрабатывающие его, липкие из-за смазки, комплименты, что Намджун шептал ему на ухо. Болело, очень сильно болело – в груди. — Хочу тебя так сильно, малыш, — поцеловали Сокджина в губы и тот кивнул, отчаянно и жадно. — Пожалуйста, — если он сказал это один раз, то сказал тысячу: – Намджун, пожалуйста... Сердечный приступ – боже, у него был сердечный приступ, наверное, но в хорошем смысле. Такое возможно? Намджун развёл его ноги и Сокджин обнял его ещё сильнее, желая Намджуна как можно ближе к себе. Намджун все это время наблюдал за ним: одна напряженная рука убирала волосы со лба, другая рука направляла член, что раскрывал Сокджина. Он поперхнулся воздухом, когда в него вошли, прикусил нижнюю губу. — Не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся, — он что, плакал? Намджун навис над ним, и Сокджин был полон. Секс не был жестким и брутальным – даже не дерзким. Черт, может, даже не сексуальный в привычном понимании. Он был медленный, бесцеремонный, слишком требовательный. Всё тело предательски дрожало, и они не могли перестать целоваться, движения их тел были медленные, но глубокие. Губы Сокджина болели, их зацеловали, искусали, использовали – и что это за слово, которое он не мог вспомнить? — Мне так хорошо, Намджун, – пытался дышать, — никогда не останавливайся, Намджун, прошу… — Я здесь, — на одном дыхании ответил тот, снова до синяков держась за нежные бедра. Сокджин в ответ отчаянно и небрежно целовал его шею, оставлял засосы, проходил языком по солёной коже. Он оставил за ухом один засос, как раньше. — Ты так хорош, малыш, ты даже не представляешь… Они сменили позу, Намджун потянул его за собой по кровати, положив две властные руки на бедра, а Сокджин прижал ноги к бокам Намджуна. Локти Намджуна легли по обе стороны у головы, и они вновь уставились друг на друга. Дыхание Сокджина полностью сбилось, пот градом катился по лицу. Пальцы Намджуна запутались в его волосах, царапая кожу головы, прижимая себе. Он входил все глубже и глубже, выбивая из Сокджина и всхлипы и стоны, которые Намджун ловил губами. Рука Сокджина прижалась к пояснице, побуждая не останавливаться: — Пожалуйста, господи, я не могу— Намджун, пожалуйста– — Ты прекрасен, — выдохнули ему в губы. Сокджину не нравилось, когда его называли красивым: это было поверхностное замечание, означающее, что ему просто повезло в генетической лотерее. Обычно ему не нравилось… …но не сейчас, когда их липкие горячие тела были так близко, не сейчас, когда он выгибался в чужих руках, когда он чувствовал себя вновь наполненным и целым. — Боже, в ту же секунду, что я тебя увидел, я понял, что мне конец, у меня не было и шанса. Ты прекрасен, боже, ты так прекрасен… — Джун-а, – звал его Сокджин снова и снова, а Намджун просто смотрел на него, не отрываясь. Жадно, запертые в объятиях, бедра Намджуна работали быстрее, сильнее, и ногти Сокджина впивались в спину синяками и царапинами. Другой рукой он трогал себя, стараясь не отставать от темпа. Намджун довел их обоих до края, - они оба висели там, преследуя, глядя друг на друга, зная что еще немного, совсем чуть-чуть, - Сокджин кончил с резким стоном и Намджун последовал за ним с последним сильным толчком. Они смотрели, ища друг друга, сталкиваясь, целуясь сквозь оргазм. Его тело дрожало. Почему? Намджун целовал его губы, его щёки и лоб, не осталось и места, где его губы ещё не побывали. Сокджин мог только зарыться пальцами в его мокрые волосы. Они так и остались лежать в обнимку после, приходя в себя – не отлучаясь ни на миллиметр. Чужие руки гладили его бока, успокаивали, убаюкивали. — Останься на ночь? — Останусь, — согласился Сокджин. Он согласился.***
Осознание пришло к Сокджину утром, в набитом битком метро, пока он пытался удержаться за поручень над головой. На нём была та же одежда, что и вчера – та же рубашка и то же пальто, только Намджун отдал ему ещё свой свитер и шапку. Он принял душ, почистил зубы намджуновой щёткой. Не позавтракал, опаздывал – театр пренебрегал каникулами, особенно когда до премьеры оставалось чуть больше недели. Они прижались друг к другу, целуясь у двери. Намджун был кротким. Нежным. — С новым годом… Такого начала года у меня ещё не было, — пробормотал Сокджин между поцелуями. Сокджин думал, почему он не мог просто, блять, заткнуться. — Я впечатлен. — Я старался, — Намджун не мог перестать улыбаться и обнял сильнее. — Увидимся позже? — Да, — ответил Сокджин вместо привычной подколки, слов о занятости; и далее по списку оправданий. — Увидимся позже, — он опять притянул Намджуна ближе. Тот ущипнул его за задницу. — Прекрати, пока не ударил. — И кто меня просил не останавливаться прошлой ночью? — Поддразнил его Намджун, и они вернулись к поцелуям. Спустя несколько часов Сокджин все еще был на высоте послеоргазменных гормонов, и не задавался никакими вопросами. Он до сих пор чувствовал Намджуна в себе и на себе, чувствовал, как болели синяки на бёдрах, как болели от поцелуев губы. Он закрыл глаза и Намджун был там – прямо над ним, со взглядом страстным, но нежным. Господи, Сокджин чувствовал себя так легко, так спокойно, так счастливо. И именно в этот момент родилось обозначение для тягучей жгучей боли внутри, той, что мучила его уже очень давно, что заставила Намджуна убежать с вечеринки Хосока вместе с ним, после чего он был таким бесконечно терпеливым и добрым, а потом они… Вагон остановился, и толкучка только усилилась. Прошли года с тех пор, как он последний раз занимался этим, поэтому он так долго не мог вспомнить нужное слово. Но правда была неоспорима: они занялись любовью. Свою остановку Сокджин проехал.