Мелочи

Весь вечер Марко… не хватает. Они конечно же сидят рядом, и Олли имеет возможность прижиматься щекой к крепкому, тёплому плечу сколько хочется, но этого все равно мало. Мало рук, мало объятий, мало всего. Олли вздыхает и трётся носом о ткань чужой футболки. Фильм выбирали сообща, такой, чтобы обоим было интересно, но ближе к финалу Марко все равно задремал, и сейчас забавно сопит Олли в макушку. Его нельзя обвинить в лени: студия, магазин, уборка, готовка — это список не из самых лёгких вещей. А Марко ещё и не выспался накануне… Олли сам бы давно устроился поудобнее рядом и отдался во власть Морфея, но останавливают две вещи. Первая — спина. Спины. Которые будут немилосердно болеть на следующий день, если сейчас он позволит и себе, и Марко уснуть на диване. Вторая — это, собственно, сам Марко. Немилосердно уставший, встрепанный Марко, слабо обнимающий Олли поперек живота. У него мешки под глазами, углубившиеся сейчас, в неясном свете телевизора, морщинки, порезы и раздражения на коже от бритвы… Олли улыбается, рассматривая любимое лицо пристальнее. Самое красивое в мире. Чуть меняет положение, садясь удобнее, касаясь едва ощутимо пальцами кожи на щеках. Слишком тонкая и чувствительная, бледная, сухая — у Марко постоянно с ней проблемы, Олли об этом ли не знать. Сам однажды оседлал любимые колени и долго распаривал Марко подбородок и щеки, а затем брил самым новым и острым лезвием, лишь бы больше любовник не ныл о том, что «горит» и «тянет». Правда, про лосьон после бритья и ещё с пяток различных прибамбасов они в итоге вспомнили не сразу — только после того, как торопливо и жадно потрахались прямо в ванной комнате, совершенно потеряв голову и выдержку, только после того, как Марко, отдышавшись, смыл сперму с живота и бедер под довольный смех Олли. Он улыбается, ощущая подушечками пальцев уже начавшую отрастать колкую щетину. Опять, что ли, повторить подвиг? Независимо от сознания, Олли все продолжает и продолжает исследовать, узнавать заново, воскрешать в памяти все маленькие особенности, детали, которые он так любит. И руки изучают, а не гладят — это точно! Изучают шею: тут у Марко след от случайно срезанной родинки. Твердый кадык под пальцами, жёсткие волоски растущей бороды. Олли не выдерживает и мягко касается губами у пульсирующей жилки, ощущая запах одеколона Марко и его собственный. Приятно. Терпко, немного сладко, слегка отдает свежим потом. Придется тащить сонную тушку в ванну. Он нежно улыбается, продолжая свое путешествие. Губы. На первый взгляд кажутся слишком тонкими — просто разрезом без замысла и формы. Но только на первый. Нижняя: мягкая и нежная, верхняя: две прихотливо изогнутые дуги, притягательные, чувственные, подвижные. Олли не выдерживает, лезет с лёгким поцелуем. Скользит языком — рот Марко слегка приоткрыт, дыхание еле ощутимо, целовать его приятно, тепло, сухо и мало. В уголке губ, этой хитрой ухмылки — едва заметная родинка, почти неощутимая, когда торопливо и жадно, невыразимо прекрасная, когда медленно и вдумчиво. Как сейчас. Когда ночь застыла, когда часы не тикают, когда можно безнаказанно гладить плавно очерченные скулы, не боясь быть пойманным. Тонкая переносица, едва заметная морщинка между дугами бровей, потому что Марко жмурится, когда смеется, точёные крылья и маленькая горбинка, которую заметно не всегда: драка с какими-то пьяницами, нежелание ехать в больницу, памятка на всю жизнь. Марко рассказывал эту историю неохотно, Олли смеялся и целовал, без слов говоря «дурак». Марко и так знает. Марко щурится и улыбается от удовольствия, как ребенок, когда Олли целует его в кончик носа. Как сейчас. Марко состоит из деталей, мелочей, которые Олли бережно собирает и трепетно хранит. Потому что мелочи важны. Потому что красота — именно в них. А ещё в них дьявол. Персональный, безмерно талантливый, несносный дьявол, недовольно бурчащий в ответ на толчок в плечо: — Олли? Который час? — Детское время давно кончилось, а ты ещё не в кроватке. Олли качает головой, щекочет Марко ребра, а затем отбивается от немедленной мести, старательно сдерживая смех. В нем сейчас неприлично много сентиментальности и умиления. Узнает кто — засмеёт. — Колючка. Марко вздыхает, смотрит исподлобья, а затем резко сгребает в охапку — и откуда только резвость взялась — и… И душ им, кажется, понадобится обоим. В обязательном порядке.