Не позорь отца.
Драться не хотелось. Хотелось просто убивать, и хорошо бы будь рядом кто-то чужой, не избитый, не замылившийся в обработке ран или никому нахрен не сдавшихся вахт. Рядом были только свои и не унимавшееся желание каждым знакомым лицом помыть доски. Это не Моби, тут всё разрешено аж до краёв терпения Шанкса, которому достаточно было потерять из виду Бекмана, чтобы обнулиться. И жизнь сразу налаживалась, пока всё скатывалось куда-то глубже дна морского.***
— Ночь на дворе, чтоб тебя, дай уже людям поспать. — В гробу отоспятся, — булькнул Марко в сломанный нос, выворачивая голову чтобы видеть что-то кроме шершавой палубы не своего корабля. Не подогнувшиеся под весом Джоза доски, не подстреленные пулями Изо или пушками Куриэла балки, не латаные-перелатаные стены каюты Бленхайма, который в год умудрялся прибавлять по десять сантиметров роста. Ничего родного, ничего ценного — того, что беречь надо было если не из уважения, то хотя бы из-за воспоминаний, — тут не было, что давало определённую свободу действий и подговаривало Феникса творить так, что Отцу было бы за него стыдно. Наверное. Теперь ему не узнать. Марко оскалился, чувствуя, как Бекман ослабляет захват, и сплюнул в сторону, ёрзая без остановки. Бен сидел на нём с безразличным выражением лица, вжимая в пол и не позволяя пошевелить хотя бы пальцем, лениво обводя взглядом устроенный беспорядок. — Я тебя в угол поставлю. — А может как Шанкса — сразу раком? Бен дёрнулся, схватил Марко за чуб холодными длинными пальцами и приложил к палубе, размазывая между смешками и бормотанием слюни. Рожей Марко натирали доски, а песок с них забивался в разбитые губы и скрипел между зубами. Бен, ему одному на этом корабле разрешёнными способами, объяснял, что ничего не изменилось. И в правду. Изменился только Марко и всего-то весь его грёбаный мир. Рука старпома устало соскользнула, он шумно выдохнул и хлопнул Феникса по плечу. Марко сверкнул глазом по-птичьи, но Бекман и бровью не повёл, вещая с расстановкой, будто его могли не понять: — Ты будешь бит, если не начнёшь смотреть по сторонам, а не только в себя. Не понять Феникс мог только потому, что не хотел. Марко рыкнул и дёрнулся вверх, попав Бену куда-то в лицо. Тот охнул от неожиданности, перехватил его покрепче, накрыл шершавой ладонью плечо, отвёл назад и рванул с усмешкой. У Марко потемнело в глазах — кожу на груди разодрало шершавыми и уже не такими незнакомыми досками. — Слезь с меня, — прохрипел он, ловя воздух открытым ртом. — Без проблем, капитан, — Марко почувствовал, как голос Бена становится сдержанней, в отличии от обвивающейся кольцом хватки, — но выключи свой петушиный режим и послушай умного меня. Или просто просто послушай, если говорить не изволишь. Марко упрямо брыкнулся, получил по затылку, и для разнообразия закрыл глаза. Дыхание корабля медленно прокрадывалось в мысли, становясь всё полнее, отчётливей, разрастаясь от кубрика до верхушек мачт. Мёртвым спало только море, холодно нашёптывающее что-то древнее, забытое, а в каждом уголке Ред Форс против него восставало тепло. Он слышал всех, кто был на борту, узнавая удары сердца и бессмысленно разыскивая ещё одно, то самое. Находиться оно не хотело, и спасать Марко от сотен колотящихся неправильно, почти так же одиноко, как его собственное, тоже. Умереть-убить-вычистить бы этот фальшивый гомон, который самое дорогое ему вернуть не может. — Даже если ты угробишь себя и чудом не пустишь на дно всех остальных, живее ни твой Отец, ни Татч, ни Эйс не станут. — Это ты где прочитал? Бен посмотрел на него по-новому — как на идиота, вздохнул, вжал колено в спину и наклонился угрожающе близко, обдавая тёплым дыханием мокрый от пота висок: — Нет такого фрукта, капитан, нет в мире силы, способной возвращать то, что дорого, — рассказывал Бен, ощущаясь безжалостным зудом под кожей, до которого добраться хочется то ли руками, то ли лезвием ножа, — твоя вечность только твоя и ничья больше. — Ты проживи с моё, а потом выёбывайся, Бен. Это я тебе по-дружески советую. — Мы теперь друзья? — отозвался он, переводя взгляд с рук Марко на ухмыляющююся рожу. Феникс напряг пальцы, попробовал ими пошевелить и незамедлительно показал средний. — Кажется я понял, почему ты так нравишься Шанксу, — фыркнул Бен и отвернулся, пожёвывая нижнюю губу, пока не понял, что сигарета уже успела куда-то пропасть. — Ну так что мы решили? — Что ты идёшь нахрен. Бен вздохнул, поднял Марко за затылок и вновь впечатал в палубу, но без прежнего энтузиазма. Он