Каравелла

When you walk through a storm, Hold your head up high And don't be afraid of the dark. Richard Rogers, "You'll never walk alone"

С жалким бульканьем верхушка мачты окончательно исчезает под водой. Потревоженная этим событием жирная чайка, сидевшая на ней, нехотя уносится прочь. - Каравелла лавировала, лавировала, да не вылавировала, - издевательски комментирует Юрген Клопп и с довольной ухмылкой оборачивается к пленникам. – Люблю вид потопленных кораблей перед ужином. Особенно тех, что считались непотопляемыми. Деян Ловрен, корабельный кок, ласково тычет эфесом шпаги в бок чересчур вольно стоящего чернокожего юнги. Тот одаривает пирата презрительным взглядом, но выравнивает строй, прижимаясь к невысокому загорелому пареньку в шляпе, стоящему с опущенной головой. На другом конце шеренги откашливается капитан потопленного судна. - Что-то я не вижу Лориуса. Куда ты его дел, Юрген? – как ни в чем ни бывало спрашивает моряк. - Как-то ты некстати напомнил мне о том, как я ненавижу испанцев, - склоняется Клопп к пленнику в напудренном парике. - Ты же знаешь: мы сами не питаем нежности к Королевскому флоту, - не сдается побежденный капитан, глядя в незакрытый повязкой глаз с удивительно яркой голубой радужкой. – Мы купцы, а их чертовы пошлины сжирают половину прибыли. Мы могли бы объединиться против них, если б ты не потопил наш корабль. - Я так и понял, Эрнесто, что ты хочешь мне это предложить, когда увидел наставленные на мой корабль пушки. Я вообще догадливый. Кто, кстати, ваш канонир? – взгляд Юргена пролетает вдоль строя. - Нет! – пленник хватает пирата за локоть, но, опомнившись, отпускает. – Послушай, я выкуплю себя и команду. У меня достаточно золота в банке Испании. - А у меня, благодаря вам, достаточно золота, чтобы выкупить банк Испании, - бросает Юрген и, опираясь на трость, идет вдоль строя, приглядываясь к каждому из пленных. – Не падай духом, Эрнесто! Ты же знаешь: кроваво-красные паруса «Ливерпуля» – часть пиара. Никого не тронут. Просто подвезем вас до одного малонаселенного островка. Заодно узнаешь, что стало с Лориусом. Только… - Клопп зависает над коренастым бородатым матросом, спокойно смотрящим мимо него на линию горизонта. – Это, что ли, твой гений-штурман? Заберу его себе, а то с навигацией совсем беда. Веришь ли, нет: шли мимо Манчестера – чуть не сели на мель. Боцман! Из толпы выступает молчаливый Ван Дейк. - Размести Лео в одной из комфортабельных кают – их тех, что в трюме, всех остальных - в соседнюю! Квартмейстер Мане, Фирмино, Шакири – в сопровождении. И в кандалы их всех! Не хватало, чтоб они мне обшивку всякими непотребными надписями испортили. Фирмино, ухмыляясь, толкает в плечо вытянувшегося рядом с Эрнесто Вальверде высокого и худого старпома, и шеренга оживает, разворачиваясь. В самом ее конце юноша, стоящий рядом с чернокожим собратом по несчастью, тянет на лицо чудом уцелевшую шляпу. К несчастью, как раз тогда, когда взгляд Клоппа падает на них. - Стоять! – вскидывает Юрген ладонь. Строй послушно замирает и вместе с ним замирает сердце паренька в шляпе. Почти успевший отвернуться, он смотрит перед собой и молится всем богам, чувствуя, как ползет по нему цепкий, изучающий взгляд. – Уведите их, - кивает, наконец, Юрген. - Давеча прогулялся вдоль берегов Британии, - оборачивается Клопп к Вальверде, когда все уходят. – Есть запас отменного виски. Угоститесь? *** Вальверде сидит перед нетронутой тарелкой с жареной птицей и смотрит за плечо Юргена Клоппа. - А я-то все гадал, кого вы держите. Ведь не попугая же, не обезьянку… Слишком скучно для человека вашего склада. Юрген оборачивается, смотрит на спящее животное, и переводит взгляд на Вальверде. - А какой у меня склад? - в его бокале бултыхается виски. - Тот, что старается свести к минимуму случайные выборы. Капитан пиратов смотрит на собеседника, а затем удовлетворенно усмехается и откидывается на спинку стула. - Его зовут Моур, - оставляет он без комментария слова Вальверде. – С одной стороны, похоже на звуки, которые издают эти животные, с другой – сокращение от Моуриньо. - Отличный был капитан, - Вальверде поднимает свой бокал в молчаливом тосте. - Да, пока не допустил мятеж. Такое количество наемников не красило еще ни одну команду. - Но разве на «Ливерпуле» хоть у одного члена экипажа найдется земляк? - Мы – пираты, - улыбается Клопп. – Государство без границ и деления на нации. В отличие от торговых или королевских кораблей на наших палубах нет ни своих, ни легионеров. - Я заметил у вас даже чернокожих… - Это вы про того парня, что чуть не оттяпал руку вашему бухгалтеру и притащил вас на «Ливерпуль», держа саблю у самого горла? Садио – квартмейстер. Возглавляет абордажную группу. Лично учил его всем тонкостям. Талантливый парень – попал ко мне еще юнгой… - Клопп о чем-то задумывается, и улыбка гаснет на его лице. – И все же! – пират подается вперед. – Кто из них ваш канонир, Эрнесто? Кто заботился об оружии на вашем корабле? - А на «Ливерпуле»? - Видели парня с пышной шевелюрой и добрым лицом? Вот он. Салах не любит ближний бой. Ну, знаете, кровища, кишки, крики… Предпочитает фитиль и порох. Минимум действий – максимум эффекта. - Оу? - Да. - Понятно. Оба замолкают. Вальверде