Настоящая магия

— Мама, смотри! Там волшебник! Рейстлин улыбнулся уголками губ и проделал фокус ещё раз. Он был простым, но эффектным, и это был уже пятый раз за сегодня, когда он его использовал. Ему нравилось, как реагируют дети: взрослые, как правило, смотрели на него с лицами людей, которые уже всё повидали в этой жизни, но каждый ребёнок неизменно считал, что он занимается настоящей магией. Для них у него были припасены маленькие подарки, которые появлялись из ниоткуда: за ушами, прямо перед носом или из воздуха. Этому мальчику достался колокольчик, и теперь и его мать улыбнулась Рейстлину, и они пошли дальше по рядам ярмарки, разбитой на центральной площади Палантаса прямо перед огромным кафедральным собором. Он уже порядком замёрз и мечтал о большом стаканчике кофе из пекарни, в которой работал Карамон, или о глинтвейне, но было ещё целых сорок минут до конца его рабочего дня, так что он взял в руки карты. — Мне нужен помощник, — обратился он к толпе, поднимая голову, и обомлел: прямо перед ним в первом ряду стояла девушка, которую он видел каждый день с тех пор, как устроился на ярмарку подработать перед праздниками. Она обычно проходила мимо, и Рейстлин только вздыхал, глядя ей вслед. Видимо, работала где-то неподалёку. Она как всегда прекрасно выглядела — длинное шерстяное платье, видневшееся между полами расстёгнутого белого пальто, распущенные иссиня-чёрные волосы и раскрасневшиеся от холода щёки. А ещё она улыбалась и смотрела на него так, как смотрели дети, и он решил попытать удачу: в конце концов, чем он рискует? — Быть может, вы мне поможете, мисс? Она удивилась, но улыбнулась шире и приняла подставленную им руку, поднимаясь на невысокую сцену. От этого короткого прикосновения сердце у Рейстлина забилось раза в два быстрее, так что холодно ему быть резко перестало. Теперь он лишь надеялся не опозориться прямо перед ней, испортив фокус, который он проделывал тысячу раз, не меньше. — Могу я узнать ваше имя? Это в программу не входило, но кто же узнает? Зато у образа, который снился ему по ночам вот уже две недели, будет имя. — Крисания, — Рейстлин кивнул, тасуя колоду и считая про себя карты. — А ваше? Он оторопел и взглянул на неё, едва не рассыпав все карты неловким движением. Кажется, я сейчас покраснею, обречённо подумал он и понадеялся, что Крисания — он несколько раз повторил про себя это имя, как будто смакуя — решит, что это от мороза. — Рейстлин, — представился он, всё же совладав с собой, и мягко сказал, — пожалуйста, вытяните карту, Крисания. Произносить её имя вслух оказалось ещё приятнее, чем мысленно, и Рейстлину было жаль, что это первый и последний раз. Такие девушки не для таких, как он, — бедных студентов, подрабатывающих на ярмарках и снимающих квартиру напополам с братом. Беря карту, она коснулась его пальцев, и он перестал дышать на пару секунд. Ему всё же удалось взять себя в руки и сделать всё как полагается: показать карту Крисании и зрителям, вложить в середину колоды и отсчитать нужное количество, вытянуть неправильную, выдержать нужную паузу и поджечь её, чтобы стало видно, что загаданная была прямо за ней. На самом деле он ничего не поджигал — это была короткая вспышка, призванная отвлечь внимание, пока карта окажется в его рукаве. Ему похлопали — и Крисания тоже, — и он, отступив от программы, сделал ещё несколько фокусов, для которых ему нужны были другие люди, не желая, чтобы она уходила, но тянуть время бесконечно, увы, было невозможно. Зрители начали расходиться, и она, помешкавшись, словно хотела что-то сказать, но сомневалась, в итоге поблагодарила его и тоже ушла, а Рейстлин в очередной раз смотрел в её удаляющуюся спину. Настроение стало хуже некуда. Был ещё один тип людей, которые подходили к нему на ярмарке. Скептики, считавшие своё мнение крайне ценным, и один из них сейчас решил высказать его Рейстлину очень не вовремя. — Да этот фокус любой школьник сделать сможет. Рейстлин смерил наглого подростка холодным взглядом, чувствуя, как в нём зарождается решимость, благодаря которой обычно происходят крупные изменения в его жизни — не всегда в лучшую сторону, но он всё равно никогда о них не жалел. — Вот и делай, — отрезал он, грубо всовывая парню в руки колоду, — реквизит всё равно был не его, — и сгребая чаевые из шляпы, спрыгнул со сцены с неожиданной для него прытью и с извинениями принялся распихивать толпу, которая к вечеру только увеличилась. Рейстлин больше не хотел смотреть, как она уходит. С работы его всё равно не уволят, а даже если уволят — пусть, он найдёт другую. Лишь бы она не успела уйти далеко! — Крисания! — крикнул Рейстлин, наконец увидев её — белое пальто сильно выделялось, хотя он был уверен, что узнал бы её и без этого, просто так, потому что почувствовал бы. Она резко обернулась и остановилась, и по её лицу стало понятно, что она тоже расстроилась, когда ушла. Рейстлин добежал неё и закашлялся, опёрся руками о колени, согнувшись, силясь отдышаться. Крисания посмотрела на него с сочувствием и положила руку на плечо. — Кофе, — выдохнул Рейстлин, хватая ртом воздух. Она нахмурилась: — Кофе? Он поможет почувствовать себя лучше? — Нет, — Рейстлин мотнул головой и выпрямился. — Ты пойдёшь со мной выпить кофе? — Пойду, — Крисания несколько раз кивнула, улыбаясь и совсем не возмущаясь такому резкому переходу на ты, — Рейстлин запоздало осознал, что это могло звучать невежливо, — но выражение её лица всё ещё было немного обеспокоенным. — Ты в порядке? — Да, — уверенно сказал он, отдышавшись. Возможно, Рейстлин никогда не чувствовал себя настолько в порядке, как в этот момент. Он жестом указал направление, в котором находилась кофейня, приглашая. — Я плачу. — Вот ещё, — неожиданно гордо фыркнула она и развернулась в указанную им сторону. Если до этого Рейстлин не был уверен, что влюбился, то теперь он точно это знал.