начинал скучать и Марко это замечал, но не сильно беспокоился — даже такой Бекман был весьма интересным собеседником, как оказалось. Интереснее, чем жаждущий крови Изо или хмурый и молчаливый Блэйнхайм, стеной заслонявший безумно улыбающегося Феникса, когда того не пустили в трюм, где лежали тела. — Везёт же мне на тупых и отважных, — Бекман пощупал плечо Марко, начавшее потихоньку шипеть синим пламенем, и, примерившись, рванул его ещё раз. Марко под ним простонал весёлое «Су-ука» и часто задышал, уронив голову на пол. Перед глазами танцевали пёстрые огоньки, рука — та, что не была сломана, — онемела и была теперь бесполезной. У Марко начинали подрагивать от напряжения и усталости мышцы, он попытался сменить положение, но Бекман поцокал языком и свободной рукой надавил на шею. Марко вздохнул. — Не пялься, я подумаю, что ты что-то удумал, — между делом заметил Бен, вновь блуждая взглядом по обшивке помещения, не задерживаясь ни на чём больше секунды. Болезненная луна выхватила его силуэт, высвечивая чёткие морщины, оплетающие глаза в паутинную сеть, и уже седые волосы, затянутые на затылке. На Марко он не смотрел вообще, будто доказывая, что знает наперёд всё, что тот сделает. Феникс был уверен, что Бен не прав в корне. Не только по поводу этого. — Если бы это, скажем, был не Отец, а какой-то другой — рыжий, навязчивый ублюдок с шилом в жопе, я бы ничего не видел и не слышал. — С шилом в жопе который, капитан Марко, обретается как раз под боком твоего Отца, — тихо ответил Бекман потолку, в последний момент отклонившись в бок чтобы избежать удара в лицо снова. Бен нахмурился и сжал хватку. — Я здесь исключительно чтобы убедиться, что ты в ближайшее время не найдёшься там же. — Ты самый умный говнюк, которого я видел, — обрадовался Марко, подбираясь и шевеля зажившим предплечьем. — Я просто хочу попрощаться. — Врёшь, — Бен изменил положение неторопясь, напружиниваясь и замирая. Марко глянул на него сверху вниз, встречаясь с полным тяжёлой угрозы взглядом, плавящей радужку, — ты хочешь им компанию составить, и я достаточно близок к тому, чтобы помочь. Бен мгновенно отлетел от удара в противоположную сторону, прямо в с треском разломавшиеся бочки, вскочил на ноги и замер. Марко, ещё мгновенье назад собиравшийся сделать что-то глупое и безумное, привалился спиной к балке с фонарём, чувствуя, как по телу пробегает жар, мышцы дряхлеют и прошлое уносит его отсюда куда-то ещё. Хотелось с одинаковой силой орать как орал бы на Шанкса — ввязаться в драку, такую, чтобы Рыжий и растягивал, но Марко чувствовал, как на коже оживают шрамы прожитых жизней, и не мог справиться с подступающей дремотой и покоем. — Прежним мне уже не переродиться. Так зачем всё это? Зачем я, зачем мне они? Он пошевелил рукой, но та осталась неподвижной; задышал полной грудью, но рёбра еле-еле начали вздыматсья, сопротивляясь. Марко ощущал, как ускользает сквозь пальцы что-то важное, и рядом нет его, чтобы помочь. Бен впивается тонкими и бледными, как он сам сейчас, пальцами прямо в ключицу, упрямо ловя нечеловеческий взгляд Феникса, а Марко не чувствует. У него в груди ебаная пропасть с чужими глазами и мечтой, с которой теперь чёрт знает что делать. — Ты не можешь их бросить. Никогда, понимаешь? Человеческая жизнь, по сравнению с вечностью — всего лишь мгновенье. Ньюгейт просто решил, что у тебя их будет чуть больше. Бен гладит взглядом неотмывающуюся со стен жирную гарь, нервно покачиваясь в такт разбивающимся волнам. Его голос, надо же, звучит глухо, но отзывается эхом в голове, множиться и заседает внутри. Феникса душит воздух на Ред Форс, добивает эта лёгкость, пригибающая к земле, но не позволяющая упасть и разбиться к дьяволу морскому. Теперь Марко умирает по-другому. Только в своей голове, только от мыслей о тех, по кому не скучать не научиться никогда. Это он не просто понимал — знал всегда. Петли не нарушают тишины скрипом, но хлопок разноситься точно выстрел. В коридоре тут же появляется напряжённый Изо с заметными мешками под глазами, натягивающий на одно плечо халат. Комдив преграждает проход, ловко доставая пули из кармана изящными пальцами, явно не собираясь пропускать своего капитана к трюму. Вычищенные новенькие гильзы мелькают в его узловатых ладонях драгоценными бусинами и быстро ложатся в обойму щёлкая и замолкая. В старые времена Марко бы не составило труда подвинуть его без драки, но в старых временах они не теряли членов семьи одного за другим. Изо взглянул ровно перед собой, держа