смотрит на преспокойно спящего на толстой подстилке кота, Клопп смотрит на Вальверде. - Такая прям неловкая тишина… - замечает Юрген. - Лео скорее умрет, чем предаст «Барселону», - отрезает Вальверде. - Но «Барселоны» больше нет. - Пока жив Лео, жива и «Барса». - Экая коллизия. А если я пообещаю отпустить… Скажем, пятерых? - Я же сказал: Лео никогда не встанет под кровавые паруса! - Мой обширный профессиональный опыт подсказывает, что все зависит от того, как попросить. - Да Лео никогда, никогда не… - Попросить не Лео, - перебивает Клопп, - попросить вас. Из уважения готов начать не с угроз. За сколько жизней вы уговорите Месси остаться штурманом на моем корабле? Вальверде молчит, пытаясь прочесть по лицу собеседника заготовленный подвох. Он мог бы заявить, что не торгуется с пиратами, но что тогда? Лео, скорее всего, все равно оставят на «Ливерпуле», а остальных бросят на клочке суши без капли пресной воды на милость зною, ветру и подступающему сумасшествию. И Эрнесто идет ва-банк. - За все. Клопп усмехается. Выпрямляется на стуле. Разливает по их бокалам новую порцию виски. - Откройте секрет: на что они вам без корабля и без Лео? Вы ведь купец, вы всегда заботитесь о выгоде, а тут ее нет. - Напротив: если я спасу их, они до конца жизни будут считать себя моими должниками. - А-а, - кивает Клопп. – Тогда двое. - Вся команда. - Для купца вы как-то странно торгуетесь. - Вся команда кроме меня. - Неинтересно. - Вся команда. - Да не будьте вы пресны, как Джеймс! Все никак не отпустит свое проклятое прошлое в королевском флоте… Просто ради интереса: двое – ладно, пятеро! – пятеро членов экипажа, которых бы вы спасли. Чисто гипотетически. Ведь никто не слышит. В момент, когда Вальверде видит, как прищуривается Клопп, как театрально вскидывает ладони, а затем выжидающе потягивает спиртное, он вдруг осознает, вокруг какой фамилии крутится диалог. И крутился с самого начала. Но упоминать ее взрывоопасно. - Пике и Альба. Бускетс и Ракитич. Суарес. - Вот так-то! – припечатывает Клопп, развалившись на стуле. – Только старые, только проверенные. И никого, никого из новичков! Несмотря на жесткость тона, капитан пиратов кажется удовлетворенным. Он выпрямляется, отставляет недопитый стакан. - Какая же ирония, Эрнесто! Какая ирония, что именно вы уговорите Лео перейти в команду «Ливерпуля». Вальверде молчит. - Садио! – зовет капитан, и когда квартмейстер вырастает в каюте, продолжает. – Вы уже знакомы с достопочтенным синьором Эрнесто. Соблаговолите проводить его к остальным. И подайте им рыбу. Пусть не забывают, как капризна судьба. Сегодня ты ешь рыбу, - он широко улыбается пленнику, - а завтра рыбы едят тебя. *** В свете падающего за горизонт солнца кроваво-красные паруса словно и сами излучают свет. Пылают маяком, предупреждающим об опасности, и манят мотыльков, еще не осведомленных, что пламя может быть в тысячу раз опасней перекрещенных под черепом костей. И единственное, чего не может коснуться вездесущий алый – черная ткань одежды капитана. Когда Клопп пересекает палубу, он кажется единственным живым человеком в этом бордовом, предзакатном мираже. На корме боцман и плотник возятся со смолой, заделывая последнюю бочку. - Итого? – спрашивает капитан еще на подходе. - Семнадцать повреждений, сэр, - отрывается от работы Робертсон. – Как раз закончили с последним. - Проклятая «Барса», - говорит Юрген скорее с удивлением, чем со злостью. – Когда только успели? - Шесть на палубе от рухнувших обломков, плюс ограждение во время боя и драк – починили в четырех местах, - отчитывается Ван Дейк. – А остальное – пушками точно по корпусу. И чувствительно. Пришлось еще пятерых подключить, чтоб не пойти ко дну вслед за каталонцами. - Пушками, значит… - Да, сэр, - кивает боцман. – Неплохой у них канонир. - А смола, щиты, инструменты? – меняет тему капитан. – Надолго еще хватит? - Как сказать. Может, на два, а может на один такой бой, - Вирджил вытирает руки подвернувшейся тряпкой. – Но испанского короля лучше пока не дразнить. По крайней мере, пока не побываем в порту. *** От наспех сколоченного на верхней палубе шалаша валит такой дым, словно «Ливерпуль» идет за счет дров, а не паруса. - Честное слово, - Юрген обмахивается шляпой, стараясь не дышать, - иногда мне кажется, что ты превращаешь все в угольки, только чтоб мы не поняли, что давно едим вместо рыбы и мяса корабельных крыс. - Ну что вы, сэр, - отзывается из сизого марева Деян. Он проносится мимо с гигантским чаном варева и с грохотом выставляет его на печь. – Последнюю крысу ваш Моур изловил еще на прошлой неделе, - он перекладывает трубку из одного уголка рта в другой и бросается обратно к столу, частично исчезая в дыму. – Лучше вам не знать, что тут идет в дело! По голосу Ловрена ясно, что он ухмыляется, и Юрген улыбается вслед за ним. - Как Кейта? - Заштопан и перевязан, - Деян не отрывается от обязанностей кока. – Кстати, об этом. Раз уж я стал корабельным врачом только потому, что у меня есть прокаленные ножи, может, иногда передавать эту работу Робертсону? Знаете, он прекрасно орудует пилой… А то я с ужином немного не успеваю. И меня могут немного вздернуть на рее. - Хендерсон разошелся? - Ага, - внутри дымного помещения