***
— Почему ты такой преданный? — голос Левандовски болью отзывался в воспоминаниях немца. — А каким мне ещё быть? Марко вспоминает тот диалог. Вспоминает, как они вместе лежали на жёлто-зелёной траве осеннего Дортмунда. Ранний октябрь. Это невероятное время в Германии. Лёгкий ветерок разносит по улице аромат цветущих яблонь, зелёная трава сменяется сушащимся на голой земле сеном и урожаем злаковых культур, от чего поля приобретают невероятный золотистый оттенок, птицы поют, а солнце ещё радует дортмундцев своими лучами. Хоть они уже и не греют так, как прежде. Да, природа такая. Осень сменяет лето, тыквы и кабачки — арбузы и ягоды, а ветер и дождь — летнее солнце. Одно остаётся неизменным — собачья преданность Марко. — Ну… А знаешь, мне плевать. Каким бы ты не был. Единственное, что меня волнует — то, что ты рядом. Вспоминая эту фразу Ройс едва сдерживал слезы. Он ещё не знал. Он не был готов. Он просто… Наслаждался моментом. Сейчас он бы хотел вернуть умение плыть по течению. Но… Он помнит. Он прекрасно помнит, как они лежали в поле, смотрели в небо и обсуждали, на что похожи облака. Не было никакого вчера, не было никакого завтра, было только здесь и сейчас. Мгновение за мгновением. Меньше года отделяли того Ройса от нынешнего. Меньше года оставалось у него, чтобы насладится тем, что у него имелось. Его личное солнце.***
Марко давно простил Роберта, за то что он ушёл. Вернее как? Он и не обижался на него. Да, это было трудно пережить, он злился, грустил, однако… Он прекрасно понимал Левандовски. Он просто повторял про себя:"Если любишь — отпусти». Правда легче от этого не становилось. Легче вообще не становилось.***
— Просто позвони ему. — Не могу. Вдруг он не ждёт или… — Просто п о з в о н и. — А если… Подобные диалоги давно стали частью рутины для немца. Всё его друзья и одноклубники видели, как он переживал потерю друга, все пытались поддержать его. Но каждый раз он находил отговорки не звонить по самому любимому в мире номеру. Почему? Шрамы. Они обладают удивительным свойством. Они напоминают о том, что наше прошлое реально. И не позволяют нам позабыть о событиях, которые оставили эти шрамы. Возможно это последнее, что не давало ему окончательно потерять связь с реальностью.***
Четыре градуса на улице против сорока в стакане. Очередная рюмка — для храбрости — телефон в руке и тщетные попытки набрать нужный номер. Он решился. Сколько можно было ждать? Хуже бы уже точно не стало. Хотя звонить в три часа ночи — не лучшая идея. Только с шестого раза у него получается набрать номер без ошибок. Ройс вышел из бара. Ни ледяной ветер, ни льющий как из ведра ливень не могли помешать ему. Вода стекала по его пшеничный волосам прямо на футболку, затем вниз — на джинсы. Одна минута и вся его одежда промокла до ниточки. Но ему все ещё было плевать. Ветер сносил итак шатающегося немца, почти роняя его на землю. Ещё один гудок. Время ползёт надоедливо медленно, кажется, что каждая минута бесконечна. — Пожалуйста, оставайтесь на линии… Дождь хорошо маскировал слезы, скатывающиеся вниз по щекам Марко. Сколько можно? Хотелось всё стереть из памяти, забыть обещания, выплюнуть яд со вкусом предательства. Сколько дней и ночей понадобится на этот раз, чтобы рана затянулась? А может нужно не время? Может нужно что-то другое? Кто-то другой… — Марко? — Я скучаю… — почти что закричал он. — Я тоже скучаю, малыш. Что случилось? — Роб… Ройс сам не понимал, что говорил, а уж поляку разобрать эту речь было вовсе непосильно. — Тшшш. Тебе не нужно ничего говорить. Повернись. — Что? Марко почувствовал руку у себя на плече. Он не верил глазам. Он просто бросился в объятия к Роберту, не в силах сдерживать слез. Ветер от проносящихся мимо машин растрепал мокрые каштановые волосы Левандовски, развивая растегнутое пальто. Он крепко обхватил друга руками, пытаясь защитить его от холода и дождя. — Марко… — Молчи. Просто молчи и будь со мной.