О том, какой Ларин друг

***

Нелюдимый       Да, он определённо очень нелюдимый. Кажется ты никогда не мог заставить его выйти на улицу днём. Конечно же, ведь там много людей, там шумно, слишком громко, некуда бежать, потому что повсюду люди-люди-люди. Дима выглядел очень напуганным, когда слышал о перспективе погулять днём.       А вот ночью он был совсем не против. Ночью нет людей, ночью тихо, ночью никто не мешает думать и вокруг тихо-тихо. Только вот ты эту тишину не очень жалуешь. Тебе кажется, что в тишине слышатся едва уловимые щелчки, которые очень нервируют. Щёлк-щёлк       Ну вот опять. Злой       Да, Ларин может быть злым. Взять хотя бы случай, когда вы столкнулись с Хованским. Тогда у двух заклятых «врагов» были такие лица, будто они могут сорваться и прямо сейчас разорвать друг другу глотки. Хованский нахально улыбался, а его глаза так и блестели ехидством, когда он смотрел на тебя. А вот у Ларина никакого веселья не наблюдалось. Он смотрел на оппонента, словно в голове он отрывал от кудрявого гангстера по кусочку, вспарывал брюхо, наматывал на руку кишки, выдавливал глаза и слушал-слушал-слушал…       Пространство вокруг Ларина было словно наэлектризовано, и при любом неверном движении всех, находившихся в ближайшие сто метров, могло шибануть током. А потом он хватает тебя за запястье и почти рычит: — Пошли, — и разворачивается, рванув тебя за собой. Ты не сопротивляешься, обмякнув. Потом он слышит крик Хованского:  — Педики! — и на душе становится обидно-обидно.       Дима ещё крепче сжимает твоё запястье, на котором потом обязательно останутся синяки, ускоряет шаг и шипит что-то про то, как ненавидит Юру, что он человек полторашка и если это недоразумение в кубе не прекратит его бесить, Дима обязательно его застрелит. Милый       Странно об этом говорить, но иногда Ларин может быть милым. Ты хорошо помнишь его вязаный голубой свитер, в белый, синий и индиговый узор. В нём он выглядел по домашнему уютно-уютно. Непостоянный       Казалось бы, только сейчас он сидел и пил чай с мятой, как вдруг в его глазах (чей цвет постоянно менялся) вспыхивал огонёк азарта и вот он уже мчится к реализации нового проекта, что стукнул ему в голову.  — Юль, налей мне чаю, пожалуйсто. — Какого?       Минутная пауза и он улыбается чему то своему. — Чёрный. — Но ты же пьёшь только зеленый. — Теперь я хочу чёрный. — Непостоянный ты какой-то. — Стабильность скучна и типична. А я хочу чего-нибудь необычного. Я Комик-Критик-Новатор, не забыл? — ухмыляется. Ты фыркаешь и наливаешь ему чай. — Пей давай, новатор невъебический. — Такого слова нет, Онешко. — Теперь будет.       Он снова улыбается, смотря в чайную гущу. — Дурак ты, Онешко, — вздыхает он и пьёт чай. Терпеливый       Он смиренно терпел все твои пьянки, истерики, твои детские замашки, твоё курение, твои дурацкие и не смешные скетчи. Заботливый       Дверь очередной съемной квартиры Димы всегда открыта для тебя, а в кухонном шкафчике ты точно найдешь купленную шоколадку или пачку любимых сигарет, от которых Ларин только морщится.  — Онешко, я говорил тебе надеть свитер? — Дим, отъебись, а? — Я говорил тебе? — Говорил. — Так почему ты его не надел? Ты видел погоду на улице? — Дим, ну я забыл. — кашляешь, потерев красноватые от простуды глаза. Дима обречённо вздыхает и начинает мерить температуру, ворча про то, какая нынче молодежь пошла. Тебе остаётся только слабо улыбаться. — Дим, у нас разница в возрасте пять лет. — И что? Ты всё равно маленький, глупый, пытающийся казаться дофига умным, наивный ребенок. — на последнем слове он тыкает градусником тебе в грудную клетку. Ты закатываешь глаза, и скоро засыпаешь.