раздается грохот. – Пьян, как моя бабушка на похоронах дедушки. - Мане снова не взял его делить добычу? - Так точно, сэр. С ним Фирмино и Шакири. - А пленники? - К ним приставили Вейналдума и Фабиньо. - А Салах? - Пушки, сэр. Но, я думаю, вам и так это известно. Клопп кивает, забывая, что кок не видит его сквозь клубы дыма и пара. Ему действительно и без Деяна известно, чем занимается каждый член экипажа. Между битвами руководить «Ливерпулем» с его преданной, безупречно дисциплинированной командой так скучно, что аж зубы сводит. И так некстати, что темы для разговоров исчерпываются тогда, когда Юргену меньше всего хочется возвращаться в каюту. - Ты помнишь юнгу? – спрашивает Клопп. - Что? Юнгу? – Деян возникает на пороге навеса с ужасающе грязным половником в руках. – Чернокожего? - Черноко… Да нет, нет! Я не про «Барселону»! – отмахивается Клопп. – Где-то год назад или два… Приплыл на корабле из Бразилии… Еще был у нас «пороховой обезьяной». - Нет, сэр, не помню. А почему вы… Мать твою! – подскакивает Ловрен от громкого хлопка за спиной и ныряет в клубы дыма. – Слишком много жира, - комментирует Деян. – Простите, сэр, но сейчас я вряд ли вас расслы… - Его голос заглушает яростное шипение. - Деян! – пытается перекричать шум капитан. – Как закончишь, принеси ужин в мою каюту! Две порции! *** Уже темнеет, когда он добирается до рулевого. За штурвалом стоит Милнер. Море относительно спокойно, и помощник капитана выглядит непривычно расслабленным. - Сколько до Бешикташа? - Если не сменится ветер, будем у острова смерти к рассвету, капитан. Между ними повисает пауза. Клопп смотрит на темнеющий занавес над головой и мысленно сверяет курс по еще призрачным, неясным звездам. - Кого поставишь вахтенным? - Алиссона, сэр. Вообще-то была очередь Хендерсона, но он уже… - О да, я в курсе. Может, высадить на Бешикташ и его? - мечтательно вздыхает Юрген. - Это будет беспрецедентной жестокостью по отношению к «Барселоне», сэр, - усмехается Джеймс. - Кстати, как тебе наш будущий штурман? - Лео? – Милнер делает паузу, корректируя поворот штурвала по компасу. – С вашего позволения, капитан, я бы взял не его. - А кого? – голос Юргена предательски ломается из-за мелькнувшей догадки, но помощник не замечает. - Ракитича. - Счетовода?! – от удивления Клопп даже отклоняется в сторону. – По-моему, для нашей работы самый подходящий бухгалтер – Мане. - Да, но именно Ракитич без лишних раздумий проткнул Кейту, когда остальные каталонцы просто старались отпугнуть. Поверьте, - Милнер осторожно придерживает штурвал, - при всем рафинированном налете среди пиратов ему самое место. - Вот как, - Юрген оглядывает помощника с головы до ног. – Это ты как дезертир из Королевского флота говоришь? - О, я - другое дело, и вы прекрасно это знаете, - Джеймс впервые встречается взглядом с капитаном, старательно сохраняющим маску непонимания. – Я не мог оставаться на службе, каждый день наблюдая изнутри, как работает система и чьим интересам служит. - Мы собираемся высадить на необитаемый остров и подвергнуть мучительной смерти тридцать человек, - напоминает Клопп. Милнер испытующе смотрит на капитана, а затем с улыбкой переводит взгляд на растворяющийся в темноте горизонт. - Нет, - говорит Джеймс. - Что значит – «нет»? Это – что, саботаж? - «Нет» значит, что на самом деле вы пришли сюда спросить, сколько у нас осталось лодок. - Ты вроде как-то жаловался, что не разбираешься в людях? - Я разбираюсь в вас, - пожимает плечами Джеймс. – А с Ракитичем… Ну, там все было очевидно, любой бы заметил, просто рядом оказался именно я. - Понятно, - кивает Клопп, поплотнее прячась в плащ то ли от подступающей прохлады ночи, то ли от проницательности Милнера. – Так сколько там, говоришь, осталось лодок? - Парочкой вполне можно пожертвовать. И если взять севернее, первый порт попадется уже через несколько часов. - Вот и возьми, - ворчит Юрген. – И сотри эту мерзкую счастливую улыбку с лица! Ты не на службе Ее Величества! - И очень этому счастлив. Клоппу самое время возвращаться в каюту. Но он все еще стоит рядом с помощником и смотрит на звезды. Смотрит бесцельно, не думая о курсе. Смотрит как на вуаль, сквозь которую просвечивает фарфоровое лицо судьбы. Наверняка за этой чернотой кроется ухмылка. Не случись год назад то, что случилось, возможно, сейчас плечо о плечо с ним стоял бы другой человек. Паренек-то был талантливым. И едва кого бы удивило, что за год он превратился из юнги в ключевого участника команды. Уж Юрген бы постарался вправить ему мозги, его, черт побери, и сейчас тянет это сделать! Но о чем бы они говорили, потопив «Барселону»? Наверное, о том, как благоразумно поступил парень, оставив без ответа тайное письмо из Каталонии. И они бы также смотрели на ночное небо и также знали, что за непроницаемой вуалью судьба улыбается. - Нам бы только добраться до порта, - голос Джеймса освобождает капитана от власти несбывшегося. – На рынке в Генуе я слышал, что команда «Старой синьоры» взялась за старое. - Да ну! - Юрген усилием воли возвращает себя в реальность. - Ага. И начали с побережья. Савона, Генуя, Специя… Вся Лигурия трепещет. - Только Лигурия? - Ага, - Милнеру даже не надо поворачиваться к капитану – довольно и