заряженный пистолет наготове. В том, что он пристрелит Марко скорее, чем тот ляпнет опять что-то не то, сомневаться не приходилось. В том, что рука у него не дрогнет — тоже. Про то, что почувствует после, когда мозги Феникса разлетятся по сторонам и прилипнут к стенам розово-красной жижей, Марко думать не хотел. Он смотрит на него мгновенье, расслабляет сжатые ладони и проходит мимо, сворачивая от трюма. Изо выдыхает, опуская руку с оружием — по дереву звенят упавшие пули, а он приваливается к косяку оголённым плечом. Марко доходит до ступеней на верхние деки и окликает его: — Не иди завтра в наряд. Я найду кого-то другого. — Пошёл в жопу, - хриплым голосом отвечает Изо, улыбается и замолкает, уставившись в курящего Бекмана. Марко прислушивается к стуку сотен знакомых сердец и идёт к дежурным чтобы узнать, кто следующий заступит на вахту.***
Драться не хотелось совсем. Только выбесить Рыжего, съезжая по наклонной в ещё более глубокий пиздец, когда в глазах Шанкса блестит наконец-то жутко — когда медленно вытягивается шея и начинает биться венка над засаленым воротником рубашки. Минула ночь, настало утро — Марко проснулся и не смог понять, где находиться, а когда понял, то вновь стал почему-то для всех врагом. Шанкс силы не жалел, Воли тоже, на любую встречу являлся окончательно родной — с улыбкой, провалившимися от бессонницы глазами, босиком, без плаща, и пластырем на подбитой скуле. — Опять шумишь, капитан? — радовался Шанкс, запрыгивая на перила и свешивая ноги вниз. Феникс облизывал разбитую губу, сплёвывая под ноги Лаки Ру, но без претензии — у него аудиенция с Рыжим, не с ним. Шанкс вновь оказывался где-то вне досягаемости. Когда у Марко перед глазами начинает плыть из-за дыры в груди размером с кулак, — Феникс безбожно ржёт, но слышится только бульканье и низкий хрип, — Шанкс ловит его на руки — руку, точнее — и прижимает к себе. — Сдохни, блядь, — шепчет Марко, жмурясь сквозь слёзы. Рыжий в ответ улыбается и пожимает плечами совсем по-мальчишески, ловя взгляд Бена. Ребята Белоуса прячут лица в бинтах и рукавах, не переставая утирать глаза. Марко убеждает себя, что это от смеха. — Не боись, сдохну, но сначала мы тебя подлатаем, ладно? — За что такие почести? — А это не тебе, — орёт Харута огрубевшим голосом, выглядывая из-за кого-то. — Это нам, говна ты кусок! — Шпана, у нас один Отец, — бормочет Марко, хмурясь и различая замотанного в бинты по плечи Ракуё, за которым лыбится двенадцатый комдив. Губы мальчишки тянуться словно резиновые, разделяя лицо на две половины с белой полосой мелких зубов. Харута бледен, будто из него вылили всю кровь, и только огромные тёмные глаза блестят как у лихорадочного: — Нет у нас больше Отца, Марко! — весело и высоко горланит Харута и чуть ли не падает, отмахиваясь от рванувшего его подхватить Ракуё. — Долгих лет капитану Фениксу! Харута улыбается красным ртом, жадно хватая воздух и смотря на Марко. Ракуё тихо подходит сзади и молча кладёт ему руку на плечо, прижимая к своему боку. Марко смотрит, как начинают подрагивать тонкие плечи и как рядом вырастает заспанный Изо, прожигая взглядом в Марко дыру. Он утаскивает мальчишку ближе к себе, раздражённо шипя и утирая слёзы с его щёк. Изо гладит Харуту по волосам и разрешает размазывать сопли по своему новому кимоно, за которое мог бы и убить при других обстоятельствах. Марко закрывает глаза. — Я конечно подозревал, что ты мудак, Феникс, но это даже для меня слишком, — Шанкс смотрит горячо, колко, когда из сизой дымки медленно выплывает молчаливый Бекман. — Ну, а хули тогда возишься? — без сил огрызается Марко, пытаясь подняться и заваливается обратно, уже не двигаясь. — Если они тебя не бросили, то как я могу? — пожимает он плечами, вытирая рукавом с лица Феникса пот. — Да и кто со мной будет пить за Белоуса? У Рыжего, кто бы мог подумать, есть сердце — сильное, громкое, как и сам Шанкс, и оно стучит под рёбрами прямо в дурную голову Марко. Стучит быстрее, чем надо, как кажется Фениксу, но он не думает об этом, потому что Шанкс вновь начинает рассказывать сказку об огненных богах и потерянных детях. Море звучит тише, замирает, спугивая крикливых чаек прочь, Лаки Ру приваливается к борту и снимает очки, разглядывая свинцовый горизонт с нечитаемым лицом. Марко слышит знакомый голос и всхлипы, которых с каждым словом Шанкса становится всё больше. Он думает о том, что огненный бог, как и бог грома, моря и земли — жестокий ублюдок. Он ненавидит их всех до одного. И, как ни странно, чертовски скучает.