интонации, чтоб понять смысл вопроса. – «Святой Жермен» по-прежнему на плаву и прятать его в Ле-Рон или в одно из озер французы не собираются, - Джеймс пожимает плечами. – Пока идет сезон, парижской знати надо где-то развлекаться… Вот и стоит под Тулоном, иногда добираясь до Канн, Монако или даже Сан-Ремо, хотя защита у него, конечно, никакая… - старпом смотрит на капитана и истолковывает его молчание по-своему. – Не сомневайтесь, сэр. Доберемся до лягушатников прежде туринцев. Они ведь не знают о красных парусах. И никто здесь пока не знает. Вздрючим «Сен-Жермен», затем «Старую синьору»... С деньгами одних и кораблем других мы не оставим испанцам шансов. Все будет хорошо, капитан. Все будет так, как вы задумали. Милнер бросает взгляд на Клоппа и снова вглядывается в темноту, которую разрезает длинный нос «Ливерпуля». И не замечает, как впервые за этот день жесткие, поднятые вверх плечи капитана оседают с неслышным выдохом. - Знаете, что, сэр-зануда-капитан-лейтенант-флота-ее-величества? Если б год назад я не притащил вас под эти паруса, меня бы самого следовало сослать на Бешикташ. *** К его возвращению стол в каюте уже накрыт: по тарелкам разложены крупные куски птицы, прикрытые зеленью, похожей скорее на обломки кустов и веток, нежели на листики вкусовой добавки. Рядом на широкой подставке похороненная под урожаем картофеля покоится треска. В широкий ломоть хлеба воткнут нож. А возле капитанского кресла стоит корзина с двумя бутылками из темного стекла и парой завернутых в тряпье кружек. Юрген думает, не убрать ли от греха подальше кинжал, а затем переводит взгляд на Моура. Тот преспокойно дрыхнет, свесив с подстилки задние лапы. Клопп, так и не прикоснувшись к ножу, отпирает дверь спальни в задней части каюты. Комната узка настолько, что в ней помещается только спальное место да пара сундуков. - Выходи давай, - бросает он, едва глянув на пленника, и, перебирая связку ключей пальцами, спешит занять свое место за столом. На пороге комнаты вырастает давешний юнга «Барселоны» и, не решаясь ступить в каюту, мнет край широкополой, местами продырявленной шляпы. – Ради всего святого, - произносит Юрген тоном утомленной гувернантки, - хватит строить из себя оскорбленную невинность: сядь и ешь! – их глаза встречаются впервые за сегодняшний день. Впервые за год, прошедший с момента, когда в порту Лестера Юрген протянул ему золото и сказал «найди хорошего пороховщика». – Ешь! – только и удается повторить Клоппу, для верности рубанув воздух ладонью. Молодой человек, ступая тихо и аккуратно, послушно занимает стул, на котором несколько часов назад сидел его капитан. Словно боясь оторвать взгляд от пола, юноша не смотрит ни на пирата, ни на еду. Клопп выдергивает торчащий между ними нож и, будто сбросив оцепенение, режет оставленный поваром хлеб. - Надеюсь, Ловрен не будет завтра пересказывать всей команде, как ты умолял о помощи? Нет? «Деян, помоги!» - передразнивает Клопп тонким голосом, кромсая хлеб. – «Деян, я же помогал тебе на кухне, помнишь?». - Я молчал, - угрюмо произносит пленник. - Как, впрочем, и всегда, - Юрген наклоняется за бутылкой и замечает стоптанные, дырявые сапоги гостя. Он разливает по кружкам вино. – Зато теперь можешь поговорить. Расскажи мне, какого это – когда капитан не выбирает тебя? - он толкает кружку юноше. – Когда ты целый год лезешь вон из кожи, чтобы тебя заметили, а этот сукин сын всякий раз называет одни и те же фамилии, словно ты и не существуешь? А, Филиппе? Ты же был за этой стенкой пару часов назад. Ты же слышал, что сказал Вальверде, - Юрген поднимает кружку, но решает, что спиртное можно припасти для издевательского тоста. – Альба, Ракитич… Кажется, Суарес… Не подскажешь, кого там еще Эрнесто упомянул? Филиппе, сидя боком к столу, уперев кулаки в колени, кажется, обращается в камень. Юрген наблюдает, как ходят желваки на его скулах, и бросает нож обратно на стол. Филиппе вздрагивает. - Ах, да! Пике и Бускетс. Подумываю взять их в «Ливерпуль» вместе с Лео. Они ведь хороши в море, не так ли? Они ведь лучшие?.. А ты вместе с остальными завтра станешь кормом для чаек и крабов, - Клопп принимается за еду. – Так что, если хочется – молчи. И так очевидно, как печально, когда тебя не выбирает капитан. - Печально, - тихо соглашается пленник, - но и в половину не печальнее того, когда тебя не выбирает целая команда. Если б вместо кружки Ловрен притащил стекло, парусных дел мастер уже бы штопал ладонь капитана. Прошлое налетает вихрем призраков в тот момент, когда Юрген меньше всего к этому готов. Обломки «Боруссии» исчезают в черноте Северного моря вместе с его надеждой удержать сидящую по шлюпкам команду, и костяшки пальцев пирата, сжимающие кружку, становятся белее льдин, между которыми разворачивается последняя трагедия его жизни в качестве честного моряка немецкого флота. Клопп накрывает глаза свободной ладонью, снимая видение, словно паутину, и переводит дыхание. Ему становится смешно от того, как ловко подловил его юнец. Кружка опускается на стол, а затем взлетает в воздух. - За меткость, – припечатывает Юрген, с широкой улыбкой салютуя нахмурившемуся пареньку. Вино слишком сладкое и вовсе не пьянит. Чертыхнувшись, Клопп тянется за бутылкой. – Еще спасая тебя с «Коринтиаса», знал, что ты далеко пойдешь. И вот благодарность, - капитан поднимает повторно наполненную кружку. – Семь дыр. СЕМЬ, МАТЬ ЕГО, ДЫР, В МОЕМ КОРАБЛЕ! – он изучающее смотрит на Филиппе. – Молодец, - заключает Юрген и осушает вторую порцию. – Что тебе обещал Эрнесто после должности канонира? - Ничего. - Ничего? - Ничего, - Филиппе отчего-то чувствует себя неловко. – Быть канониром на «Барселоне» - уже неплохо, просто надо постараться и проявить себя, нужно время... - Время? – вскидывает брови Юрген, и Филиппе внутренне холодеет, чувствуя, что сейчас его пригвоздят и разделают на куски его же словами. – А что – года не хватило? - Хватило. Хватило, я же говорю, что стал заниматься оружием… - Твоя замена Милнер, - громко перебивает Клопп, - ведет сейчас этот корабль. И даже осмеливается советовать, как распорядиться пленниками… Год назад он полировал штыки в одном из арсеналов королевского флота, который мы решили посетить. И мне хватило одного взгляда на этого предсказуемого, но упертого и дисциплинированного парня, чтоб понять, как удачно он впишется в нашу бесшабашную компанию. И про тебя я тоже все понял сразу. Иначе бы не вытащил с «Коринтиаса». - Вы не вытаскивали меня… - начинает Филиппе, но Юрген не дает сказать. - И Эрнесто понял, он далеко не болван. А эти сказочки про «проявить себя» – для юных дурачков вроде тебя. Чтобы в подобных случаях, - Клопп победно обводит рукой каюту, - сказать: «вот этих можете забрать, а тех, кого я выберу, отпустите». И пойти на сделку. Очень жаль, действительно жаль, что большинство таких, как ты, поддавшись гордыне и амбициям, заканчивают в итоге на Бешикташе. Как бы расчетливо и жестоко не звучала тирада, в конце ее Филиппе улавливает чрезмерно ударную интонацию, как если б капитан пытался скрыть волнение. И теперь, сидя под пронзительным прямым взглядом Клоппа юноша, хоть и задетый резким тоном, не ощущает растерянности или отчаянья. Проснувшийся кот спрыгивает с подстилки и садится у стола, вопросительно поглядывая то на одного, то на другого застывшего человека. - По-моему, - отмирает Филиппе, - вы пытаетесь вынудить меня молить вас взять меня обратно. Чтобы вы сказали, что мест в команде теперь нет. - Разумеется, нет! «Ливерпуль» укомплектован идеально, чего не скажешь о других… - Я не вернусь под кровавые паруса. - А никто и не возьмет предателя! - Я никого не предавал! - О да! Ты только прожил полгода с нами, а потом взял да и исчез без единого слова! - А я и не обещал торчать на «Ливерпуле» до смерти! - Тьфу, ты! Знал бы, оставил бы тебя торговцам бананами. Ползал бы по пальмам, расплачиваясь за безбилетный проезд! - Да вы же просто грабили «Коринтиас»! - Я выдернул тебя из лап капитана! - Вы прикончили его! - Он хотел прикончить тебя! - Вы врали мне, что вы торговцы! - Ну… Этим летом мы почти продали Лориуса в рабство. - А после всего этого… После всего этого… - Филиппе, не выдерживая, вскакивает со своего места и не замечает Моура, что трется о его ноги. – После этого вы спровоцировали мятеж на «Манчестере!» Юрген смотрит на своего кота, затем – на разгневанного Филиппе. То нападение и правда было непонятным для большинства. «Ливерпуль», сытый очередной победой, возвращался в убежище. И по пути накрыл другое пиратское судно, чья судьба в последние месяцы даже у бывалых головорезов вызывала смешанные чувства жалости и стыда. Проигрыш в битве стал последней каплей для поставленной на грань выживания команды. - Моуриньо не хотел умерить аппетиты и взять территорию поменьше, - признает Клопп. – Нужен был кто-то посговорчивей. - Вы… Вы… - Филиппе, кажется, не на шутку расстроенным. – Сэр, вы жалкий, жалкий человек! – выпаливает он в сердцах. На его место запрыгивает Моур. Кажется, и кот смотрит на хозяина осуждающе. – У вас нет ни совести, ни чести! Говорите о равенстве, о преданности, и тут же плетете интриги против тех, кто мешает набить трюм золотом, вином и порохом! Да, я… Я когда-то был очарован вами, очарован «Ливерпулем», но ни капитанский плащ, ни кровавые паруса не ослепят меня больше – это лишь кучка мелких воришек и неудачников, возглавленная трусом, которому не нашлось места на родине! Тишина, заполнившая каюту после тирады Филиппе, кажется оглушительной. И она взрывается аплодисментами Клоппа. Моур пригибается, прижимая уши к голове. - Что – на «Барселоне» теперь преподают ораторское мастерство? – спрашивает Клопп взвинчено. – А вас учат, как с помощью тайной переписки разваливать чужие команды? - Вы… Я… Каждое ваше слово разочаровывает меня все сильнее! - Да уж куда мне до Вальверде! Эрнесто – просто идеал… Подожди до утра, и отправишься к любимому капитану! Хотя постой-ка: он же выбрал не тебя! - Надеюсь, Бешикташ недалеко: уже тошнит от ваших напоминаний. - Да ты же мог стать капитаном, идиот! – кулак Юргена обрушивается на стол, и Моур мгновенно растворяется под скамьей. – Ты же талантище, ты – алмаз, который за год можно было превратить в бриллиант, а не прятать по пыльным коробкам для булыжников! Как ты не понимаешь! Как ты не чувствуешь! На «Барселоне» для тебя не было места! Ты бы никогда, никогда не занял место Лео! А здесь год-два, и ты бы заменил любого! Стал штурманом, старпомом – да хоть квартмейстером! В тебе есть все, Филиппе! Есть все! И у тебя было бы все! Все, даже… - Клопп запинается, но отступать некуда. – Даже, может быть, однажды и этот корабль. - Мне не нужен этот корабль, - произносит Филиппе. – И вы не нужны. А я вам нужен. Потому что вы видите во мне себя. Себя до всех своих ошибок. Но не переживайте: я никогда не стану таким, как вы. Бутылка проносится в сантиметре от головы парня и разлетается от удара о стену. - Мане! – рявкает капитан так, словно вот-вот начнется абордаж. Квартмейстер ныряет в каюту. – Уведи его. Но не в носовую часть! Не к остальным! Под корму. Пусть… Пусть поразмышляет в тишине и одиночестве о высадке на рассвете. Когда пленника уводят, Моур выползает из-под скамьи и вопросительно смотрит на Юргена. Клопп размышляет, не отвесить ли ему пинка. Затем поднимает кота, кладет на подстилку и хмуро ставит перед ним нетронутую тарелку Филиппе. *** Когда он спускается в кают-компанию, команда взрывается одобрительными возгласами и кружки взлетают в воздух. Хендерсон, закладывая пьяные петли, пробирается к капитану, пытаясь на ходу налить ром. Сидящий у дверей Милнер в последний момент успевает перехватить кружку из рук пикирующего Джордана и передает Клоппу. Все затихают в ожидании. Юрген смотрит на их улыбки, на радостного Мане, на счастливого Салаха, по случаю торжества ненадолго оставившего пушки, на дожевывающего что-то Деяна, на малыша Бобби, на Джердана, на тихоню Энди и… И не знает, что сказать. Даже после той чертовой схватки с испанцами он нашел слова. После налета на истерзанный «Манчестер». После побед, число которых перевалило за сотню, - он всегда говорил, он даже тостом старался сделать команду крепче, а теперь… Теперь одна мысль перечеркивает все. Они уйдут, Юрген. Они все уйдут. «Вы жалкий, жалкий человек, сэр!» - отдаются в голове возгласы Филиппе, и вместо тоста хочется вмазать кружкой о стену и выбросить осколки в море. Точно также на него смотрели ребята в «Боруссии». Шутили, улыбались, ждали похвалы и сами, сами беззаветно верили в свою вечную преданность желто-черным парусам. Что ж, Юрген, все твои тосты были не сильнее детских клятв. - Вы молодцы, – он выбрасывает кружку вверх, выпивает ром до дна и хлопает оказавшегося рядом Милнера по спине, давая отмашку продолжать. Едва заметная неловкость сменяется весельем, и капитан пробирается в тень к одной из стен. Взгляд застывает то на одном, то на другом лице, пока воображение услужливо подсказывает, когда и ради чего следующий из них оставит палубу корабля с кроваво-красными парусами. Филиппе прав: никто из них не клялся служить на «Ливерпуле» до смерти. И может, Юрген потому так страшится поражений, что знает: только победы, только азарт и новая добыча держат их вместе. Значит, все, что им нужно – больше жертв. *** На палубе холодно, но вахтенный держится застывшей статуей. Капитан, решивший прихватить для него рома, передумывает и, остановившись рядом с Алиссоном, сам делает глоток из бутылки. Спиртное, прибывшее в желудок раньше, уже добирается до пункта назначения в голове: ноги капитана подкашиваются, но ему удается не упасть. Алиссон, кажется, косится с неодобрением, но в темноте не разобрать. Море, ночь, холодный воздух и Алиссон Бекер – идеальные собеседники. И когда Юрген Клопп то ли вслух, то ли мысленно спрашивает, плохой ли он человек, никто из четверых, как и ожидалось, не отвечает. - Ничтожества, - выдыхает Юрген. А о ком это он? Первым на ум приходит тот утырок из испанского флота, что вывихнул Салаху плечо. И Коутиньо. И кое-кто из команды «Боруссии». А потом перед его глазами проплывают их веселые лица, шорох волн тянет за собой их голоса, и невидимые руки обхватывают его плечи так явственно, что он чувствует спиной их тяжесть и тепло. - Слабаки! - выплевывает Юрген в сердцах и с силой швыряет бутылку за борт. С опозданием осознает, как вовремя кто-то подхватил его локоть. Алиссон. – Ненавижу, не-на-ви-жу! – орет он в темноту, но прикосновения не исчезают. И глаза, их глаза, в них столько жизни, столько радости, что невозможно представить, что потом они принесут столько боли. Это только первые годы, годы успеха, говорит себе Юрген, а потом все начало рушится, потом они начали уходить, и он принял верное решение, отказавшись от команды, он ушел, он не выбрал их, не наоборот, но Филиппе, чертов Филиппе, он же прав, он же… В памяти всплывает извиняющаяся улыбка Марио в тот день, когда он объявляет о своем уходе. - Отпусти меня. Алиссон послушно убирает руку и смотрит на капитана. Когда тот встречается с ним взглядом, вахтенный едва заметно кивает. *** Ночью кроваво-красные паруса одного цвета с одеждой капитана. Стоя на носу «Ливерпуля», глядя в мчащуюся на них с шорохом ночь, он чувствует себя необъяснимо спокойным. А может, это спокойствие передается от его странного собеседника. Разительно отличающийся ростом от Клоппа, едва доходящий тому до середины плеча, он стоит, словно врастая ногами в палубу. Словно это он здесь капитан, а Юрген – так, временный пассажир. - Потому что я люблю море, - отвечает тот на заданный капитаном вопрос. – А остальные любят корабли. - А я? Разве ж я не люблю море? – спрашивает Клопп. - Вы? Может быть. Но больше моря вы любите тех, кто любит корабли. Потому что вы сами как корабль. Ступая на палубу, превращаетесь в его часть. - Очевидно, в трюм, набитый трупами, - ерничает Юрген, но неосознанно прикладывает руку к груди: давит, и хочется то ли обнять необъяснимого пленника, то ли отвернуться к морю. Он упрямо продолжает улыбаться. - Нет, - мягко возражает собеседник. – Вас хватает на каждую часть. Вы – в парусах, в канатах, в гамаках, подвешенных в трюме, в якоре и в каждом повороте штурвала. И каждой частью корабль привыкает к дыханию, к беготне матросов, к их шуткам, ссорам, снам и сражениям. Команда – это душа, корабль – тело, а капитан – сердце. И когда палуба не досчитывается чьих-то шагов, сердце останавливается. Клопп уже не отнимает ладони от груди: до того трудно дышать даже здесь, где устремленный вперед «Ливерпуль» разрезает холодный ночной воздух. - Зачем ты говоришь мне это? – отвечает капитан не сразу. - Я же потопил твой корабль. И на рассвете вместе с командой высажу на Бешикташ. Собеседник, кажется, смотрит со спокойным любопытством. Юргену становится неуютно настолько, что он отворачивается к воде. - Во-первых, - произносит пленник, - и здесь, и там море по-прежнему будет со мной. До самого конца. Чего же желать? А во-вторых… Во-вторых, вы слишком упорно верите, что любить можно только море и корабли. - Что? – Юрген оборачивается, но последняя фраза, обжегшая крепче чистейшего рома, растворяется в шелесте волн: никого рядом нет, только беззвучно струится по палубе темнота. Капитан чувствует, как что-то пронзает сердце и, хватаясь за грудь, падает на… *** Просыпается. Клопп просыпается. Под потолком собственной не то спальни, не то кладовой. Скашивает глаза вправо и отлепляет от стены только что, видимо, впечатавшийся в нее кулак. Слева раздается невозмутимый шелест перевернутой страницы. Догадываясь, что резкое движение слишком живо напомнит о вчерашнем, Клопп почти неслышно перекатывает голову. И упирается взглядом в чудо из чудес. Хендерсон, сгорбившись на сундуке, держит в руках книгу. Его глаза так стремительно бегают по строчкам, что Юрген и правда готов поверить в то, что матрос читает. - Что, у кого-то из пленников был при себе сборник похабных картинок? - Не понимаю, на что вы намекаете, сэр, - Джордан не отрывается от чтения. – Доброе утро, сэр, - не глядя, протягивает бутылку с остатками рома. Память ворочается тяжелее, чем распухший от жажды язык брошенного на необитаемом острове. Юрген предпочитает ее не тревожить. Без того очевидно: если команда приставила к нему дежурного, на то были веские причины. А ему сейчас меньше всего нужны поводы для жалости к себе. Он смотрит на тонкие лучи, натянутые между стеной и полом. - Где «Барселона»? - Полагаю, на северо-востоке Испании, - бормочет Хендерсон и встречается взглядом с капитаном. – Ответил бы я, если б не знал, чем это кончится, - поспешно добавляет он. – Видите ли... Милнер и… Ладно, Милнер и все остальные решили их отпустить. - Что? - А еще отдали им две лодки, немного еды, воды, рома, денег и вашего кота, - скороговоркой выпаливает Джордан. - Что? Кота?! Кота-то зачем?! – пальцы Юргена сжимают ворот чужой рубашки, а сам он угрожающе нависает над Джорданом, умудряясь не заметить, как оказывается на ногах. - А я говорил, - пытается освободиться Хендерсон, - я говорил, что отдать его Филиппе – идиотская затея! - ФИЛИППЕ?! - Твою мать! Вечно так! – Хендерсон барахтается, красный от злости. – Ведь я им говорил, говорил, что это вам не понравится! Надо было прикончить всех, всех, включая Лео и Коута! Побросать за борт и дело с концом! А потом именно в мое дежурство вы приходите в себя и требуете объяснений! Милнер сидел, Деян сидел, Фирмино с Мане караулили, даже Салах от пушек оторвался, а достается, как всегда, мне! Да какого… - Салах от пушек оторвался? – растерянно повторяет Клопп. Выпускает раздраженного Хендерсона и опускается на кровать. – Тут - что, вся команда побывала? - Почти, - отряхивается Хендерсон, предчувствуя неудобный вопрос. - Почему? Хендерсон вздыхает. - Позвольте, я позову Джеймса? - Не идиотничай. Ты-то чем хуже? Хендерсон вздыхает снова. Затем поднимает оброненную книгу и присаживается на сундук. - Для начала вы сказали Алиссону проваливать, потому что теперь сами будете стоять на вахте. Юрген переваривает сказанное с каменным лицом. Джордан истолковывает это, как сигнал к продолжению. - Алиссон-то и так не задает вопросов, а уж вам, когда вы, как вчера, кхм, перебрали… Словом, он ушел, но доложил обо всем Милнеру. А когда они вернулись, вас и след простыл. - Да? И где же я был? - В трюме, сэр. Требовали от Фабиньо и Фирмино пустить вас пообщаться с пленником. - Лео, - Клопп чувствует облегчение. – Я хотел спросить Лео, почему он так предан «Барселоне». - Не знаю, как насчет Лео, но вообще вы… вы пришли к Коутиньо, - Хендерсон осекается, видя, как застывает собеседник, и выискивая продолжение разговора, ощущает себя безумцем, решившим проплыть между выстроившихся над водой остроконечных плавников. – Милнер встал на вахту, а Бекера отправил за вами, потому что… Ну, вы понимаете, случись что, Джеймс не справился бы с вами. - Случись что – это что? – припечатывает Клопп. - Ну… Ну… Это же Филиппе. Он же… он же украл у нас деньги. - У тебя, смотрю, отличная память. - Да, и никто бы не пожалел, если б вы его прикончили – я так и подавно! - но вы были не совсем трезвы, могли потерять равновесие и… В общем, Алиссон повсюду следовал за вами. - И я говорил с Филиппе? - Спросите Алиссона. Он так никому и не рассказал, что вы делали и где были до… до… до… - До, до, до, - повторяет Клопп, - до обрыва волоска, на котором висит мое терпение, Джордан, остаются считанные секунды. - До того, как вы потеряли сознание, сэр. Пальцы капитана смыкаются вокруг края кровати. - Что, - он припоминает не то реальный, не то привидевшийся разговор, - я отключился во время беседы с Коутиньо? - Нет, позже, много позже, если эта беседа вообще была, просто… Просто Мо говорил, вы и к нему заходили. - Зачем? - Ну… Говорит, просили не уходить. - Умолял, - отрезает Юрген. Память, наконец-то, возвращается, скармливая один горький эпизод за другим. Но зато, несомненно, реальный. - Ну, только если чуть. Самую малость. Хотя Мо, вообще-то, никуда уходить и не собирался. Клопп отворачивается к двери. Он и у Мане был. И у Шакири. И у многих других, и у Милнера, но не застал того на месте, теперь ясно, почему – из-за причуд капитана бедняга отстоял двойную смену. - Я и к тебе приходил, верно? – спрашивает капитан Хендерсона. - Я не помню, - отвечает тот слишком поспешно. - Минуту назад мы выяснили, что у тебя прекрасная память. Матрос упрямо молчит. Капитан вздыхает, поправляет повязку на глазу и, потянувшись за курткой и оружием, поднимается, чтобы одеться. - Это было уже перед рассветом, - раздается за его спиной голос Джордана. – Вы долго стояли на носу «Ливерпуля» и смотрели вперед. Иногда чуть прохаживались – пару шагов в сторону, пару – в другую. А потом упали. - Говоришь так, словно видел, - бросает Клопп, не оборачиваясь. - Я видел. Я стоял рядом с Милнером. После ваших слов было… было бы просто свинством оставить вас в одиночестве. - Но другие же… - пожимает плечами Клопп и осекается, замирая от догадки. – Только не говори, что вы пялились на галлюцинирующего капитана всей командой. - Не всей. Фабиньо и Фирмино оставались с пленниками, - признается Хендерсон, а затем не может взять в толк, отчего капитан вдруг начинает смеяться. Он смотрит на облаченную в черное фигуру, на дрожащие от сдержанного смеха плечи, и чувствует себя так, словно после заплыва с акулами наконец-то ощутил под ногой песок. О чем бы ни спросил капитан, что-то тревожное, темное уже позади, в прошлом, в постепенно теряющей яркость памяти. - Мы-таки не на дюйм не приблизились к судьбе Моура, - оборачивается капитан. И улыбается так, словно вновь готов без запинки произнести поговорку про каравеллу. - Старпом, - пожимает плечами Хендерсон. – Джеймс сказал, что для вас все они больше, чем пленники. Не только Филиппе – мы, конечно, вспомнили его, - но и Лео, и капитан, и остальные. Потому что выбрасывать такую команду на Бешикташ - все равно, что обкрадывать море. А море – не люди, рано или поздно отомстит. И еще он добавил, что тяжелые решения капитан не должен принимать в одиночку. Команда должна разделять ответственность и последствия. И мы провели голосование. И, отвечая на ваш вопрос, «Барселона»… Она теперь где-то во Франции. - И Моур с ними? – усмехается Клопп. - Филиппе спросил, можно ли ему остаться на «Ливерпуле», - Хендерсон замечает удивленный взгляд капитана, и его несет. – Знаете, он так разочаровался в этой своей «Барсе», что прям так и сказал, когда они садились в лодки. Прям стоял на коленях, отказывался уходить с палубы, говорил, что согласен быть хоть пороховой обезьяной, хоть помощником Деяна. - Знаешь, а ведь я тебе почти поверил. - Верить или нет, дело ваше, сэр, но именно Деян отдал ему Моура. Сказал, что если при следующей встрече тот будет еще жив, Деян поймет, что Фил повзрослел и готов нести ответственность за свои поступки. - Так и сказал? - Так и сказал. - Деян, Джеймс – по твоим словам все стали как-то больно красноречивы для пиратов. - Так вот же, - Джордан взмахивает книжкой. – Свифт, кое-что об ораторском мастерстве. Конфисковали у Пике. Кое-кто уже прочел. И я не хочу больше проигрывать в голосовании. - Что - привлек мало сторонников? - Немного, сэр. - И сколько высказалось за спасение «Барсы»? - Тридцать девять из сорока. Плюс вы. - Плюс? Куда только плюс, – усмехается Юрген. – К чертям каталонцев: тащи карты побережья Лигурии*, - он выходит в каюту, и Хендерсон выскальзывает за ним. У выхода на палубу замирает. - Кое-что еще, сэр… - Что? - Фил, он… Хотел, чтоб кто-нибудь из нас попросил у вас прощения за него. - И? - Вряд ли кто-то это сделает. Решил сказать. Юрген, наконец, кивает и склоняется над столом, но Хендерсон оборачивается снова. - Да, капитан… Уточнить у Аллисона, говорили ли вы с Филиппе и Лео? Юрген Клопп смотрит на предупредительно застывшего в дверях Джордана, представляет, как толпа головорезов обеспокоенно следит с уважительного расстояния за без пяти минут спятившим капитаном, и, сопоставив сцену с мыслями, мучившими его в тот момент, улыбается. - Нет. Это больше не имеет значения. Куда важнее, любишь ли ты, Джордан, итальянские спагетти?